Позёр!
Всегда, так ведет себя, общаясь со мной. Стоит решить и быстро: рассказывать ему что-либо или дать ему возможность поработать с “чистого листа”?
До неприметной лавочки в которой торгуют всякой-всячиной осталось пару шагов.
— Да, мэтр, — сиплю я, стараясь не взяться за горло, не поможет же, — все в порядке.
Я толкаю дверь в лавку, занимающую небольшое помещение, больше похожее на магазин старьевщика или низкосортный ломбард. Где сейчас Сфайрат? Чем закончилась его потасовка с Рэндаллом?
Я злюсь, конечно, отчасти в случившемся есть моя вина. Ведь знала же о его отношении к себе, знала и о том, какие мысли могут возникнуть у двух драконов после предложения наведаться в неприветливый и враждебный для них край. Запоздало очнулась, но что теперь — дуть на воду? Да, мне надо было объясниться за свою глупость и наивную тягу к волшебным островам и, наверное, я бы сделала это, не стань этот дурак осматривать мой шкаф и не будь я так занята последующими злыми размышлениями того, что произошло. В приемной у лекаря все стало куда хуже: слабость, раздражение от собственной беспомощности, еще этот птеродактиль, что сидел и караулил меня словно сторожевой пёс.
Сфайрат оставил его, чтобы я не сбежала? Я сама вернулась обратно, на кой ляд мне бежать?
— Ты прав Трист, я бездарность.
Изящный наклон головы и вот он смотрит на меня, задумчиво, не обращая внимания на то, что дверь, он так и не отпустил и в помещение наползает стужа.
Лавке это будет “полезно”, ее хозяин совершенно не заботится о такого рода чистоте, как смахивание пыли.
— Объяснишь?
— Нет.
Ох, уж эта его тяга к самолюбованию!
Незачем подкармливать его эго, достаточно того, что много лет я смотрела, нет, заглядывала ему в рот и искала одобрения.
Я вежливо улыбаюсь и качаю при этом головой, в подтверждении своего ответа. Не хочу ничего объяснять, в свое время “наобъяснялась”, а сейчас только голос надрывать.
В помещении, которое на Земле, назвала бы антикварной лавкой, столько всего “диковинного” вокруг: сушеные головы, каких-то сапиэнс, крылья фей, акульи зубы (эм, в них то, что особенного?), пучки засушенных трав, бутылки с маслами различной степени прозрачности с глиняным печатями на горлышках и какими-то гадами внутри, тюки ковров, разнообразные шкатулки, инкрустированные мозаикой кресты, стеклянные сферы с изображениями животных, тубы со свитками и без, грозящие обрушиться на головы посетителям, огромное количество ламп под потолком, создающих загадочный свет, здесь же висят украшения, в своем богатом разнообразии кулонов, с сердцевиной из простых стеклышек, камешков, сделанные из проволоки, кожи; до кроличьих лапок и крыльев нетопырей. Мешки с приправами и резко пахнущими, химическими ингредиентами.
Кто выдал ему разрешение на торговлю? Каждый раз, заходя в пыльное, забитое разнообразным хламом помещение, задаюсь этим вопросом. И, прошу благословения Богов на его голову. Здесь невероятно интересно покопаться, разглядывать всякий хлам, добытый хозяином со всех концов света.
В этот раз, мне нужно кое-что определенное, не просто разглядывать диковинки и рыться на пыльных полках. В прошлый свой визит, я нашла этот невзрачный кулон, роясь на стеллаже доверху забитым старыми шкатулками. Простая цепочка, потяни за которую чуть сильнее и тут же порвется, каплеобразный кулон из дешевой стали с секретом для фотографии или записки. На нем нет гравировки, инкрустации эмалью, может быть было когда-то, но стерлось. Такие вещи можно найти на блошиных рынках в человеческом мире или киосках, торгующих журналами и всякой дешевой безделицей, но магический потенциал у него потрясающий: взглянув на него в силовом спектре, можно увидеть, как вещичка пульсирует, притягивает к себе силу, просится, чтобы его усилили.
— Добрыф день иднэ.
— Добрый день Гарриет.
