– Я первый, – заявил его товарищ, не сводя взгляда с Васи. – Я ее нашел.
– Тогда лови ее, а не медли, – сказал второй. – Нам нужно найти мальчишку.
Вася оскалилась, руки дрожали, паника стерла мысли.
– Иди сюда, девочка, – сказал первый, помахивая пальцами, словно она была собакой.
– Иди сюда. Расслабься. Я буду хорошим с тобой.
Вася просчитывала шансы, мог ли первый упасть на печку, если она прыгнет на него.
Ей нужно было к Соловью. Ее волосы сдвинулись, и кулон засиял на ее груди. Первый
увидел это, облизнулся.
– Где ты это украла? – сказал он. – Не важно, я и это получу. Иди сюда, – он шагнул
вперед.
Она напряглась, чтобы бежать. Но забыла о баннике.
Поток горячей воды полетел из ниоткуда, окатил мужчину с головы до пят. Он
отпрянул с воплями, споткнулся о раскаленные камни, ударился и обмяк, шипя.
Второй ошеломленно смотрел, а вторая струя воды ударила его по лицу. Он
отстранился, крича, его выгнала из купальни невидимая рука с березовым прутом.
Вася выбежала в соседнюю комнату. Она натянула штаны, рубаху, сапоги, тунику и
укутала плащом плечи. Одежда липла к мокрой коже. Банник ждал на пороге, безмолвный,
но хитро улыбающийся. Крики снаружи стали яростными. Вася замерла и низко
поклонилась.
Существо поклонилось в ответ.
Вася выбежала наружу. Соловей вырвался из конюшни. Трое мужчин стояли вокруг
него, не осмеливаясь подойти.
– Хватайте веревку! – кричал мужчина у ворот. – Быстро! Другие идут.
Четвертый явно попытался схватить веревку, что висела с шеи Соловья, теперь он
лежал без движения на земле с дырой в черепе.
Соловей увидел Васю и бросился к ней. Мужчины отскочили, крича, и Вася
запрыгнула на спину коня.
Звенело больше криков, топали бегущие ноги. Все больше мужчин врывалось во
двор, вскидывая луки.
Все из–за нее?
– Матерь божья… – прошептала Вася.
Ветер выл, пронзая ее одежду, двор погрузился в тень, облака затянули солнце.
– Вперед! – крикнула Вася Соловью, первые вложили стрелы в луки.
– Стой, – крикнул мужчина, – или умрешь!
Но Соловей уже бежал. Стрела просвистела мимо. Вася цеплялась за коня.
«Что, – смутно думала Вася, – я сделала, чтобы такое получить?».
При этом она не знала, что ощутит, если дюжина стрел вонзится в ее грудь. Соловей
опустил голову, копыта топали по снегу. Два прыжка, и они были на улицу. Там были
люди, еще больше, но Соловей удивил их и понесся мило.
Сумерки укутали улицу. Снег падал слепящими снежинками, скрывал их из виду.
Соловей бежал, тихий и сосредоточенный, несся и скользил, слишком быстро
двигался по снегу и доскам. Вася ощущала, как он дергается, приходит в себя, чтобы не
сбросить ее. Снег слепил его тоже. За ними топали копыта, смешиваясь с приглушенными
криками, но они отставали. Никто не мог обогнать Соловья.
Черный силуэт прыгнул перед ними, что–то прочное среди кружащегося белого.
– Врата! – донесся слабый крик. – Закройте врата! – неясные силуэты стражей, по
двое по сторонам, пытались закрыть врата. Брешь сужалась. Но Соловей ускорился,
несясь туда. Нога Васи задела дерево. Они высвободились. Крик раздался со стены,
зашипели стрелы. Она прижалась к шее Соловья, не оглядывалась. Снег падал сильнее
прежнего.
Стрелы уже не долетели бы, и ветер резко пропал, а небо прояснилось. Вася
оглянулась, увидела, что буря, лиловая, как синяк, была над городом, прикрывала ее побег.
Надолго ли?
Звенели колокола. Они побегут за ней? Вася думала о луке, о свисте стрелы у уха.
Они могли. Ее сердце все еще колотилось.
– И–идем, – сказала она Соловью. Когда она заговорила, она поняла, что дрожит, что
ее зубы стучат, что ее кожа мокрая, что она уже замерзла. Она повернула его к дереву с
дуплом, где спрятала седло и сумки. – Нужно убираться отсюда.
