— Потому что эти выводы не потеряли своей актуальности по отношению к тем, кто, в прямом смысле этого слова, считает себя выше других. Прошло время, я повзрослел и кровь перестала кипеть в жилах, но вопросы и очевидные выводы так и не нашли ответов, не развеялись и не потеряли прежнюю остроту.
И вновь тишина, драконы медлили. Или тормозили. Последнее предположение как раз в духе Вэлиан. Не хватало только усмехнуться или, не дай Бездна, улыбнуться.
— Хорошо Сфайрат. В тебе все еще говорит молодость, и решение наше таково: ты можешь вернуться домой, без права занимать какие-либо должности и быть избранным в Совет. С твоего имени будет убрана приставка Шэн, ты никогда не сможешь продолжить свой род под этим именем. Мы не можем допустить того, что тот на чье имя упала тень позора вершил великие дела и судьбу народа, оставляя после своих действий повод для сомнений. Твоя семья, Минаре Хеллашэн не потеряет ничего, за ней будут оставлены все права и почести, родовой дом. Тогда как ты, если однажды решишься завести семью никогда не сможешь занимать верхние ярусы гор, а можешь довольствоваться лишь побережьем и подножием гор.
Сфайрат кивнул: он ожидал этого, но не ожидал, что они не станут тянуть еще месяц. Это было необычно, но спорить и уж, тем более, показывать свое удивление Фэйт не стал. Его лишили дома, отправив на нижние ярусы. Действительно. Это великий позор. Дракон саркастически хмыкнул, продолжая наблюдать за происходящим со злым интересом.
Не раз и не два они с Рэндаллом обсуждались последствия, и приходили к выводу, что это большее, на что может пойти Совет, наказывая одного из тех, чьи имена были золотыми буквами выписаны на стенах и сводах Хорругариса. Это раздражало Сфайрата более всего: не желание возмутиться в полной мере и взглянуть правде в глаза, с пониманием того, что может начаться новый конфликт, но нет, проще пожертвовать одним, чтобы исчерпать то, что уже имеет место быть. Проще лишить его, по их мнению, самого важного и дорогого. Им невдомек, что то, чего они пытаются лишить уже есть у него: имя, власть, влияние и состояния, что до внешних атрибутов — мир людей научил его тому, как превратить никому ненужное, ранее презираемое в крайне желаемое.
* * *
Сфайрат шел сквозь залы, коротко кивая тем, кто все-таки осмелился приветствовать его, встречались и те, кто кому было все равно на обвинения, последних было порядком меньше и в основном это те, что служили с ним или под его командованием. Кивками дело не ограничивалось, следовали крепкие объятья и едва сдерживаемые эмоции от радости встречи.
Конечно, они встретятся и выпьют, поговорят за жизнь, вспомнят старые добрые времена, но сейчас он шел к Минаре. Его беспокоило, что она не встретила его. Он очень надеялся, что с ней все в порядке, хотя умом понимал, что беспокойство возникло на ровном месте, случись что, Кайшер обязательно бы нашел способ сказать об этом.
Надо оговориться, что те драконы, у которых не было отцов, воспитывались наставниками. Не дедами, не ближайшими родственниками, а именно наставник из числа бездетных и бессемейных драконов, чьи знания и мудрость требовалось сохранить и передать младшим, достойнейших представителям древних родов.
Мальчишки, которым исполнялось десять лет, вызывались к центральной площади Хорругарис. Они выходили в центр золотой чаши и показывали свое умение: перекидываться в драконий облик, изрыгаемое пламя, умение вставать на крыло. Продемонстрировав требуемые умения, драконы резвились в центре чаши, не останавливаемые беседующими неподалеку матерями и наблюдающими за ними взрослыми драконами в обличие людей, в течение получаса дракон-наставник определялся в своем выборе кого взять к себе в ученики.
У остальных драконов были учителя и отцы.
Что до отца Сфайрата, тот погиб в Небесной войне все с тем же Молендиумом, в той войне выясняли отношения и мерились силами все те, у кого были крылья, кто умел летать и выпускать пламя.
* * *
— Учитель, все это очень удобно. Хотя, на мой взгляд, наставникам не хочется передавать свои знания тем, кто не является их плотью и кровью.
