густой от сожалений брата, что он не высказал.
* * *
Она спала, и сон был зимой, был болезнью. Во сне снова умирали люди, кричали или
терпели, их внутренности были темными камнями на снегу. Фигура в черном плаще
стояла рядом, спокойная, знающая, отмечающая смерти.
Но в этот раз знакомый жуткий голос заговорил в ее ухо:
– Бедный король зимы пытается сохранить порядок. Но поле боя – мое царство, он
приходит лишь собрать, что осталось.
Вася развернулась, за ее плечом лениво улыбался одноглазый Медведь.
– Здравствуй, – сказал он. – Нравится моя работа?
– Нет, – охнула она. – Нет…
Она побежала, безумно скользя на снегу, спотыкаясь на ровном месте, падая в
бесконечную белизну. Она не знала, кричит или нет.
– Вася, – сказал голос.
Рука поймала ее и остановила падение. Она знала форму ладони с длинными
пальцами, с цепкими пальцами. Она подумала:
«Он пришел за мной. Мой черед», – и начала извиваться.
– Вася, – сказал он ей в ухо. – Вася, – в том голосе была жестокость, зимний ветер и
старый свет луны. И грубая нотка нежности.
«Нет, – подумала она. – Нет, не нужно добра ко мне».
Но, хоть она так думала, пыл угас. Она не знала, спит или нет, прижалась лицом к
его плечу и разрыдалась.
Во сне рука робко обвила ее, и его ладонь прижалась к ее голове. Ее слезы сочились
ядом из раны от воспоминаний. Она притихла и подняла голову.
Они стояли вместе в тесном пространстве, озаренном луной, деревья спали вокруг.
Тут не было Медведя, он был скован и далеко. Мороз сделал воздух серебряным. Она
спала? Морозко был частью ночи, его ноги были босыми, его бледные глаза были
встревоженными. Живой мир колоколов и икон, меняющихся времен года казался сном, а
демон холода – настоящим.
– Я сплю? – спросила она.
– Да, – сказал он.
– Ты правда здесь?
Он промолчал.
– Сегодня… сегодня я видела… – пролепетала она. – И ты…
Он вздохнул, деревья дрогнули.
– Я знаю, что ты видела, – сказал он.
Ее ладони сжимались и разжимались.
– Ты был там? Только ради мертвых?
Он молчал. Она отпрянула.
– Они хотят взять меня в Москву, – сказала она.
– Ты хочешь туда?
Она кивнула.
– Я хочу увидеть сестру. Хочу узнать лучше брата. Но я не могу все время быть
мальчиком, и я не хочу быть девочкой в Москве. Они найдут мне мужа.
Он молчал мгновение, но глаза потемнели.
– Москва полна церквей. Много церквей. Я не могу… черти уже не так сильны в
Москве.
Она скрестила руки на груди, отступив.
– Это важно? Я не буду там вечно. И я не прошу твоей помощи.
– Да, – согласился он. – Не просишь.
– Ночью под елью… – начала она. Снег падал вокруг них туманом.
Морозко собрался и улыбнулся. Это была улыбка зимнего короля, старая, светлая и
незнакомая. Глубокие чувства пропали с его лица.
– Ну, безумная? – спросил он. – Что спросишь? Или ты боишься?
– Я не боюсь, – ощетинилась Вася.
Это было и правдой, и ложью. Сапфир грел ее под одеждой, сиял, хоть она не видела.
– Я не боюсь, – повторила она.
Его дыхание холодило ее щеку. Она осмелилась мечтать, что не проснется. Она
сжала его плащ и притянула его ближе.
Она снова удивила его. Он задержал дыхание. Он поймал ее руку, но не отцепил от
плаща.
– Почему ты здесь? – спросила она.
На миг ей показалось, что он не ответит, но он робко сказал:
– Я услышал, как ты плакала.
– Я… ты… ты не можешь все время приходить ко мне, – сказала она. – Спасать
меня? Бросать с тремя детьми в темноте? Спасать снова? Чего ты хочешь? И как…
поцеловать и уйти… я не… она не могла подобрать слова, но пальцы говорили за нее,
впивались в сияющий мех его плаща. – Ты бессмертный, и, может, для тебя я мала, –
яростно сказала она. – Но моя жизнь – не твоя игра.
