брата. Зря ты мне не сказал, кем был, Василий Петрович. Я бы почетно отвел тебя в Лавру.
Касьян не смягчился с того дня в Чудово, но Вася, подавленная сильной усталостью,
ответила:
– Я убежал из дома и не хотел, чтобы весть быстро разошлась. Я вас не знал,
господин. И, – она хитро улыбнулась, почти пьяно, и не понимала, подступил к горлу
смешок или всхлип, – я прибыл вовремя. Да, Дмитрий Иванович?
Дмитрий рассмеялся.
– Точно. Мудрый мальчик. Мудрый, ведь только дураки доверяют, когда они одни в
пути. Идемте, я хочу, чтобы вы подружились.
– Как и я, – сказал Касьян, глядя ей в глаза.
Вася кивнула, ей хотелось, чтобы он не смотрел, она не понимала, почему он
разглядывает ее. Девушки молились бы за такой яркий цвет волос. Она спешно отвела
взгляд.
– Саша, ты в порядке? – крикнул Дмитрий.
Саша осматривал лошадь на царапины.
– Да, – коротко ответил он. – Хотя придется держать меч рукой для щита.
– Хорошо, – сказал Дмитрий. Его конь получил рану в бок, и он пересел на лошадь
одного из своих людей. – Нас ждет еще одна охота, Касьян Лютович. Бандитов нужно
загнать в логово, – Дмитрий склонился и отдал указания, кому нести раненых в Лавру.
Касьян сел на коня и окинул Васю взглядом.
– Осторожнее с мальчиком, брат Александр, – бодро сказал он. – Он цвета снега.
Саша хмуро посмотрел на Васю.
– Вернись с ранеными.
– Но я не ранен, – возразила Вася с логикой, что не убедила ее брата. – Я хочу
увидеть результат.
– Конечно, – заявил Дмитрий. – Брат Александр, не смущайте мальчика. Выпей, Вася,
и едем. Я хочу успеть к ужину.
Он дал ей флягу медовухи, и Вася выпила, радуясь теплу. Ветер стих, и мертвецы
лежали одни в снегу. Она отвела от них взгляд.
Соловей не был ранен, но голову поднимал, и взгляд его одичал от запаха крови.
– Идем, – Вася погладила его шею. – Мы не закончили.
«Мне это не нравится, – топнул Соловей. – Поедем в лес».
– Еще нет, – прошептала она. – Еще нет.
* * *
Дмитрий и Касьян ехали впереди: то один первый, то другой, то тихо говорили, то
молчали, словно проверяли хрупкое доверие. Саша ехал рядом с Соловьем и молчал. Он
придерживал пострадавшую руку.
Снег был притоптан убегавшими, весь в пятнах крови. Соловей притих, но не был
спокоен. Он озирался, почти бежал, шевеля ушами.
Они двигались не быстро, чтобы пощадить уставших лошадей, и день затянулся. Они
попадали то на поляну, то в тень, становилось все холоднее.
Наконец, воины Дмитрия наткнулись на одного раненого бандита.
– Где остальные? – осведомился великий князь, пока Касьян удерживал борющегося
мужчину в снегу.
Мужчина сказал что–то на своем языке с большими глазами.
– Саша, – сказал Дмитрий.
Саша слез с Тумана и заговорил, к удивлению Васи, на том же языке.
Мужчина безумно замотал головой и заговорил.
– Он говорит, у них лагерь севернее. Не больше версты отсюда, – сухо сказал Саша.
– За это, – сказал Дмитрий бандиту, отходя, – я убью тебя быстро. Вася, ты это
заслужил.
– Нет, Дмитрий Иванович, – выдавила Вася, когда Дмитрий протянул ей свое оружие
и указал на бандита в руках Касьяна. Она боялась, что ее стошнит, Соловей хотел бежать.
– Я не могу.
Бандит, похоже, уловил смысл слов, он склонил голову, губы двигались в молитве.
Он уже не был монстром, вором детей, он боялся и делал последние вдохи.
Саша встал и посерел от раны. Он вдохнул, но Касьян заговорил первым:
– Василий – тощий мальчишка, Дмитрий Иванович, – сказал он, сжимая пленника. –
Он может промазать, а люди сегодня уже сделали достаточно, чтобы еще слушать вопли
раненого, умирающего от неточного удара.