Кайшер, восседающий в массивном кресле, слушал слова ученика, корпевшего над сочинением, как раз на оную тему: «Почему наставнику не назначается ученик, а тот выбирает его, и отдают предпочтение молодому поколению?». Прикрыв глаза, он, не без удовольствия, слушал ученика.
— Откуда такие размышления, Фэйт? — поинтересовался Кайшер у мальчишки, оторвавшего взгляд от свитка, — разве я не делюсь своей мудростью с тобой? Ты ощущаешь нечто такое, что я скрываю от тебя?
Сфайрат отложил перо, закончив сочинение. Посыпая бумагу песком, он взглянул на пламя, пылавшее в камине, и думал несколько мгновений, прежде чем выдать слова, приближенные к истине.
— Дело не в этом, а в том, что таким решением Совет как будто ставит крест на драконе, списывая его со счетов. Наставники чувствуют это и чаще всего раздражены таким положением вещей, неохотно делятся своим знанием, словно стараются доказать всему миру, что их время еще придет. Соль в том, учитель, что драконы хотят воспитывать своих детей, — Кайшер приоткрыл глаза, глядя на ученика, в глазах которого отразилось пламя огня, — но ученик может не оправдать возложенных на него надежд и когда-то подвести своего наставника.
— И? Продолжай. Не это ли выход? Всегда можно списать все последующие неудачи и ошибки на чужую кровь.
— Не всегда. С учеником даже проще, нет привязанностей и веры в потомство только лишь на основании любви, ведь ты видишь цельную картину. Наставники ищут в молодых драконах свое отражение, а его легче увидеть именно в драконе-подростке, и никто не хочет брать того, кто уже сформировался как личность, и на чьи суждения повлиять уже невозможно.
Ученик поднес ему свиток, отложив его на край стола, но Кайшер словно и не видел этого, сейчас его интересовала неоконченная мысль юного ученика.
— Так что же ты думаешь, что я выбрал тебя, только лишь потому, что ты похож на меня?
— Да, учитель, с той лишь поправкой, что видите во мне еще что-то, и ваши знания помогут мне быть лучше.
Кайшер поднялся с кресла и подошел к своему ученику, на что тот поднялся из-за стола. По обыкновению, следующим уроком было фехтование, а после полеты. Урок традиций и ритуалов подошел к концу. Кайшер положил руку на плечо своего ученика, на мгновение в его глазах тоже отразилось пламя.
— Пойдем на урок, мой юный мыслитель, но ты ведь знаешь, что я скажу тебе?
Сфайрат улыбнулся еще совсем мальчишеской улыбкой наставнику, которого боготворил и кивнул, произнеся:
— В своих суждениях и мыслях не выбирай проторенный путь, ибо он заводит в тупик.
Кайшер кивнул без тени улыбки.
— Теперь иди, возьми рапиру и переоденься, заодно расскажешь мне о разновидностях этого оружия.
— Хорошо.
Мальчишка убежал к себе в комнату. Кайшер смотрел ему вслед, подумав, что не ошибся в своем выборе. Конечно, он не признается в этом своему ученику. По крайне мере не сейчас, не время рушить мальчишеские представления об этом мире.
* * *
Черный дракон, не отражавший солнечных лучей из-за черных матовых пластин, покрывающих все его тело, сделал изящный вираж в воздухе, подлетая к знакомой ему горе. Сколько взлетов и падений, сколько изящных пируэтов и неловких приземлений он тут пережил. Родные горы, те же запахи, то же очарование тишиной, песни гор и ветров, дом оставался таким же.
На пустыре, на взлетной полосе, как он стал называть это место позже, стояла женщина, статная и неподвижная, в одном лишь изумрудном платье, без накинутого поверх ландо. Она смотрела вперед, сначала в его сторону, а потом уж на него, и с каждой секундой его приближения, ее лицо прояснялось, а на губах расцветала улыбка.
Царственная красота этой женщины не увядала, по виду она еще совсем молода: длинные черные вьющиеся волосы, заплетенные в косу и перевязанные золотой нитью. Искрящиеся материнским теплом темные очи с веселыми морщинками у глаз, спокойные черты лица и полные губы. Все та же гордая осанка и красивый стан в изумрудном платье, если бы Фэйт не знал сколько лет Минаре, он бы принял ее за совсем юную девушку.
