Он не складывает крылья, продолжает откидывать их назад, сопротивляясь налетевшему северному ветру, принесшему снег и мелкую крошку льда. Из пасти ящера-исполина рвется пламя и рык, что оглашают округу и разносятся далеко вперед, вторящему ему эху гор.
Ничего не происходит. Он подождет. Сфайрат ждал так долго, что несколько минут погоды не сделают.
Пелена спадает. Пейзаж за долгие годы практически не изменился. Опытный глаз, знающий куда бросить взгляд, заметит, как где-то вдали, на уступах и в каменных бассейнах стоят аккуратные домики, окруженные садами с уже облетевшей листвой, у подножья далеких гор вьется голубая лента реки, убегающая далеко на Север, отражающая тысячу бликов в погожий день.
В небе появляются драконы, стремительно приближающиеся и превращающиеся из темных точек в знакомые и привычные очертания крылатых диплодоков. Дракон не меняет положения в пространстве, продолжая взмахивать крыльями, глядя на приближающуюся десятку.
Это конвой или все-таки почетный эскорт?
Драконы не умеют улыбаться, но при мысли о «диплодоках» Фэйт сердито фыркает, выпуская искры ноздрями. Даже сейчас она всплыла в его мыслях, умудрилась плотно закрепиться в них и «тянуть» назад, домой. В крошечную коробку квартиры.
Ему так не хотелось оставлять ее одну, но Сфайрат не мог взять ее с собой.
— Назови себя! — слышится с десяток голосов, на краткое мгновение заглушая мысли.
Последующий рев, в котором не слышится ничего, кроме рыка и ярости. Парящие драконы замирают, затем облетают его со спины, выстраиваясь клином позади него. Он не собирается называться им, когда они и без того знают, кто перед ними.
Совет древних правителей будет принимать его обратно, Сфайрат, в свою очередь, должен будет произнести слова раскаяния или привести доказательства невиновности. У него не было доказательств — все только сплошные догадки и подозрения.
Посторонних быть не должно, никто не должен знать, что мудрейшие из мудрых способны совершить ошибку, поддаваться страстям и эмоциям, тогда как окружающий мир видит в них мудрость поколений. Никто не должен знать, что те, кто разработал знаменитый Договор с разделением магических существ и людей, сам же и проср… сам же и нарушил его в первые же годы его действия.
Теперь официальным хранителем магического свитка, скрывающего настоящую действительность являются фаэдиры, тот самый Молендиум, в который их так уговаривала попасть Вэлиан.
Рэндалл и тот не решился заявиться вместе с ним. Его можно понять — друг не контролирует мысли и эмоции так, как Сфайрат, может выдать себя и распалить уже остывшие угли давно ушедшего прошлого, что еще живо в нем, словно это произошло неделю или месяц назад.
Старейшие и мудрейшие легко вторгаются в молодые головы и читают в них все, что тем хотелось бы скрыть. Так было, когда его изгоняли.
Поэтому вину молодого дракона Сфайрат взял на себя, уже тогда он мог закрываться от остальных и представить свою версию реальности. Рэндалл убил или спас человека, и не просто человека, а ту что творила историю, влияла на ее ход. Он утверждал, что хотел ее спасти, но вышло так, что и останков не нашли. Радио спектральным анализом в те времена никто не владел, поэтому вместо трупа им достался лишь пепел.
Минаре Изумрудная. Встретит ли она его сегодня в центральной зале? Или будет дожидаться дома?
Старая гора, бывшая некогда главной вершиной, окруженная себе подобными, теперь уже куда более высокими пиками, казалось жалкой и вполне себе бесполезной. На образовавшемся плато не строились дома, не разводились сады, не воздвигались дворцы и монументы. Но эта видимость была обманчива. Гора, в честь которой была так безыскусно названа одна из драконьих стран, скрывала в себе тайну.
Ранним утром, когда восходящее солнце заливало своим светом все вокруг, круглое плато отражало его свет, окрашиваясь в золотой цвет, словно жерло вулкана, наполненное кипящим золотом, она вспыхивала и заливала своим светом все вокруг. Через «золотую чашу» драконы попадали в горную цепь и уже оттуда расходились по бесконечным анфиладам подземных ходов и тоннелей, чтобы, преодолев их, оказаться в пещерах, наполненных златом, серебром, самоцветами или «чем-то там еще».