Гарриет, хозяин лавки, коротко кланяется мне, быстро прижав подбородок к груди и взглянув на меня блестящими черными глазами. В них, мне видится не скрываемое любопытство, вдобавок ко всему, он явно в хорошем расположении духа и предвкушает свое излюбленное развлечение — красочный и эмоциональный торг.
В памяти всплывает орчиха-шаманка из химчистки, у нее тоже все хорошо. Выходцы северных земель оказались очень далеко от родных краев, вдали от своего народа, что предпочел изгнать их, тем самым наказав, однако, всем на зло, у них все получилось и они нашли свое место в мире, занявшись не традиционным занятиями для орков: торговля и оказание услуг.
Рослый орк одет по столичному, можно сказать с неким лоском: темно-зеленая рубашка, распахнута на мощной светло-зеленой груди с рыжей порослью и каскадом темных бус, что напоминают мне ягоды черноплодной рябины. Рубашка ему впору, просто он франтит, следуя столичной моде, темные брюки, льняной передник без единой морщинки и с разводами от сухой грязи, такой, как если бы прижимали к груди нечто очень и очень пыльное. Темно-каштановые волосы подстрижены и убраны назад, в несколько идущих друг над другом хвостов и спрятаны за широкие уши, с острыми навершиями с продетыми в них, золотыми колечками сережек.
— Как торговля? Как идут дела?
Орк весело скалится, угрожающе выпячивая из-под губы белоснежные клыки, и опирается на витрину мощным корпусом. Витрина молчит, не издав ни единого жалобного скрипа, даже при всей своей кажущейся хрупкости.
— Спасибо иднэ, не так хорошо, как хотелось бы, но на хлеб с солью хватает.
Отвечает он стандартной фразой всех торговцев, явно нежелающих спугнуть удачу.
— Заметно, что твои дела идут не очень. Но не расстраивайся скоро зимнее равноденствие и народ повалит, в попытке отыскать оригинальный подарок, — орк согласно кивает, а я продолжаю, — Мне нужна та коробка.
— Ее нет, я продал все ее содержимое, а ее сжег.
У меня нет никакого желания торговаться и сбивать цену, сегодня не до развлечений. Я провожу по начищенной витрине пальчиком, оставляя на стекле размытый след, якобы раздумывая над его словами, хотя тут и думать нечего, собирайся и уходи, нужной мне вещи — нет.
Трист стоит позади, никак не вмешиваясь в происходящее, кроме как изучает окружающую обстановку. Он уже бывал здесь и с Гарретом знаком, каждый раз его занимают товары, но уж никак не орк, его слова и диалог происходящий между ним и мной.
— Гарриет давай в другой раз? — сиплю я, с надрывом произнося каждое слово, — Сегодня, мне просто нужна коробка или то, что в ней. Я заплачу тебе экель, не больше и не меньше.
Орк продолжает улыбаться, но его взгляд суровеет и пробегается по мне, следом исчезает улыбка и появляется тревожная озабоченность.
Да, что с ними со всеми такое? Не умираю я!
Ну, что он видит? Мои темные круги под глазами? Синяки? И, что?
— Тебе нужно больше отдыхать иднэ. Сефчас принесу твою коробку.
Я смотрю вслед удаляющемуся к дальним стеллажам орку, тот едва заметно прихрамывает. Его бедро, так до конца и не зажило, после ранения метровой стрелой, что оставили ему на память степняки.
— Мэтр, не одолжите мне серебряный?
— Пожалуйста. Экель, это не слишком ли большая цена для какой-то коробки?
Интересуется Трист, кивая и все также не глядя на меня, протягивает серебряную монету, невесть откуда взявшуюся в его руках. Только что ничего не было и вот, пожалуйста, экель.
Как ему удается проделывать такие фокусы? Он ведь не тянулся в кошель, а достал именно ту монету, того номинала, что я у него попросила.
Он знает, что я замечу это и задамся вопросами. Эти мелочи, эти крошки, что он бросает мне, ожидая, что я пойму и разгляжу общую картину.
Может, он поговорил с аптекарем и узнал про истощение, вот только когда? Значит был здесь раньше и знает о содержимом коробки. Это раздражает, почему ему так необходимо знать всё и обо всех? Зачем ему лезть в мою жизнь о которой он и без того знает предостаточно? Профессиональная издержка? Привычка?
Не буду обращать внимание и спрашивать тоже ни о чем не буду.