Она обернулась назад, крикнув, позвав кого-то. Они ждали его, но не в Хорругарисе, а дома. Знали ли они, что все закончится вот так «хорошо»? Разумеется, знали, иначе бы пришли, если не предупредить, то попрощаться.
Два приветственных хлопка огромными крыльями, и Сфайрат стоит перед Минаре и Кайшером. В угольно-черных одеждах, к поясу приторочен темный меч в таких же темных ножнах, общий вид его мрачен и даже зловещ, если бы не по-мальчишески взъерошенные, треплющиеся на ветру волосы, серые глаза, что лучатся радостью и следующая улыбка, принадлежащая двум дорогим его сердцу существам.
Он скучал по ним.
— Сын мой, — начала она так официально, затем запнулась на полуслове, мать порывисто обняла его, прижимаясь к его груди, — Фэйт. Наконец-то.
— Я тоже скучал, мама, — Фейт коснулся губами ее щеки, — Ты все также прекрасна.
Она судорожно вздохнула, справляясь с эмоциями, а затем отстранилась, дав ему возможность поприветствовать учителя.
— Какой непривычный жест, — она показала на щеку, испытывающе и внимательно вглядываясь в его лицо.
Все эти годы он не терпел страдания и лишения, он ободряюще улыбается ей, переводя взгляд на учителя, с которым они просто обменялись рукопожатиями, несколько долгих мгновений глядя в глаза друг другу, прежде чем также коротко обняться.
— Всё обошлось малой кровью.
— Да, если только вычесть из этого лишение родового имени и плату золотом.
— Твои принципы и вера в дружбу дорого обошлись тебе.
Сфайрат только коротко улыбнулся в ответ, приобняв за плечи мать, что ахнула на это известие, прикрыв рот узкой ладошкой.
— Это не самое страшное, что мог предложить совет в наказание. Учитель, дело не только в принципах, и ты, как и я, знаешь это. Происходит нечто странное и страшное, пожив в мире людей, я лишь убедился в этом.
Минаре высвободилась из-под его руки, сердито взглянув сначала на него, а затем на Кайшера.
— Словно и не прошло столетий разлуки, словно только вчера вы расстались и продолжаете начатый разговор. Вам нечего больше обсудить? Хорошо, но я хочу знать все. Чем ты жил все это время? И почему теперь уже так спокойно говоришь о лишениях? Пойдем в дом!
Кайшер коротко улыбнулся, взглянув на возмутившуюся женщину, а Сфайрат заметил, что в этом взгляде проскользнула нежность. Неужели он все-таки решился и за время его отсутствия сделал попытку и приблизился к симпатичной ему женщине? Давно пора, но видимо общая беда сближает, куда быстрее, чем много сотен лет нерешительности и сомнений.
— Пойдемте! Обед стынет.
Минаре поспешила вперед, то и дело оглядываясь, не желая выпускать сына из поля зрения. У нее вдруг ясно сложилось ощущение, что и в этот раз Сфайрат ненадолго.
— Мы идем, — кивнул ей Кайшер, — она уже несколько месяцев места себе не находит, Совет до последнего тянул и не был однозначен в решении. Три дня назад и вовсе перестала есть, все выходила на площадку, ждала, хотя знала, что ты не появишься раньше.
Мужчины шли по дорожке, ведущей к дому, вскоре попадая под частые и тонкие тени от веток деревьев в саду, изумрудная юбка мелькала впереди, то и дело замирая. Яркий цвет выделялся сочным пятном на фоне зимнего пейзажа и темного гранита скалы, что угнетала и давила своим величием и мрачностью.
— Теперь будем видеться чаще, вы и сами сможете навещать меня. Никаких писем, только личные встречи.
Они помолчали немного, Сфайрат вытащил сигареты, вытряхнул одну и предложил пачку Кайшеру, тот, недолго думая, взял. Сигареты, благодаря редким визитам Рэндалла, не были для него диковинкой.
— Ты сказал, что увидел нечто странное? Это как-то связано с Рэндаллом? С тем, что произошло тогда?
Кайшер не сказал «ввязался», он мог не поддерживать поступка Сфайрата и осуждать Рэндалла за трусость, но он уважал решение своего ученика, ибо он сам когда-то привил ему понимание того, что поступки — есть отражение личности, и не всегда то, что видится негативным, сейчас приведет лишь к краху, возможно, этот поступок — есть первый шаг к рождению чего-то нового. Новое никогда не бывает плохим, новое — это сейчас, к которому они еще не успели привыкнуть.
