новым седлом и пухлыми сумками. Кинжал теперь не напоминал лед, металл был
бледным, он был в кожаных ножнах с серебром. Вася села и хмуро посмотрела на это.
«Он сказал тренироваться, – Соловей понюхал ее волосы. – И что кинжал не будет
застревать в ножнах на морозе. И что люди с оружием умирают быстрее, так что лучше не
носить кинжал открыто».
Вася подумала о руках Морозко, исправляющих ее хватку. Она подумала о его губах.
Ее кожа покраснела, она вдруг разозлилась, что он поцеловал ее, оставил дары и бросил
без слов.
Соловей не сочувствовал, а фыркал и вскидывал голову, желая бежать. Вася хмуро
нашла хлеб и медовуху в сумке, съела и бросила снег на костер (который быстро потух,
продержавшись так долго), закрепила мешки на седле и забралась на Соловья.
Версты летели без проблем, и у Васи были дни пути, чтобы набраться сил, чтобы
помнить – и пытаться забыть. Но утром, когда солнце озарило верхушки, Соловей
вскинул голову и шарахнулся. Вася вздрогнула и сказала:
– Что! – а потом увидела тело.
Он был крупным, но теперь его борода была в инее, открытые глаза смотрели,
замерзшие и пустые. Он лежал на окровавленном снегу.
Вася с неохотой спустилась на землю. Подавив тошноту, она поняла, от чего умер
мужчина: удар меча или топора по месту, где шея соединялась с плечом, и это рассекло
его до ребер. Она подавляла отвращение.
Вася коснулась его окоченевшей руки. Следы сапог вели к нему, он бежал до конца.
Но где были его убийцы? Вася склонилась над следами мертвеца. Новый снег сделал
их размытыми. Соловей шел за ней, нервно дыша.
Деревья резко закончились, и они оказались на краю полей. И посреди полей была
сожженная деревня.
Васе снова стало плохо. Деревня напоминала ее: избы и сараи, бани, деревянные
ступеньки и поля. Но эти дома стали дымящимися руинами. Забор лежал на боку, как
раненый олень. Дым катился над лесом. Вася вдохнула, прижав к лицу рукав. Она
слышала вой.
«Те, кто это сделал, ушли», – сказал Соловей.
«Он не так давно», – подумала Вася. Огоньки еще мерцали в деревне, не успев
погаснуть. Выжившие скованно двигались, словно готовые присоединиться к груде
мертвых перед развалинами маленькой церкви. Было слишком холодно, чтобы тела
начали пахнуть. Кровь застыла на их ранах, они смотрели, раскрыв рты, на ясное небо.
Живые не поднимали взгляды.
В тени избы женщина с темными косами сидела рядом с мертвым. Ее ладони
сжимались, как засохшие листья, тело обмякло, хотя она не плакала.
Что–то в волосах женщины, черных на худой спине, заставило Васю вспомнить. И
она слезла с Соловья раньше, чем подумала об этом.
Женщина поднялась, и, конечно, это была не сестра Васи. Это была незнакомка.
Крестьянка со следами холодных дней на лице. Кровь была на ее ладонях, она явно
пыталась заткнуть смертельную рану. Грязный нож появился в ее руке, она прижалась
спиной к стене. Ее голос клокотал в горле.
– Твои товарищи уже ушли, – сказала на Васе. – У нас больше ничего нет. Один из
нас умрет раньше, чем ты меня коснешься.
– Я… нет, – пролепетала жалобно Вася. – Я не из тех, кто это сделал. Я просто
путник.
Женщина не опустила нож.
– Кто ты?
– М–меня зовут Вася, – осторожно сказала девушка, ведь Вася мог быть
сокращением и Василия. – Можете сказать, что тут произошло?
Яростный смех женщины пронзил уши Васи.
– Откуда ты, что не знаешь? Татары пришли.
– Эй, ты, – сказал жестокий голос. – Кто ты?
Вася оглянулась. Старый мужик шагал к ней, широкий и бледный за бородой. Его
костяшки были в крови, он сжимал окровавленную косу. Появились другие, обходя
горящие места. Они держали грубое оружие, топоры и охотничьи ножи, у многих на
лицах была кровь.
– Кто ты? – закричали они, подходя все ближе. – Всадник, – сказал один. –
Отставший. Мальчишка. Убейте его.