— Спасибо, не слишком. Ты мне так и не ответил на мой вопрос.
Исх’ид приподнимает бровь, не обращая внимания на меня и продолжая рассматривать помещение, вот, наконец, он опускает ко мне свое лицо, приподнимает бровь в недоумении, словно не понял, о чем идет речь. Хочется, взять и надавить на эту бровь, вернуть ее обратно, усилием стереть с лица это деланное непонимание.
— И это единственное, что тебя интересует?
Нет, я хочу купить кулон и отправиться домой, чтобы подобрать камень для фламбиса.
Нет, это необходимо.
Я хочу подогретого вина со специями, чтобы хоть немного снять напряжение, расслабиться и перевести дух.
Дожила, начинаю пить в середине дня!
У меня сегодня выходной день, а выходит какая-то бесконечная, утомляющая, опасная кутерьма, которой хватает в трудовых буднях.
Провела день в компании босса, узнала о драконах! Чуть не убили!
Я хочу увидеть Сфайрата и знать, что с ним все в порядке. Где он?
— Нет, я хочу вернуться и забрать заказ, мне не улыбается, хлопаться в обморок при каждой пустяковой ране.
Его губы дрогнули, но улыбку так и не пропустили. Он опирается локтем о витрину, полы его ландо раскрываются, демонстрируя пепельно-черные и синие оттенки одежды.
-“…не улыбается, хлопаться в обморок…”, ты так изысканна в подборе своих выражений, что с тобой делают эти земляне? — густая, русая бровь приподнимается еще выше, — Ованэль скоро объявится, когда пахнет жаренным, у него быстро находятся неотложные дела. Что случилось в аптеке? Один из драконов пытался тебя убить…
Вот так да! Ованэль боится оказаться в центре неприятностей? Он же полевой лекарь, ему ли не привыкать к подобному образу жизни?
— Но это не равно тому, что он дурак. Представь, если бы и его зацепило?
Трист правильно понял мое удивление. Я рассматриваю его.
— Но он-то не знал, что они драконы, в отличие от тебя. Зацепило бы и подлечил бы себя, что тут такого?
Трист жмет плечами.
— Наверное, привычка? Что до меня, мне не хотелось бы петь на твоих похоронах, ты знаешь, у меня скверный голос.
Ну, да!.. Я серьезно киваю.
Хороший у него голос, трогающий за душу, чувственный и волнующий, полагаю женщины часто говорят ему об этом, да, вот только я всегда утверждаю обратное, чтобы как-то сбить с него спесь и уверенность в собственной неотразимости.
— Ну, да! Предположу, что Боги, услышав твое пение, сжалились бы над собой и вернули мою душу из Чертогов Бесконечности, только бы ты не слышать твой заунывный скрип.
Трист, соглашаясь, кивает. Его, как и меня забавляет этот диалог. Я знаю о его таланте, но не спешу признавать это и смотреть на него с видом очарованной дурочки, он знает правду, но предпочитает подыгрывать мне.
Безукоризненный. Пепельно-серые брюки наглажены, синяя жилетка сидит, как влитая, рубашка цвета слоновой кости, серо-зеленый платок не завязан и его концы щегольски спущены вниз.
— И все-таки Вэлиан, что случилось? Он напал на тебя, и ты можешь обратиться к страже, он больше никогда не появится в городе.
Гаррет появился весьма вовремя — избавил меня от необходимости отвечать что-либо Тристу. В жилистых руках орка простая картонная коробка, а в ней простенький, даже не золотой кулон, такие были в моде одно время, в них хранили миниатюры изображений возлюбленных и срезанные локоны.
* * *
В носу защекотало от закружившейся вокруг пыли. Вэл пытается сдержаться от того, чтобы не чихнуть. Гарриет приносит с собой не только кулон, но и кучи пыли. Неизвестно откуда появляется платок с запахом можжевеловых ягод и очень тихим “пожалуйста”.
Она все-таки чихает.
— Будь здорова!
Раздается сразу с двух сторон, Вэлиан кивает, прижимая платок к носу. В носу опять свербит, она чихает еще, и еще, и еще раз, каждый раз слыша дуэт голосов, почти синхронно говорящих: “будь здорова!”
— Гарриет, откуда такая любовь к пыли?! Апчхи!