Он сдавил ее руку в ответ, на грани боли. А потом отцепил ее пальцы по одному. Но
не отпустил. На миг он прожег ее глаза взглядом, так горели его глаза.
Ветер тряхнул древние деревья.
– Ты права. Больше никогда, – просто сказал он, и это снова звучало как обещание. –
Прощай.
«Нет, – подумала она. – Не так…».
Но он ушел.
12
Василий Храбрый
Колокола звонили утреню, и Вася проснулась, ошеломленная снами. Тяжелые одеяла
душили ее. Как создание в ловушке, Вася быстро вскочила на ноги, и утренний холод
привел ее в чувство.
Она вышла из домика Саши в шапке и капюшоне, желая искупаться. Все вокруг
кипело активностью. Мужчины и женщины бегали, кричали, спорили – собирались, как
она поняла. Опасность прекратилась, крестьяне собирались домой. Куриц собрали в
ящики, коров согнали в стадо, детей шлепали, огни тушили.
Конечно, они шли домой. Бандитов прогнали. Их убили, да? Вася отогнала мысль о
пропавшем капитане.
Она пыталась выбрать, нужно ли ей сильнее позавтракать или облегчиться, когда
прибежала Катя, бледная и со сбившимся платком.
– Тише, – Вася поймала ее раньше, чем девушки упали в снег. – Рано еще бегать,
Катюша. Ты чудище увидала?
Катя густо покраснела, шмыгая носом.
– Простите, я вас искала, – охнула она. – Прошу, господин… Василий Петрович.
– Что такое? – встревожилась Вася. – Что случилось?
Катя тряхнула головой, сглотнув.
– Мужчина… Игорь… Игорь Михайлович… попросил меня выйти за него.
Вася окинула Катю взглядом. Девочка была скорее ошеломлена, чем напугана.
– Да? – осторожно спросила Вася. – А кто такой Игорь Михайлович?
– Он кузнец… в кузне, – лепетала Катя. – Он и его мать были… добры ко мне и
девочками… и сегодня он сказал мне, то любит меня и… о! – она закрыла лицо руками.
– И, – ответила Вася, – ты хочешь выйти за него?
Катя точно не ожидала от сына боярина, Василия Петровича, такой мягкий вопрос.
Девушка раскрывала рот, как рыба на суше. А потом сказала слабым голоском:
– Он мне нравится. Или нравился. Но утром он спросил, и… я не знаю, что сказать…
– она была на грани слез.
Вася нахмурилась. Катя увидела, сглотнула слезы и сдавленно закончила:
– Я… хотела бы помолвку с ним. Наверное. Позже. Весной. Но я хочу домой к
матери, ее совет, и чтобы свадьба прошла как должна. Я обещала Аннушке и Леночке
отвести их домой. Но я не могу отвести их одна, так что не знаю, что делать…
Вася отметила с раздражением, что не может больше терпеть слезы Кати, как было и
с ее младшей сестрой. Что бы сделал Василий Петрович?
– Я поговорю с ним насчет тебя, – сказала тихо Вася. – А потом отведу вас домой, –
она задумалась на миг. – Я и мой брат, монах, – Вася надеялась, что присутствие Саши
убедит маму Кати.
Катя замерла.
– Да? Просто… Да?
– Честное слово, – заявила Вася. – А теперь мне нужно позавтракать.
* * *
Вася нашла отдаленный туалет, быстро использовала его в страхе и поспешила к
трапезной. Она шла увереннее, чем себя ощущала. Длинная низкая комната была
относительно тихой, Дмитрий и Касьян ели хлеб, макая его во что–то горячее. Вася
учуяла запахи и сглотнула.
– Вася! – завопил Дмитрий при виде нее. – Садись и поешь. Нам нужно послушать
службу, поблагодарить бога за победу, а потом… Москва!
– Слышал крестьян утром? – спросил у нее Касьян, пока она получала миску. – Они
зовут тебя Василием Храбрым, говорят, что ты избавил их всех от дьяволов.
Вася чуть не подавилась супом.
Дмитрий, смеясь, похлопал ее между лопаток.
– Ты это заслужил! – воскликнул он. – Напасть на лагерь бандитов, сражаться на том
коне… хотя тебе нужно научиться владеть копьем, Вася, и скоро ты будешь легендой, как
твой брат.