Вася, не думая, бросилась к Соловью. Жеребец разбежался и перепрыгнул головы
ближайших жителей, они упали на окровавленный снег, ругаясь. Конь приземлился легко,
как листочек, и побежал бы от развалин в лес, но Вася впилась костями в его спину,
заставив его остановиться. Соловей замер, готовый бежать.
Вася повернулась к кольцу испуганных и злых лиц.
– Я не хочу вреда, – сказала она, сердце колотилось. – Я лишь путник. Я один.
– Откуда ты? – спросил один из жителей.
– Из леса, – Вася почти не соврала. – Что тут произошло?
Пауза была полна горя. А потом заговорила женщина с черными волосами:
– Бандиты. Они принесли огонь, стрелы и сталь. Они пришли за нашими девочками.
– Девочками? Они их забрали? – осведомилась Вася. – Куда?
– Забрали троих, – с горечью сказал мужчина. – Маленьких. Так происходит с начала
зимы в деревнях в этих края. Они приходят, сжигают, что хотят, а потом забирают детей,
– он махнул на лес. – Всегда девочек. У Рады, – он указал на черноволосую женщину, –
украли дочь, а мужа убили в бою. У нее теперь никого нет.
– Они забрали мою Катю, – Рада сжала окровавленные руки. – Я говорила мужу не
биться, ведь я не могу потерять обоих. Но они потащили нашу девочку, и он не
вытерпел… – она затихла.
Слова заполнили рот Васи, но они не помогли бы.
– Мне жаль, – сказала она. – Я… – она дрожала. Вдруг Вася коснулась бока Соловья,
и конь помчался прочь. За ней звучали крики, но она не оглядывалась. Соловей
перемахнул через сломанный забор и скрылся среди деревьев.
Конь понял ее мысль раньше, чем она ее озвучила.
«Мы же не идем туда?».
– Нет.
«Я хотел бы, чтобы ты научилась сражаться, а потом лезла к ним», – сказал
недовольно конь. Белое кольцо показалось вокруг его глаза. Но он не возражал, когда она
повела его к мертвецу, что лежал в лесу.
– Я попытаюсь помочь, – сказала Вася. – Богатыри ездят по миру, спасают дев.
Почему я не могу? – она говорила смелее, чем ощущала. Ее ледяной кинжал казался
большой ответственностью, ножны прижимались к спине. Она подумала о родителях,
няне, людях, которых она не смогла спасти.
Конь не ответил. Лес был тихим под беспечным солнцем. Их дыхание было громким
в тишине.
– Нет, я не буду биться, – сказала она. – Меня убьют, и Морозко будет прав. Я не
могу этого допустить. Мы проберемся, Соловей, как девочки, что воруют печенье, – она
старалась говорить храбро, но все в ней дрожало.
Она опустилась на землю рядом с мертвецом, стала искать следы. Но ничто не
показывало, куда ушли напавшие.
– Бандиты не призраки, – растерянно сказала Вася Соловью. – Кто не оставляет
следы?
Конь в тревоге тряхнул хвостом, но молчал.
Вася размышляла.
– Идем, – сказала она. – Нужно вернуться в деревню.
Солнце миновало зенит. Деревья у забора отбрасывали длинные тени на развалины
изб, плохо скрывая ужас. Соловей замер на краю леса.
– Жди меня здесь, – сказала Вася. – Если я позову, сразу приходи. Сбивай людей,
если надо. Я не хочу умирать из–за их страха.
Конь ткнулся носом в ее ладонь.
Деревня была тихой. Люди ушли к церкви, там собирались разжечь погребальный
костер. Вася держалась тени, прошла мимо забора и прижалась к стене дома Рады.
Женщины не было видно, следы показывали, что ее мужа унесли.
Вася сжала губы и скользнула в дом. Свинья в углу запищала, и ее сердце чуть не
остановилось.
– Тихо, – сказала она ей.
Свинья смотрела на нее глазками–бусинами.
Вася прошла к печи. Глупая идея, но других не было. В ее руке было немного
холодного хлеба.
– Я тебя вижу, – сказала она тихо в холодную печь. – Я не из твоего народа, но я
принесла тебе хлеб.
Тишина. Печь была тихой, дом был неподвижным, ведь его хозяина убили, а ребенка
похитили.