Лиловое вечернее небо сияло над ней. Кожа Васи была все еще мокрой от купальни,
а волосы под капюшоном еще не высохли. Но она не хотела рисковать, гнала коня дальше.
Где–то в ее голове была стрела, и мужчина с нечеловеческими глазами целился.
8
Два дара
Соловей несся весь вечер и часть ночи, дольше, чем выдержала бы обычная лошадь.
Вася не пыталась проверять его: страх бился в ее горле. Фиолетовый пропал с неба, и свет
остался лишь от звезд и чистого снега. Но конь мчался, уверенный, как ночная птица.
Они остановились, когда над черными верхушкам поднялась холодная луна. Вася так
сильно дрожала, что едва держалась в седле. Соловей замер, тяжело дыша. Вася съехала
со спины коня, отцепила седло и сбросила с горячих боков Соловья. Холодный ночной
воздух пронзал ее кафтан и мокрую рубашку под ней.
– Иди, – сказала Вася коню. – Не смей останавливаться. Не ешь снег. Я дам тебе
подогретую воду.
Соловей опустил голову, она шлепнула по его боку рукой, которую едва ощущала.
– Иди, я сказала! – рявкнула она, раздраженная из–за страха и усталости.
Конь с трудом пошел, чтобы мышцы не остывали.
Вася содрогалась, тело едва ее слушалось. Луна чуть повисела, как нищий на пороге,
но уже садилась. Не было звуков, кроме треска деревьев на морозе. Ее руки закоченели,
она не чувствовала кончики пальцев. Она собрала хворост, скрипя зубами, с трудом
вытащила кремень. Один удар, второй. Руки болели. Она уронила один в снег, ее ладонь с
трудом сомкнулась на нем, когда она пыталась его поднять.
Искра потухла.
Она прокусила губу до крови, но не ощущала этого. Слезы замерзли на ее лице, но
она и их не ощущала. Еще раз. Удар кремня. Выждать. Подуть на огонь онемевшими
губами. В этот раз искра разгорелась, и немного тепла появилось в ночи.
Вася чуть не зарыдала от облегчения. Она осторожно кормила огонь, добавляла
ветки почти бесполезными руками. Огонь стал увереннее, и через пару минут он
разгорелся, и она топила снег в котелке. Она выпила и Соловей тоже. Глаза коня стали
яснее.
И хотя Вася поддерживала огонь, высушила вещи, как могла, пила много горячей
воды, она не могла согреться. Сон приходил медленно, она в тревоге вздрагивала от
каждого звука, думая, что это погоня. Но она все–таки уснула, потому что проснулась на
рассвете, все еще холодная. Соловей стоял рядом с ней и нюхал воздух утра.
«Кони, – сказал он. – Много коней едет к нам. На них тяжелые люди».
У Васи болели все суставы. Она кашлянула, с болью встала на ноги. Противный пот
прилип к холодной коже.
– Это не могут быть они, – сказала она, стараясь быть смелой. – Как… как бы они…
Она замолчала. За деревьями слышались голоса. Ее страх был диким. Она уже была
во всех одежде, какая была с собой. Она быстро устроила сумки и седло на Соловье, и они
помчались.
Долгий день в пути. Вася пила немного растаявшего снега, грызла замерзший хлеб.
Но глотать было больно, желудок сдавливал страх. Соловей загнал себя еще сильнее в тот
день, если это было возможно. Вася ехала как в тумане. Если бы только снег скрывал их
следы.
Они остановились в темноте. Той ночью Вася не спала. Она сидела у своего
крохотного костра, дрожала и не могла перестать. Кашель сотрясал легкие. В голове
звучали слова Морозко:
«Хочешь умереть в лесном овраге?».
Он не будет прав. Она не позволит. С этой мыслью она погрузилась в тревожный сон.
Ночью сомкнулись тучи, пошел долгожданный снег, тающий на ее горячей коже.
Она была в безопасности. Они теперь ее не отследят.
* * *
На рассвете Вася проснулась с лихорадкой.
Соловей ткнулся в нее, фыркая. Когда она попыталась встать и оседлать его, земля
накренилась под ней.
– Не могу, – сказала она коню. Голова казалась тяжелой, она смотрела на дрожащие
руки, как на чужие. – Не могу.