Золотая чаша оказалась входом в подземный город с бесконечными подземными улицами и площадями, милыми скверами с разведенной здесь редкой растительностью. Все это когда-то отстроили сами драконы, подпитав сооружения магией, что не давала обрушиться многим тоннам породы.
Проходя сквозь бесконечные залы и тоннели лабиринтов, Сфайрат никогда не переставал удивляться удивительному зрелищу: все здесь было наполнено светом от источавших его сталактитов и резных колонн сталагмитов, испещренными древними рунами, узором и рисунками неизвестных ему миров.
Сфайрат врезался в золотую поверхность, тут же оборачиваясь и становясь на ноги. В центральном зале церемониальной площади с гранитной мостовой, где он впервые встал на крыло, пусто, никто не встречает. Оно и понятно — официальная церемония «прощения» пройдет не раньше, чем через месяц, прежде чем правители обдумают его слова, разберутся с мыслями. Набьют себе цену. Куда им спешить?
Огромная площадка и первая церемониальная зала, в которой до этого мальчишки становились драконами, огромными рептилиями, покрытыми чешуей разнообразных расцветок, перепончатыми крыльями, огненной железой, что позволяла изрыгать огонь, устрашающими ороговевшими наростами, рогами, украшавшими великолепные головы, последнее было у мудрейших и старейших как показатель возраста, мудрости, богатства и положения в обществе.
До поры до времени, у Рэндалла и Сфайрата на сей счет было свое мнение, более прозаичное и более оскорбительное, о чем его предупреждал учитель Кайшер, нисколько не обижается на слова ученика. Смешки прекратились в тот день, когда у них самих появились первые «рога» и тут уж проще было считать, что они становятся мудрыми, чем гадать, кто из девиц наставил им рога.
Сфайрат огляделся, вспоминая, как он оказался здесь в первый раз. Давно это было. Сейчас же не время предаваться воспоминаниям прошлого, следует идти в главную залу и решить все, чтобы идти в дом и, наконец, уже обнять Минаре. Он так скучал по ней.
— Вы готовы, ар Хеллашэн?
Он чуть было не забыл о почетном эскорте. Сфайрат кивнул, двинувшись вперед уверенным шагом. Дорога заняла чуть менее получаса, наконец, они остановились перед огромными створками, за которыми скрывается зал Совета, залитым ярким белым светом, что просачивается снизу из-под тонкой щели между дверью и полом. В этом зале нет ничего особенного, кроме света, по сути просто грубо обработанная пещера невероятных размеров, чтобы вместить двенадцать драконов в натуральную величину. Истинный облик необходим, чтобы видеть истинную суть вещей, которую способен узреть лишь дракон. Не человек и даже не кай.
«Как они еще не ослепли? — подумал Сфайрат, в который раз задаваясь этим вопросом, — интересно, будет ли в этот раз присутствовать Кайшер? Вряд ли. Сейчас он признает вину и возвращается из ссылки, тогда он уходил, скованный клятвами и запретами».
Нет Минаре, нет Кайшера. Сфайрат вновь один. Перед глазами встает образ женщины, что подмигнула ему с мрачной улыбкой. Вэл. Как она там? Не влезла ли во что в очередной раз? Дракон спокоен и не подает «признаков жизни». Это хороший знак.
В конце концов, все подходит к концу и обошлось «малой кровью». Рэндалл жив, никто не казнен, чтобы потешить самолюбие фаэдир. Остается идти и не гадать, что еще мог придумать совет за столь долгое время или под влиянием крылатого народа.
Он делает глубокий вздох, огромные створки дверей распахиваются, и он делает шаг вперед, ослепляемый светом, но продолжает идти — всего пятнадцать шагов, и он окажется в центре залы.
— Сфайрат Нэффэйт Хеллашэн?
Тишина оглушает, тишина давит, опускаясь тяжелым ярмом на плечи. Сфайрат прикрывает глаза, перед ним вновь встает образ смешливо-улыбающейся женщины. Прорезали, давящую на плечи тишину двенадцать голосов драконов, говоривших одновременно с впечатляющей синхронностью, так что казалось, что голос всего один, но в нем проскальзывали и женские интонации.