Вася стиснула зубы. С чего домовому приходить на ее зов? Может, она поступала
глупо.
А потом на глубине что–то пошевелилось, из печи высунулось маленькое существо в
саже и волосах. Пальцы–прутики прижались к камню, оно завизжало:
– Прочь! Это мой дом.
Вася была рада видеть домового, видеть его плотным, не таким призрачным, как
банник до этого. Она осторожно опустила хлеб на кирпичи перед печью.
– Разбитый дом, – сказала она.
Слезы выступили на глазах домового, он сел в печи с облачком пепла.
– Я пытался сказать им, – сообщил он. – Я кричал прошлой ночью: «Смерть.
Смерть!». Но они слышали только ветер.
– Я пойду за ребенком Рады, – сказала Вася. – Я хочу ее вернуть. Но я не знаю, как
найти ее. Следов нет, – она повернула голову, слушая, нет ли шагов снаружи. – Хозяин, –
сказала она домовому. – Няня говорила мне, что если семья покидает дом, домовой идет с
ними, если его правильно попросят. Девочка не может попросить, и я прошу за нее. Вы
знаете, куда ее забрали? Поможете найти ее?
Домовой молчал, посасывая тонкие пальцы.
«Надежды мало», – подумала Вася.
– Возьми уголек, – сказал домой, голос стал мягче. – Возьми и иди на свет. Если
вернешь мою Катю, мой вид будет в долгу.
Вася выдохнула, удивляясь успеху.
– Я постараюсь, – она пошарила в печи рукой в варежке и вытащила кусок холодного
черного дерева. – Света нет, – она с сомнением осмотрела его.
Домовой ничего не сказал, он пропал в печи. Свинья снова запищала, Вася слышала
слабо голоса из другого конца деревни, хруст шагов по снегу. Она бросилась к двери,
спотыкаясь о кривые доски. Снаружи был вечер, полный скрывающих теней.
На другой стороне горел погребальный костер: маяк в угасающем свете. С дымом
поднимался вой, люди горевали по умершим.
– Бог вас сохранит, – шепнула Вася, выбежала за дверь в лес, где ждал Соловей.
Уголек домового все еще был серым. Вася забралась за Соловья и смотрела на него.
– Мы попробуем разные направления и проверим, – сказала она.
Темнело. Конь недовольно прижимал уши, но пошел вдоль деревни.
Вася смотрела на холодный уголек в руке. Это…?
– Погоди, Соловей.
Конь застыл. Уголек в руке Васи был светло красным. Она была уверена.
– Туда, – шепнула она.
Шаг. Другой. Стоп. Уголек пылал ярче и жарче. Вася была рада толстой варежке.
– Прямо, – сказала Вася.
Они шли все быстрее, почти бежали, Вася была уверена в направлении. Ночь была
ясной, луна – почти полной, но было холодно. Вася не думала об этом. Она дула на руки,
куталась в кафтан и шла решительно на свет.
Она спросила:
– Ты сможешь нести меня и троих детей?
Соловей тряхнул гривой.
«Если они небольшие, – ответил он. – Но, даже если я смогу, что будешь делать ты?
Бандиты поймут, куда мы ушли. Как помешать им последовать за тобой?».
– Не знаю, – призналась Вася. – Сначала найдем их.
Уголек горел все ярче во тьме. Он стал обжигать ее варежку, и Вася думала
зачерпнуть снега, чтобы спасти руку, но Соловей застыл.
Огонь мерцал меж деревьев.
Вася сглотнула, во рту пересохло. Она выронила уголек, коснулась шеи коня.
– Тихо, – шепнула она, надеясь, что звучит смелее, чем ощущает себя.
Уши коня дрогнули.
Вася оставила Соловья среди деревьев. Она двигалась по лесу осторожно, добралась
до края света. Двенадцать мужчин сидело кругом и болтало. Вася подумала, что с ее
ушами что–то не то. А потом она поняла, что они говорят на чужом языке, что она
слышит впервые.
Связанные пленники были среди них. Украденная курица жарилась на костре,
передавали шкуру. Мужчины были в тяжелых шубах, отложили шлемы с шипами.
Кожаные шапки с мехом покрывали их головы, их ухоженное оружие лежало под рукой.
Вася вдохнула, размышляя. Они казались обычными, но что за бандиты не оставляли
следов? Они могли быть опаснее, чем выглядели.