Соловей сильнее ткнулся в ее грудь, и она отшатнулась. Прижав уши, конь сказал:
«Ты должна двигаться, Вася. Нельзя тут оставаться».
Вася смотрела, голова не соображала. Зимой неподвижность убивала. Она это знала.
Она знала. Почему ей было все равно? А ей было все равно. Она хотела лечь и уснуть. Но
она уже была достаточно глупой, она не хотела злить Соловья.
Она не могла застегнуть седло онемевшими руками, но с трудом подняла сумки. Она
пролепетала:
– Я пойду. Я слишком замерзла. Я упаду с тебя в пути.
Тучи не покидали их в тот день, небо было темным. Вася шагала как во сне. Ей
показалось, что она увидела мачеху, мертвеца среди кустов, и страх встряхнул ее. Еще
шаг. Другой. А потом ее тело стало жарким, и ей хотелось снять одежду, но она
вспомнила, что это убьет ее.
Ей будто слышался топот копыт, зов людей вдали. Они все еще преследовали? Ей
было почти все равно. Шаг. Другой. Она точно могла прилечь… на минутку…
А потом она с ужасом поняла, что кто–то шел рядом с ней. И знакомый голос
зазвучал рядом с ухом.
– Что ж, ты продержалась на две недели больше, чем я думал. Поздравляю.
Она повернула голову и увидела голубые бледные глаза. Ее голова чуть прояснилась,
хотя губы и язык онемели.
– Ты был прав, – с горечью сказала она. – Я умираю. Ты пришел за мной?
Морозко издал недовольный звук и поднял ее. Его руки обжигали жаром, а не
холодом, даже сквозь ее одежду.
– Нет, – Вася толкнула. – Нет. Уходи. Я не умираю.
– Но пытаешься, – парировал он, хотя его лицо, как ей казалось, просветлело.
Вася хотела ответить, но не могла, мир кружился перед глазами. Бледное небо над
головой, нет, зеленые ветви. Они юркнули под большую ель – почти как дерево в ее
первую ночь. Ветви ели были такими близкими, что до твердой земли под ней почти не
долетал снег.
Морозко опустил ее, прислонился к стволу и принялся разжигать костер. Вася
смотрела на него, как во сне, но холодно не было.
Он разжигал огонь не обычным образом. Он прижал ладонь к ветви ели. Она
затрещала и упала. Он поднял кусочки уверенными пальцами, сложил из них кучу.
– Нельзя разводить костер под деревом, – сказала мудро Вася, едва шевеля
онемевшими губами. – Снег сверху растает и потушит его.
Он мрачно посмотрел на нее, но промолчал.
Она не видела, что он делал, двигался ли вообще. Но вдруг огонь возник там, где его
не было, треща и мерцая на голой земле.
Вася притихла, глядя на жаркий огонь. Тепло выманит ее из кокона ледяного
безразличия, она это знала. Часть ее хотела остаться такой. Без борьбы. Без беспокойства.
Без ощущения холода. Тьма подступала к глазам, и она думала, что уснет…
Но он подошел к ней, склонился и схватил за плечи. Его ладони были нежнее голоса.
– Вася, – сказал он. – Посмотри на меня.
Она посмотрела, но тьма тянула ее к себе.
Он помрачнел.
– Нет, – выдохнул он в ее ухо. – Не смей.
– Я думала, что путешествую одна, – пробормотала она. – Я думала… зачем ты
здесь?
Он поднял ее, и ее голова прислонилась к его руке. Он не ответил, а принес ее ближе
к костру. Его кобылица заглянула в укрытие под ветвями ели, Соловей был рядом с ней,
тревожно дышал.
– Уйдите, – сказал он им.
Он снял кафтан Васи и опустился с ней у костра.
Она облизнула потрескавшиеся губы и ощутила кровь.
– Я умираю?
– Сама как думаешь? – холодная ладонь на ее шее, она с трудом дышала, но он лишь
потянул за цепочку и вытащил сапфировый кулон.
– Конечно, нет, – раздраженно ответила она. – Мне просто холодно…
– Хорошо, не умираешь, – сказал он, словно это было очевидно. Ей снова показалось,
что он чуть приободрился.
– Как… – но она сглотнула и притихла, ведь сапфир засиял. Голубой свет зловеще
сверкал на его лице, и свет напомнил о жутком воспоминании: камень пылал, и
смеющаяся тень приближалась. Вася шарахнулась от него.