Вася сглотнула, ее вид убедил князя, потому что он недовольно пронзил горло
мужчины мечом. Он тут же встал, опустил плечи, вернул бодрое расположение, вытер
пятно крови и сказал:
– Ладно. Мы тебя откормим в Москве, Василий Петрович, и ты будешь пронзать
кабанов одним ударом.
* * *
Лагерь бандитов был маленьким и грубым. Хижины от холода, загоны для зверей, и
все. Ни огради, ни ямы. Бандиты не боялись атаки.
Не было шума или движения. Не было дыма костров, и вид был неподвижным,
мрачным и печальным.
Касьян плюнул:
– Ушли, похоже, Дмитрий Иванович. Те, что выжили.
– Везде обыщите, – сказал Дмитрий.
Его люди проверяли все хижины, искали среди грязи и тьмы, среди вони людских
жизней. Ненависть Васи улетала, оставалась лишь тошнота.
– Ничего, – сказал Дмитрий, когда обыскали последнее место. – Или мертвы, или
убежали.
– Бой был хорошим, государь, – сказал Касьян. Он снял шапку и провел рукой по
примятым волосам. – Не думаю, что они снова нас побеспокоят, – он вдруг повернулся к
Васе. – Откуда тревога, Василий Петрович?
– Мы не нашли их лидера, – сказала Вася. Она посмотрела на лагерь. – Того, кто
управлял ими в лесу, когда я забрал детей.
Касьян опешил.
– Каким был лидер?
Вася описала его.
– Я выглядывал его в бою и среди мертвых, – закончила она. – Я не забыл бы его
лицо. Но где он?
– Убежал, – заявил Касьян. – Потерялся в лесу и голоден, если еще не умер. Не
переживай, мальчик. Мы сожжем это место. Даже если капитан жив, так просто он уже по
глуши не побегает. Все кончено.
Вася медленно кивнула, не совсем соглашаясь, а потом сказала:
– А пленные? Куда их забрали?
Дмитрий приказал развести костры и разделить мясо.
– А что они? – спросил великий князь. – Мы убили бандитов, больше не будет
сожженных деревень.
– А украденные дети?
– А что они? Будь логичнее, – сказал Дмитрий. – Если девочек тут нет, они уже
мертвы или далеко. Я не могу бегать по чаще и искать крестьян.
Рот Васи раскрылся, чтобы зло ответить, но рука Касьяна тяжело легла на ее плечо.
Она прикусила язык и резко развернулась.
Дмитрий пошел прочь, отдавая приказы.
– Не трогайте меня, – рявкнула Вася.
– Я не хотел вреда, Василий Петрович, – сказал Касьян. Вечерние тени делали его
рыжие волосы темнее. – Лучше не злить князей. Есть другие способы. Но тут он прав.
– Нет, – сказала она. – Хороший правитель думает о народе.
Люди собирали все, что горело. Запах дыма разносился по лесу.
Касьян фыркнул. Его веселье заставляло ее ощущать себя Василисой Петровной, а не
юным героем Дмитрия, Василием.
– Вопрос, о каком народе, мальчик. Твой отец, наверное, тоже где–то лорд.
Она молчала.
– Дмитрий Иванович в ответе за души, которых в тысячу раз больше, – продолжал
Касьян. – Он не должен зря тратить силу людей. Тем девочкам не помочь. Не думай о
подвигах сегодня. Ты едва стоишь на ногах, выглядишь, как безумный призрак, – он
посмотрел на Соловья, возвышающегося за ее плечом. – И твой конь не лучше.
– Я в порядке, – холодно сказала Вася, выпрямляясь, хоть и в тревоге оглянулась на
Соловья. – Лучше украденных детей.
Касьян пожал плечами и посмотрел на тьму.
– Они могут быть рады в рабстве, – сказал он. – Те девочки будут хоть стоить монету,
это уже больше, чем для их семей. Думаешь, кто–то хочет девочку–подростка, еще один
голодный рот в феврале? Нет. Они лежат на печи и голодают. Некоторые умрут на пути на
рынок на юге, но их хотя бы могут добить, когда они не смогут идти. А сильные…
выживут. Красивую или умную может купить принц, и она будет жить богато в залитом
солнцем зале. Лучше, чем на грязном полу на Руси, Василий Петрович. Не все рождаются
сыновьями владык.
Голос великого князя нарушил тишину, что затянулась между ними.
– Отдыхайте, пока можете, – сказал Дмитрий своим людям. – С восходом луны
отправимся в путь.