— Да, мудрейшие. Я предстал перед вами в назначенный день и час.
Продолжительное, испытывающее молчание. Сфайрат терпеливо ждет, время идет на секунды, не время показывать нетерпение.
— Что ты пришел сказать нам, Сфайрат, из рода Несущих Огонь?
Сфайрат медлит на мгновенье, он готов произнести слова, но медлит вовсе не поэтому. Он справляется с вторжением в сознание, что больше похоже на острый приступ головной боли и болезненный укол в висок одновременно. Ломятся в сознание так, как будто это дверь в сарай.
— Я пришел за своей участью.
Он держит перед глазами образ Вэлиан, это помогает. Он отвлекся от боли.
«В прошлый раз было тяжелее и больнее. У тебя не было ее», — шепчет дракон осторожно, словно боится выдать себя: Но и тогда ты справился.»
И правильно делает: они не должны почувствовать того, что он спокоен, даже хладнокровен.
В Совет входят только сильнейшие драконы, и сила их не в физическом превосходстве, а в ментальном, в том, как легко они могут проникнуть в сознание другого дракона, заставить раскрыть свои мысли и замыслы, покопаться в воспоминаниях и вызвать в памяти уже пережитые чувства, увидеть и почувствовать, что ты испытываешь сейчас.
Двенадцать мудрецов, что копошатся в сознании, открывают его потайные ящички и складывают все в единую картинку. То, что они делают сейчас коллективно, Сфайрату когда-то пришлось сделать самостоятельно, вторгнуться в сознание и в воспоминания Рэндалла. Сейчас, как и тогда, он дает им увидеть только нужную ему картинку, ощутить отголосок тех чувств, что передал ему Рэнд.
Спустя время, прошлое выглядит куда правдоподобнее, чем тогда: пятьсот лет назад ложные чувства мало походили на истинные за недостаточной эмоциональностью, тогда он и сам был молод, горяч и много чего кипело в его крови. Мудрость и спокойствие приходят с годами. Все в них было лишь тенью, маской. Кроме одного — беспокойство за судьбу друга, которого вполне бы казнили, принесли в жертву закону и кровожадным требованиям фаэдирцев, императора Дэлинейна и его магов.
Ему удалось представить свою версию реальности, увидеть происходящее глазами Рэндалла. Для этого, для того чтобы спасти свою жизнь, друг дал Сфайрату покопаться в своей голове. Невероятная боль и раздражение, хочется броситься на тех, кто препарирует его и разорвать в клочья. Но он это он, он не знает каким образом и от кого ему передалось это качество. Сфайрат контролирует чувства, держит себя в руках в состоянии кай, блокирует разум и способен влиять на драконов, вести за собой. Последнее качество на данный момент бесполезно, ему не удастся убедить тех, кто не верит ему, а это какое-никакое, но все-таки условие.
— И всё? Тебе нечего сказать нам больше?
Раздается насмешливый голос женщины, он помнит этот голос. Сфайрат знает ее — это Бларра, она была в числе тех, кто определял срок его ссылки.
— Ничего, я подчинился Совету и принял изгнание за это время у вас было время обдумать, разобраться и решить, а у меня, — он помедлил, решая, а стоит ли продолжать, — обдумать случившееся и прийти к определенным выводам.
Сфайрат приподнимает бровь: к тем же, каким пришли и вы. В виске колет сильнее, они стараются проникнуть глубже. Вэлиан.
«Не дракон, а Дракон. Ты для меня воплощение того, какими должны быть древние ящеры…»
— К каким выводам ты пришел, Сфайрат?
— К тем же, что и раньше. Фаэдирцы нашли повод и очень сильно притянули за уши эту историю, чтобы единолично контролировать действие Договора. Я и сейчас повторю, поступок Жанны был ее решением, и я не стал вмешиваться, даже если результатом этого была ее смерть. Да, она была человеком, да я симпатизировал ей, но не стал бы ни убивать, ни спасать ее.
На несколько минут воцарилось молчание.
— Даже из чувства сострадания, чтобы облегчить ее смерть?
— Даже поэтому. Старейшины, сначала вы вменяли в вину убийство, несмотря на то, что ее останков так и не нашли, теперь вы ставите мне в вину сострадание?