Он сжал ее крепче.
– Тише, Вася.
Его голос остановил ее. Она еще не слышала в нем эту незащищенную нежность.
– Тише, – снова сказал он. – Я тебе не наврежу.
Он будто обещал. Она посмотрела на него большими глазами, дрожа, а потом забыла
о страхе, ведь с сиянием сапфира пришло тепло, обжигающее живое тепло, и она поняла,
как сильно замерзла. Камень горел все жарче, пока она не прикусила губу, чтобы не
закричать. Дыхание вырвалось из нее, гадкий пот бежал по ребрам. Лихорадка пропала.
Морозко опустил кулон на ее грязную рубаху и устроился с ней на снежной земле.
Холод зимней ночи окружал его тело, но его кожа была теплой. Он укутал их обоих в
синий плащ. Вася чихнула, когда мех защекотал нос.
Тепло лилось из кулона, окружало ее конечности. Пот бежал по лицу. В тишине он
взял ее левую руку, потом правую, обводя пальцы по одному. Боль вспыхнула в руках, но
приятная, пробивающая онемение. Ее ладони с покалыванием оживали.
– Не шевелись, – он поймал ее ладони рукой. – Тихо–тихо, – он другой ладонью
рисовал линии огненной боли на ее носу, ушах, щеках и губах. Она дрожала, но сидела на
месте. Он исцелял обморожение.
Рука Морозко замерла. Он обвил рукой ее талию, и холодный ветер ослабил жжение.
– Спи, Вася, – шепнул он. – Засыпай. На сегодня хватит.
– Там были люди, – сказала она. – Они хотели…
– Никто тебя тут не найдет, – ответил он. – Ты сомневаешься во мне?
Она вздохнула.
– Нет, – она почти уснула, была в тепле и безопасности. – Ты послал снежную бурю?
Тень улыбки мелькнула на его лице, хотя она не видела.
– Возможно. Засыпай.
Ее веки опустились, и она не слышала, как он добавил, словно уже себе:
– И забудь, – бормотал он. – Забудь. Так лучше.
* * *
Вася проснулась ясным утром – пахло холодной елью, теплым костром и солнцем в
тени ветвей. Она была в своем кафтане и на своем спальном мешке. Огонь плясал рядом с
ней. Вася долго лежала и наслаждалась непривычной защищенностью. Ей было тепло –
впервые за недели – и боль из горла и суставов пропала.
Она вспомнила предыдущую ночь и села.
Морозко сидел, скрестив ноги, с другой стороны костра. Он вырезал ножом птицу из
дерева.
Она с трудом села, пустая и слабая. Сколько она спала? Огонь согревал лицо.
– Зачем вырезать из дерева? – спросила она, – если ты руками делаешь чудеса изо
льда?
Он поднял взгляд.
– Бог с тобой, Василиса Петровна, – сказал он с иронией. – Разве так начинают утро?
Я вырезаю из дерева, потому что вещи, на которые ушли силы, реальнее тех, что созданы
одним желанием.
Она замерла, обдумывая это.
– Ты спас мою жизнь? – спросила она потом. – Снова?
Короткая пауза.
– Да, – он не отрывал взгляд от работы.
– Почему?
Он наклонял вырезанную птицу в стороны.
– А почему нет?
Вася смутно помнила нежность, свет, огонь и боль. Их взгляды пересеклись над
огнем.
– Ты знал? – осведомилась она. – Знал. Снежная буря. Это точно был ты. Ты все
время знал? Что на меня охотились, что мне было плохо в пути, но пришел лишь на
третий день, когда я уже не могла передвигать ноги…
Он дождался, пока она утихнет.
– Ты хотела свободы, – ответил он. – Хотела посмотреть мир. Теперь ты это ощутила.
Теперь ты знаешь, как умирать. Тебе нужно было знать.
Она недовольно молчала.
– Но, – закончил он, – теперь ты знаешь, и ты не мертва. Лучше вернись в Лесную
землю. Эта дорога – не место для тебя.
– Нет, – сказала она. – Я не вернусь.
Он отложил дерево и нож и встал, его глаза сверкнули гневом.
– Ты думаешь, я хочу тратить дни, чтобы следить за твоими глупостями?
– Я не просила тебя о помощи!
– Нет, – парировал он. – Ты была занята. Ты умирала!