– Господь с вами, – Саша услышал это. Он шел, сунув ладони в рукава, как монах.
Он ходил рано молиться с братьями. А теперь он строго сказал. – Надеюсь, нет. Василий
Храбрый. Тяжелое имя для такого юного создания, – но его серые глаза сияли. Вася
поняла, что он может невольно радоваться, хоть они и рисковали с обманом. Она точно
это ощущала, и это немного удивляло. Опасность в каждом ее слове среди этих великих
людей была вином в ее венах, водой в жаркой стране.
«Может, – подумала она, – потому Саша и оставил дом. Не ради бога, не чтобы
ранить отца, а потому что хотел сюрпризов на каждом углу, и он не получил бы этого в
Лесной земле», – она удивленно смотрела на брата.
А потом сделала глоток супа и сказала:
– Мне нужно вернуть трех девочек в их деревне перед Москвой. Я обещал.
Дмитрий фыркнул, выпил залпом пива.
– Зачем? Люди будут идти сегодня, девочки могут пойти с ними. Не нужно зря
беспокоиться.
Вася промолчала.
Дмитрий резко улыбнулся, прочитав ее лицо.
– Нет? Ты выглядишь как твой брат, когда он что–то задумал и остается вежливым.
Ты хочешь старшую девочку – как ее там? Не надо смущаться, Саша, сколько тебе было
лет, когда ты начал заигрывать с крестьянками? Я в долгу перед тобой, Вася. Я могу
позволить тебе поиграть в героя перед красивой девочкой. Все равно недалеко ехать. Ешь.
Мы поедем завтра.
* * *
В ночь перед тем, как покинуть Лавру, брат Александр постучал в дверь наставника.
– Заходи, – сказал Сергей.
Саша вошел и увидел старого игумена сидящим у печи и глядящим на огонь.
Нетронутая чашка стояла рядом с ним, краюшку хлеба чуть погрызли крысы.
– Святой отец, – сказал Саша, наступив на хвост крысы, торчащий из–под кровати.
Он схватил зверька, сломал ему шею и выбросил в снег снаружи.
– Господь с тобой, – улыбнулся Сергей.
Саша пересек комнату и опустился на колени у ног игумена.
– Мой отец мертв, – сказал он без церемоний.
Сергей вздохнул.
– Бог упокоит его душу, – сказал он, начертив крест. – Не знаю, что произошло, что
твоя сестра отправилась в глушь.
Саша молчал.
– Расскажи, сын мой, – сказал Сергей.
Саша медленно повторил историю Вася, глядя все время на огонь. Когда он закончил,
Сергей хмурился.
– Я стар, – сказал он. – И, может, голова меня подводит. Но…
– Это все маловероятно, – закончил Саша. – Я не могу из нее выведать больше. Но
Петр Владимирович никогда бы…
Сергей сел прямее на стуле.
– Зови его отцом, сын мой. Бог не будет оскорблен, как и я. Петр был хорошим
человеком. Я редко видел, как кто–то так горюет от расставания с сыном, но он не сказал
мне ни одного злого слова после этого. И он не казался мне дураком. Что ты собираешься
делать со своей сестрой?
Саша сидел у ног наставника, как мальчик, обвив руками колени. Огонь стер часть
следов войны, пути и долгой одинокой молитвы. Саша вздохнул.
– Заберу ее в Москву. Что еще? Моя сестра Ольга может тихо забрать ее в терем, и
Василий Петрович пропадет. Может, Вася расскажет мне правду по пути.
– Дмитрию это не понравится, если он узнает, – сказал Сергей. – И если твоя… если
Вася откажется скрыться?
Саша вскинул голову, хмурясь. Снаружи было тихо, кроме одного голоса монаха,
который пел. Жители ушли, кроме трех девочек, которые отправятся завтра с отрядом
Дмитрия.
– Она похожа на тебя, как сестра, – продолжил Сергей. – Я сразу это увидел. Ты бы
ушел тихо в терем? После дорог, спасения девочек и боя с бандитами?
Саша рассмеялся от представленного.
– Она – девочка, – сказал он. – Это другое.
Сергей вскинул бровь.
– Все мы дети Бога, – отметил он.
Саша хмурился и молчал. А потом сменил тему:
– Что вы думаете насчет слов Васи… о главаре бандитов, которого мы не нашли?