«Безнадежно», – подумала Вася. Их было много. Как она представляла…? Ее зубы
впились в нижнюю губу.
Три ребенка сидели у костра, грязные и испуганные. Старше всех была девочка лет
тринадцати, младшая была маленькой, ее щеки были в слезах. Они жались для тепла, но
даже из кустов Вася видела, что они дрожат.
За кольцом света покачивались во тьме деревья. Вдали выл волк.
Вася беззвучно ушла от света и вернулась к Соловью. Жеребец уткнулся головой в ее
грудь. Как увести детей от костра? Где–то снова завыл волк. Соловей поднял голову,
слушал вопли, а Вася поразилась красоте его мускулистой шеи, изящной головы и темных
глаз. И ей в голову пришла дикая идея. Она задержала дыхание, но не мешкала.
– Хорошо, – она не дышала от страха и волнения. – Есть план. Идем к тому тису.
Соловей пошел за ней к старому кривому тису, что рос недалеко от тропы. Вася по
пути шептала ему на ухо.
* * *
Мужчины ели украденную курицу, девочки устало жались друг к другу. Вася
вернулась на место в кустах. Она пригнулась, задержала дыхание.
Соловей без седла выскочил на свет. Мышцы двигались на спине жеребца, он был
огромным.
Мужчины вскочили на ноги.
Жеребец прошел ближе к огню, насторожив уши. Вася надеялась, что бандиты решат,
что он – приз боярина, сорвавшийся с привязи.
Соловей вскинул голову, играя роль. Он посмотрел на других лошадей. Кобылица
позвала его. Он буркнул в ответ.
Один из бандитов держал кусок хлеба в руке. Он медленно склонился, взял веревку,
издавал звуки, направившись к жеребцу. Другие встали так, чтобы зверь не сбежал.
Вася подавила смех. Взгляды мужчин были зачарованными, как у мальчишек весной.
Соловей был робким, как дева. Мужчина дважды почти ловил его веревкой, но Соловей
отступал. Немного, не давая им надежды.
Конь медленно уводил мужчин от костра, от пленниц, от их лошадей.
Вася решилась, бесшумно прокралась к лошадям. Она скользнула среди них, шепча
утешения, скрываясь между их тел. Старшая кобылица тревожно слушала гостью.
– Погоди, – прошептала Вася.
Она ударила ножом по колу. Два взмаха, и лошади были свободны. Вася бросилась к
деревьям и изобразила вой волка.
Соловей с остальными встал на дыбы, вопя от страха. Лагерь стал бурей испуганных
зверей. Вася вопила, как волчица, Соловей бросился бежать. Многие лошади устремились
за ним, другие последовали с неохотой. Они пропали в лесу, лагерь был в хаосе. Тот, что
выглядел как лидер, вопил, чтобы его было слышно в шуме.
Он рявкнул слово, и все затихли. Вася лежала на снегу, прячась в кустах и тенях,
задержав дыхание. Она утащила кол в хаосе, спряталась в лесу. Следы лошадей
перекрыли ее следы, и она надеялась, что никто не задумается, как лошади так легко
убежали.
Лидер отдавал приказы. Мужчины послушно бурчали, хотя один был явно недоволен.
Через пять минут лагерь опустел, было проще, чем Вася представляла.
«Они были самоуверенны, – подумала она. – Ведь не оставили следов».
Один из мужчин – недовольный – получил приказ остаться с пленницами. Он хмуро
сел на бревно.
Вася вытерла потные ладони о кафтан и крепче сжала кинжал. Желудок был комком
льда. Она старалась не думать, что будет, если там был страж.
Она вспомнила пустое от горя лицо Рады и стиснула зубы.
Одинокий бандит сидел на бревне спиной к ней, бросал шишки в костер. Вася
подкралась к нему.
Старшая из пленниц увидела ее. Глаза девочки расширились, но Вася прижала палец
к губам, девочка подавила вопль. Три шага, два… Не думая, Вася погрузила острый
кинжал во впадинку у основания черепа часового.
«Здесь, – говорил Морозко, касаясь ледяным пальцем ее шеи. – Проще, чем
перерезать горло, если лезвие хорошее».
Это было просто. Ее кинжал скользил легко. Бандит дернулся и обмяк, кровь текла