* * *
Люди Дмитрия сожгли лагерь и вернулись в Лавру в темноте. Несмотря на время,
многие жители собрались в тени ворот монастыря. Они кричали всадникам:
– Благослови бог государя! – вопили они. – Александр Пересвет! Василий Петрович!
Вася слышала, как ее имя кричали с остальными, и даже в тумане усталости она
смотрела ехать с прямой спиной.
– Оставьте лошадей, – сказал им Родион. – За ними присмотрят, – юный священник
не смотрел на Васю. – Баня растоплена, – добавил он тревожно.
Дмитрий и Касьян слезли с лошадей, беспечно шутя. Их мужчины последовали
примеру. Вася занялась Соловьем, чтобы никто не задумался, почему она не пошла
мыться со всеми.
Отца Сергея нигде не было. Вася чистила коня и увидела, как Саша пошел искать его.
* * *
В Лавре было две купальни. Они грели одну для жизни. В другой уже вымыли и
перевязали погибших в бою днем, там Саша и нашел Сергея.
– Святой отец, – сказал Саша, войдя во тьму купальни. В упорядоченном мире воды
и тепла люди Руси рождались и попадали туда, умирая.
– Бог благословит тебя, – Сергей обнял его. На миг Саша снова был мальчиком, он
прижался лицом к хрупкому плечу священника.
– У нас получилось, – сказал Саша, собравшись. – С божьей помощью.
– Получилось, – повторил Сергей, глядя на лица мертвых. Он медленно начертил
крест. – Благодаря этим братьям.
Старые глаза посмотрели в глаза ученика.
– Да, – сказал Саша, отвечая на тихий вопрос. – Она моя сестра, Василиса. Но она
вела себя храбро сегодня.
Сергей фыркнул.
– Конечно. Только мальчишки и дураки думают, что мужчины храбрее. Мы не
рожаем детей. Но вы с ней выбрали опасный путь.
– Я не вижу безопаснее, – сказал Саша. – Но больше сражений не будет. И будет
скандал, если ее раскроют, а некоторые люди Дмитрия радостно используют ее темной
ночью, узнав ее секрет.
– Возможно, – тяжко сказал Сергей. – Но Дмитрий так верит в тебя. Он не будет рад
обману.
Саша молчал. Сергей вздохнул.
– Делай, что должен, я за тебя помолюсь, – игумен поцеловал Сашу в обе щеки. –
Родион ведь знает? Я с ним поговорю. Теперь иди. Живым ты нужен больше, чем
мертвым. И их сложнее утешить.
* * *
Тьма превратила святые земли Лавры в языческие, полные теней и странных голосов.
Колокол прозвонил повечерье, и даже он не мог отогнать темное ощущение после боя или
тревожные мысли Саши.
Вне бани люди усеивали снег: жители пали там, оставшись воле Бога. Женщина у
купальни рыдала, раскрыв рот.
– У меня была лишь одна, – шептала она. – Одна, первенец, сокровище. И вы не
нашли ее? Ни следа, господин?
Вася, что поразительно, была там, еще стояла. Она стояла, как призрак, слабая перед
горем женщины.
– Ваша дочь в безопасности, – ответила Вася. – Она с Богом.
Женщина прижала руки к лицу. Вася с болью посмотрела на брата.
Рука Саши болела.
– Идемте, – сказал он женщине. – Идемте в церковь. Помолимся за вашу дочь.
Попросим Богоматерь, заботящуюся обо всех, принять вашу дочь как свою.
Женщина подняла голову, глаза были в слезах, лицо было опухшим и в пятнах.
– Александр Пересвет. – прошептала она, голос прерывался от слез.
Он медленно перекрестил ее.
Он долго с ней молился, как и с другими, кто пришел за утешением, молился, пока
все не утихло. Он считал своим долгом бороться за христиан и разбираться с
последствиями.
Вася оставалась в церкви до последнего. Она тоже молилась, но не вслух. Когда они
ушли, рассвет был близко. Луна скрылась, и Лавру озарял свет звезд.
– Ты можешь спать? – спросил ее Саша.
Она тряхнула головой. Он видел таких воинов раньше, что перегнули с усталостью,
не могли потом уснуть. Так было, когда он убил первого.
– В моей келье есть койка, – сказал он. – Если не можешь спать, мы отблагодарим
Бога, и ты расскажешь, как оказалась здесь.