— Будь здорова!
Вновь хором. Вэл качает головой, прижимая платок к носу. Да, чтож такое-то?!
— Да, это бесполезно! Она копится с каждым днем, сдается мне это проклятье тоф ведьмы с соседнеф улицы или она подбросила что-то, что притягивает ко мне пыль со всех концов города.
Гарриет виновато разводит руками, глядя, как Вэлиан пытается отнять платок, делая медленный вдох.
— Надо бы тебя обучить заклинанию уборки, расход энергии минимален, раз ты не можешь наладить отношения с женщиной.
— Какой там женщиной? Она ведьма!
Возмущенно рыкает орк, но я и слышать ничего не хочу: к любой женщине можно найти подход, даже, если она старая карга — подарить ей стакан для искусственной челюсти, раствор для хранения протезов или коробку мятной пастилы. Всё — готово!
— Нет, и что теперь? Извинения принеси каким-нибудь оригинальным способом, внимание ее вредной персоне удели и всё закончится!..
Вэл замирает, вроде бы справившись с щекочущим наваждением. Трист и Гарриет с интересом смотрят на то, как она замерла. Эльфийка качает головой, на этот раз, всё обошлось, у нее даже глаза заслезились.
— Почему вы не чихаете?
Гарриет довольно ухмыляется.
— Ношу амулет от насморка, вот и не действует на меня эта напасть!
Трист жмет плечами, взглянув на нее с укоризной.
— Вэл, каждый раз, когда я попадаю в эту лавку, я набрасываю на себя воздушный фильтр, думал, ты делаешь также, в самом деле, не первый же раз, ты в этом клоповнике.
— До этого момента все как-то обходилось, — Вэл прижимает платок к носу, — Гарриет давай я научу тебя заклинанию уборки? Даже малый артефакт силы потянет это заклинание, а ты избавишься от этих пыльных барханов!
— Давай, но не слишком то я способен к магии.
Смущенно соглашается орк, опасливо взглянув на Триста, тот жмет плечами. Магия вполне себе безобидна и не носит в себе какой-то особенной черты их народа, чтобы было, что скрывать и чему противиться. Так, общедоступная школьная программа.
— А ты просто повторяй за мной и запоминай, это магия слова и жеста. При хорошей памяти и желании все должно получиться.
Пока Вэл обучает орка заклинанию, терпеливо и раз за разом объясняя и показывая одно и тоже, Трист в очередной рассматривает ее, подмечая каждое произошедшее в ней изменение.
Спустя полчаса у Гарриета начинает получаться, он успешно избавился от серого налета пыли с внутренностей стеклянной витрины, так, что хранившиеся внутри камешки приветственно засверкали, не хуже алмазов. Оркам ведь такие заклинания без надобности, у них свое видение чистоты, но видимо Вэлиан далеко не первая разразившаяся чиханием и, есть среди посетителей те, что спешно покинули лавку, так ничего и не купив.
Все было бы куда проще, если бы она влезла в сознание орка и дала ему увидеть нити этой магии изнутри, в каком порядке они должны возникнуть, но сейчас, она не в том положении. Ее терпению можно только подивиться, Гарриет не самый безнадежный ученик, просто Трист не раз и не два имел возможность наблюдать за опустошенными.
Они, лишившись силы, напоминали калек у которых отобрали что-то жизненно-важное, от того быстрее теряли терпение и выходили из себя, демонстрировали всю силу своего нетерпения, словно капризные дети. Крики, вспышки агрессии, слезы, замкнутость и отрешенность — все это обычное поведение для не до магов.
Орк вытягивает руку, в его зеленоватых, узловатых пальцах поблескивает крошечный, каплеобразный медальон, с тусклой медной цепочкой.
— …применяй, хоть каждый день, — договаривает Вэл, убрав платок от лица, — ты молодец.
Трист наблюдает за тем, как женщина забирает вещичку, осторожно коснувшись руки орка, взамен нее оставив крошечную серебряную монету, размером с отпечаток ее мизинца. Гарриет кивает, не протестуя, не торгуясь и не поднимая ор, что удивляет Триста, который с интересом наблюдает за обменом.
Обычно, в этой лавке торгуются до хрипоты. Однако, не в случае с его неудавшейся ученицей.
— Платок, можешь оставить себе.