— Косвенно. Я познакомился с женщиной.
Учитель усмехнулся, стряхнув пепел в сторону, но дыма не выдохнул.
— И вновь женщина, кажется, что все серьезное в этом мире происходит исключительно благодаря им.
Сфайрат улыбнулся:
— Вполне может быть. Она — темный эльф, и рассказанная ею история, а перед этим брошенная реплика, лишь сгустили краски моих ощущений и подозрений. Предшествующие события и вовсе вызвали недоумение.
Он начинает этот короткий рассказ, и к тому моменту, как они доходят до дверей дома, он заканчивает историю, что ему поведала Вэлиан.
— Это все действительно очень странно, не иначе эльфы попросили стражей не вмешиваться и дать решить эту проблему самостоятельно.
Сфайрат останавливается на пороге, взглянув на дубовые двери, которые даже спустя время не перестали казаться ему огромными.
— Только зачем им это нужно? Ты знаешь каждый завиток в этом свитке, и нет в нем и слова о том, чтобы идти кому-то на уступки и вообще позволять решать что-то в мире людей, действуя на свое усмотрение. Кто-то под их носом создает море ходячих трупов, а они словно и забыли о том, за что так яростно боролись, и это не просто наспех поднятая нежить, кто-то усовершенствовал некромантию, магию, что во всем мире под запретом.
— И ты поверил ей, несмотря на то, что она темный эльф и маг? Темные эльфы издавна водят дружбу с Молендиумом, так было до их раскола на мелкие княжества и страны, так осталось и после.
— Она молода, гораздо младше тех времен, когда происходили все войны. С ней были другие эльфы, и никто и не подумал возмутиться. Если их правитель что-то замышлял, или маги решили затеять новую интригу, то их явно забыли проинструктировать и предупредить: ни в коем случае не связываться с драконами.
Сфайрат помимо воли улыбается и Кайшер, заметив едва уловимую тень, скользнувшую в его взгляде, понимающе кивает.
— И, наверное, жутко выводит из себя?
— Не без этого, — Фэйт видит выражение лица учителя, но он больше не мальчишка и не будет возражать ему из глупого желания противоречить, тот период юности давно прошел. Он повзрослел.
Кайшер докуривает сигарету и, опасливо оглянувшись на окна, тушит окурок в огромной кадке с вечнозеленым колючим кустарником. Сфайрат усмехается: что Минаре с ним сделала? Совсем прибрала к рукам.
— Все вполне может быть так, ты знаешь магов и правителя Молендиума, он склонен давать поблажки давним знакомым связям, и вполне может быть и так, что он и сам не осознает, чему попустительствует. Эльсвандил никогда не был простым правителем, но и сумасбродом его тоже не назовешь. Скорее, это пример непомерной эльфийской гордыни в самом худшем своем воплощении и довольно консервативных методов правления. Это пример абсолютного монарха, что не терпит советов со стороны.
— Пусть так, пока он не режет младенцев и не учиняет беспредел народ будет любить его, даже с его царственными замашками.
Двери распахнулись, являя их взору преувеличенно рассерженную женщину, с легкостью удерживающую в хрупких руках распахнутые половинки дверей. Ее глаза горели, подсвечиваемые зеленым светом. Минаре в такие мгновение очень сильно походила на ведьму и Сфайрат знал, что сейчас с ней лучше не спорить и не противоречить, иначе разойдется.
— Так хватит, — она сердито зыркнула в сторону Кайшера, а потом на Фэйта, укоризненно качнув при этом подбородком, — Я ведь жду вас, руки мыть и за стол.
Глава 28
Эон и Вэл шли молча, держась друг от друга на небольшом расстоянии. Даже стороннему наблюдателю стало бы заметно, что эти двое никак не вместе. Их разделяет не меньше шага, Вэлиан то и дело отступает стоит ему только попытаться сократить расстояние и приблизиться к ней.
Прошел не один час, как они выдвинулись из дома, но первым так никто и не заговорил. Короткие фразы, уточняющие направление движения не в счет. Вэлиан шла рядом, иногда вздрагивала от импульсных откликов, выпускаемых от некоторых все еще работающих кхаилтов[1].