Она кивнула. Их ноги хрустели по снегу, они бок о бок шли по монастырю. Вася
набралась сил.
– Я еще никогда не была так рада, как когда узнала тебя, брат, – тихо сказала она по
пути. – Прочти, что не смогла показать это раньше.
– Я тоже был рад тебя видеть, лягушонок, – ответил он.
Она замерла, словно пораженная. Вдруг она бросилась к нему, и он сжал рыдающую
сестру.
– Саша, – сказала она. – Саша, я так скучала.
– Тише, – он неловко гладил ее спину. – Тише.
Через миг она взяла себя в руки.
– Не похоже на смелого брата Василия, да? – сказала она, вытирая нос. Они пошли
снова. – Почему ты не вернулся?
– Не важно, – ответил Саша. – Что ты делала в пути? Где взяла коня? Ты убежала из
дома? От мужа? Правду, сестра.
Они пришли к его келье, неуютной в свете луны, маленькой хижине среди других.
Он открыл дверь и зажег свечу.
Расправив плечи, она сказала:
– Отец мертв.
Саша застыл, свеча была в его руке. Он обещал вернуться домой, став священником,
но не сделал этого. Не успел.
– Ты мне не сын, – сказал Петр в гневе, уходя.
«Отец».
– Когда? – осведомился Саша, голос звучал странно даже для него. – Как?
– Медведь убил его.
Он не мог прочитать ее лицо в темноте.
– Заходи, – сказал Саша. – Расскажи все по порядку. Все.
* * *
Это не было правдой, конечно. Не могло быть. Вася любила брата, скучала по нему,
но не знала этого широкоплечего монаха с тонзурой и черной бородой. И она рассказала
часть истории.
Она рассказала, как светловолосый священник запугал народ Лесной земли. Какой
холодной была зима, как был пожар. Рассказала, посмеиваясь, как к ней приходили
свататься, но уехали ни с чем, и как их отец захотел отослать ее в монастырь. Она
рассказала о смерти няни (не сказав, что было потом), о медведе. Она сказала, что
Соловей был из коней отца, но Саша явно не поверил. Она не рассказала, что мачеха
отправила ее искать подснежники зимой, или о домике в роще, как и не поведала о демоне
мороза, холодном, своенравном и порой нежном.
Она закончила и замолчала. Саша хмурился. Она отвечала таким же взглядом.
– Нет, отец не пошел бы в лес, если бы не я, – прошептала она. – Это была я, брат.
– Потому ты убежала? – спросил Саша. Его голос (любимый, почти забытый) был
ровным, лицо – спокойными, и она не знала, что он думает. – Потому что убила отца?
Она вздрогнула и опустила голову.
– Да. Это. И люди… боялись, что я – ведьма. Священник сказал им бояться ведьм, и
они послушали. Отец уже не защитил бы меня, и я убежала.
Саша молчал. Она не видела его лица, а потом выпалила:
– Ради Бога, скажи что–нибудь!
Он вздохнул.
– Ты ведьма, Вася?
Ее язык стал тяжелым, смерти мужчин все еще отдавались дрожью в ее теле. В ней
не осталось лжи, выдумок.
– Не знаю, братишка, – сказала она. – Я даже не знаю, какие ведьмы. Но я никому не
хотела зла.
После паузы он сказал:
– Не думаю, что ты поступила верно, Вася. Греховно женщине так одеваться, и ты
зря перечила отцу.
Он снова замолчал. Васе казалось, что он думает о том, как сам перечил отцу.
– Но, – медленно добавил он, – ты была смелой, далеко забралась. Я не виню тебя,
дитя. Правда.
Слезы подступили к горлу, но она сглотнула их.
– Давай, – сказал Саша. – Попытайся уснуть, Вася. Ты поедешь с нами в Москву. Оля
скажет, что с тобой сделать.
«Оля», – Вася взбодрилась. Она увидит Олю. Она помнила добрые руки и смех
сестры.
Вася сидела напротив брата на койке рядом с глиняной печью. Саша развел огонь, и
комната медленно нагревалась. Вдруг Вася захотела укутаться в меха и уснуть.
Но она задала последний вопрос:
– Отец любил тебя. Он хотел, чтобы ты вернулся. Ты обещал мне вернуться. Почему
не сделал этого?
Ответа не было. Он занялся огнем, может, не услышал. Но для Васи тишина казалась