– Или он мертв, или нет, – сказал Сергей. – Если он мертв, его душу упокоит Бог.
Если нет, мы это узнаем, – спокойно говорил священник, но его глаза сияли в свете огня.
Сергей умудрялся многое слышать в своем отдаленном монастыре. До своей смерти
святой Алексей хотел, чтобы Сергей был его преемником, митрополитом Москвы.
– Я прошу отправить Родиона в Москву, если будет весть о главаре бандитов, когда
мы уедем, – сказал робко Саша. – И…
Сергей улыбнулся. У него было всего четыре зуба.
– А теперь тебе интересно, кто этот рыжеволосый господин, с которым подружился
юный Дмитрий Иванович?
– Да, батюшка, – сказал Саша. Он сел на ладони, вспомнил о ране и отдернул руку,
кряхтя от боли. – Я никогда не слышал о Касьяне Лютовиче. Я долго путешествовал по
Руси. И тут он выезжает из–за деревьев, огромный и в чудной одежде, с его чудными
конями.
– Как и я, – задумчиво сказал Сергей. – А я должен был.
Они понимающе переглянулись.
– Я поспрашиваю, – сказал Сергей. – И я пришлю Родиона с новостями. А пока будь
осторожен. Откуда бы он ни был, Касьян умеет думать.
– Человек может думать и не делать зла, – сказал Саша.
– Может, – сказал Сергей. – В любом случае, я устал. Бог с тобой, сын мой.
Позаботься о сестре и пылком двоюродном брате.
Саша взглянул на Сергея.
– Постараюсь. Они до ужаса похожи в некоторых делах. Может, мне стоит
отказаться от мира и остаться здесь, как священник в глуши.
– Стоит, конечно. Это обрадует бога, – сказал Сергей. – Я просил бы тебя, если бы
думал, что смогу убедить. А теперь иди. Я устал.
Саша поцеловал руку наставника и ушел.
13
Девушка, сдержавшая обещание
Два дня ушло на путь к деревне девочек. Вася усадила их на Соловья. Порой она
ехала с ними, чаще шла рядом с конем или ехала на лошадях Дмитрия. В лагере Вася
сказала девочкам:
– Не уходите из виду. Будьте рядом со мной или моим братом, – она сделала паузу, –
или Соловьем, – конь стал яростнее после боя, как мальчик, узнавший кровь.
Они ели у костра в первую ночь, Вася подняла голову и увидела, как Катя на бревне
напротив плачет навзрыд.
Вася опешила.
– Что такое? – спросила она. – Скучаешь по маме? Еще пару дней, Катюша.
У большого костра, неподалеку, мужчины толкались локтями, и ее брат выглядел
строго, что означало, что он раздражен.
– Нет… я услышала шутки мужчин, – слабым голосом сказала Катя. – Они сказали,
что ты хочешь разделить со мной постель, – она всхлипнула, давясь. – Что такой была
цена за спасение и путь домой. Я… понимаю, но мне жаль, государь. Я напугана.
Вася охнула, поймала себя на этом, проглотила похлебку и сказала:
– Матерь божья, – мужчины смеялись.
Катя опустила взгляд, сомкнув колени.
Вася огляделась, села рядом с девушкой и отвернула ее от мужчин у костра.
– Идем, – тихо сказала она. – Ты была храброй, а теперь решила сдаться
переживаниям? Я не обещал, что ты будешь в безопасности? – она замерла и не знала, что
дернуло ее добавить. – И мы совсем не трофеи.
Катя вскинула голову.
– Мы? – выдохнула она, скользнула взглядом по телу Васи, бесформенному в мехах,
а потом с вопросом посмотрела на ее лицо.
Вася едва заметно улыбнулась, прижала палец к губам и сказала:
– Давайте спать. Дети устали.
Они уснули, довольные, вчетвером под кафтаном Вася и на спальном мешке,
младшие девочки ворочались между старшими.
* * *
На третий – последний – день они вчетвером ехали на Соловье, как при побеге от
меча главаря бандитов. Вася держала Аннушку и Леночку перед собой, а Катя сидела
сзади и обнимала талию Васи.
У деревни Катя шепнула:
– Какое твое настоящее имя?
Вася застыла, и Соловей вскинул голову, младшие девочки пискнули.
– Прошу, – добавила уклончиво Катя, когда конь успокоился. – Я не хочу навредить,