Это правда, от легендарной французской девушки-героини не осталось ничего, только пепел. И это было дополнительным аргументом в цепочке доказательств и предположений, если бы не одно «но» настоящий виновник и свидетель «торжества» был далеко от залы, как тогда, так и сейчас.
Сфайрат смотрит перед собой, не обращая внимание на режущий глаза свет. Драконы молчали, Сфайрату хотелось узнать, чем же, наконец, это все закончится. Прошло столько времени, можно было сотни раз кости перемыть.
— Зачем им это? Это тяжкое бремя: соблюдать все условия, контролировать наш мир и этот. Это очень серьезные обвинения, Сфайрат.
— Это не обвинения, а мысли. Уверен, вы и сами пришли к таким выводам за столь долгое время.
Сфайрат поворачивает голову к неожиданно прозвучавшему одиночному голосу.
— Вероятно, для кого-то это не является серьезным препятствием. За всю историю взаимоотношений фаэдир и драконов у нас было достаточно много острых моментов… С самого начала цепочка их доказательств строилась на показаниях очевидца, на допросе которого вам не дали присутствовать, оставив довольствоваться словом императора. Все строилось на оскорбленной чести Дэлинэйне, который непросто ручался, а чуть ли не собственноручно допрашивал того, кто принес ему эту весть, тогда как на мой допрос набилось столько народу, словно моя вина уже была доказана, и это был публичный суд. Император настаивал на сохранение инкогнито, переживая за честь и безопасность своего свидетеля, тогда как моя жизнь и репутация вдруг перестали иметь хоть какой-то вес и ценность.
Драконы молчали, отказываясь комментировать его слова и хоть как-то оправдать свое прошлое поведение. Они прогнулись тогда и помимо него, унизили весь драконий род.
— У нас мир и все разногласия забыты.
«Забыты драконами, такова уж их природа мудрейших, — не помнить зла и рассуждать здраво, но не все так миролюбивы и полны всепрощения, не те, кого зовут ангелами в мире людей.
— Ты помнишь Сфайрат, фаэдиры требовали не просто ссылки и изгнания, а показательной смерти, чтобы весь мир видел, что и драконы могут ошибаться. Ты остался жив, и все заслуги за тобой сохранены.
Оглядываясь назад и вспоминая произошедшее когда-то, Сфайрату кажется, что это условие фаэдиры добавили с мыслью: «А вдруг прокатит?» С Рэндаллом бы точно так и произошло, за его спиной нет великих имен славного рода и героических поступков, он просто дракон, который не может толком объяснить, что случилось, и за его спиной Сфайрат, что верит ему, несмотря на его эмоциональность и несдержанность. Он бы не стал убивать того, кого любил, даже если позже к чокнутой девчонке прилипло обвинение, что она была магом, который умудрился обвести его вокруг пальца, прикрывшись своей наивностью и верой в людей.
— Мне, вероятно, стоит благодарить их, с учетом того, что я невиновен? Или моя вина за столько лет была все же доказана? Но я не знаю этого и есть то, о чем мне забыли сообщить?
Совет молчал, все повторялось. Спустя годы его резкий тон сменился на более спокойный, без насмешки, иронии и злого сарказма, без сдерживаемой ярости, что тогда так не понравились и задели драконов. Он прекрасно понимал их, сейчас, спустя время, когда любое противопоставление, любое ослушание вызывает раздражение и желание поставить на место. Он имеет ввиду Вэлиан.
Но не понимал их в мелкой трусости и нежелания противостоять. Он или в самом деле чего-то не знает, или драконы разжирели, расслабились и стали радеть за теплые, насиженные места в своих уютных гротах и пещерах.
Совет безмолвствовал, молчание затягивалось.
— Почему ты не переменил своего мнения по отношению к Молендиуму?
«Потому что после этой истории они закрылись от нас, потому что они продолжили за всей своей любезностью и показной добродетелью считать нас врагами, хотя мы уже пошли на многое, чтобы развеять все прошлые обиды и недоразумения.»
Сфайрат заглушил яростные мысли, потому что и на эти доводы драконы найдут оправдание поведению фаэдирцам с присущей им «мудростью» и «знанием» природы существ. Обязательно скажут, что и среди драконов есть те, кто не отличается уравновешенным нравом, что отправится вершить самосуд и проливать кровь, добавив новое оскорбление к уже существующим претензиям.