— Люблю тебя, маленькая, — шепчу, возвращаюсь к ее губам, кусая их, причиняя ей боль, тут же лаская языком. — Безумно люблю тебя, малышка. Моя Златовласка. Скажи, что тоже любишь.
— Люблю, люблю…. Я… — не даю ей договорить, этого достаточно. Больше я не выдержу.
— Слушай меня, — лихорадочно спускаю кофточку, целую плечики, спускаю бретели легкого платья вниз, чувствуя, как сильно она сжимает мои плечи, продолжая плакать и прижиматься ко мне всем телом. — Ты должна уехать из этого города к маме, навсегда, — веду руками по ее талии, вниз, сжимая бедра, оставляя засосы на белоснежной коже, вырывая ее всхлип наслаждения. Дергаю корсаж платья оголяя упругую грудь, сжимаю руками, чувствуя, как меня начинает трясти. Задираю ее платье, лаская внутреннюю сторону бедра. Спешно отодвигаю трусики. Прохожусь по горячим складочкам, слыша ее протяжное «Яр». Прижимаю ее к стене входа на крышу, продолжая ласкать мокрые складочки, сжимая ее грудь. — Но перед этим сходи на кладбище к могилам неизвестных, сделай вид, что страдаешь. Одна не ходи, возьми подругу. А потом уезжай, — нахожу клитор, ласкаю его большим пальцем.
Наклоняюсь, целую грудь, втягивая нежно-розовые бусинки сосков. — Уезжай навсегда, не возвращайся в этот чертов город. Учись дистанционно, в другом городе, не важно как, но не здесь. Злата царапает мои напряженные плечи, запрокидывает голову, начиная подрагивать. Кусает губы, сдерживая стон. — Давай, маленькая, отпусти себя. Подари мне свое наслаждение, — и моя девочка, как всегда, слушает меня, сладко стонет от удовольствия, продолжая плакать. Отпускаю ее грудь, начиная сильнее растирать пульсирующий клитор. — Смотри мне в глаза и кончай, моя хорошая. Кричи, что любишь. Кричи в последний раз, — буквально требую. Ласкаю ее клитор, перекатываю нежные сосочки между пальцев, и смотрю в ее голубые глаза с поволокой удовольствия и кристально чистыми слезами.
— Яр, Ярослав, — стонет, начиная кончать. — Люблю тебяяяяяя! — надрывно кричит она, как я просил, теряет силы и утыкается мне в шею, кусая кожу. И все, я мертв, потому что понимаю, что никогда этого больше не услышу. Поправляю ее трусики, натягиваю платье, прикрывая грудь. Прижимаю ее теснее, зарываюсь в волосы, целую в висок, зажмуриваю глаза. Стискиваю ее еще дрожащее тело, и быстро отпускаю. Снимаю со своей шеи кулон в виде пули на золотой цепочке и надеваю на ее шею.
— Это пуля поразила мое сердце, как только я тебя встретил, — говорю ей, и вновь не даю сказать ни слова, впиваюсь в ее губки, падаю в бездну, на самое дно, своей боли. — Все, моя хорошая иди, времени совсем нет, — шепчу в губы, глубоко вдыхая запах полевых цветов.
— Ярослав…
— Не надо, моя маленькая. У тебя все будет хорошо.
— А у тебя?
— И у меня тоже. Все иди Златовласка. Иди… — а она не уходит, возится, срывает со своего запястья кожаный браслет, протягивает его мне. Беру браслет, замечая знак бесконечности. Знак есть, но мы не бесконечны. Нас больше нет в реальности. Хотя моя малышка навсегда останется в моем сердце.
— Иди моя, Златовласка. Уходи! Мать твою! — кричу я, смотря, как она вздрагивает. — Уходи или все закончится плохо! — И она уходит. Нет, убегает.
Оглядывается, прежде чем скрыться за дверью и что-то беззвучно шепчет дрожащими губами. Я не слышу ее и не хочу читать по губам, я просто отворачиваюсь. Иначе не отпущу ее и сломаю жизнь своей девочке. А так у нее есть шанс стать счастливой. Она сильная девочка и сможет вычеркнуть меня из своего сердца.
ГЛАВА 16
Злата
Он не умер, и я тоже осталась жить. Хотя жизнью мою существование не назовешь. Я больше не хотела в небо, потому что знала, что его там нет. Я не знала где он. Где-то на этой планете. И поэтому я тоже здесь, хожу по этой земле, дышу воздухом и смотрю вместе с ним на одно солнце и луну.
Я забрала документы с университета и уехала домой, как он и хотел. Мама еще не знает, что я останусь с ней навсегда и никогда больше не поеду в этот проклятый город, где мне все напоминает о Ярославе.
Я пытаюсь выглядеть все той же маминой дочкой, улыбаясь ей через силу. Мама ездит со мной на дачу, посещает магазины, просто проводит вечера за просмотром телевизора, даже не подозревая, что мне ничего не интересно. Я делаю все это для нее. Я вроде бы есть и меня одновременно нет. Я словно сплю и вижу сон, не чувствуя своего тела и души, не ощущая сердца. Кажется, я отдала его ему или эта пуля, которая висит у меня на груди поразила меня в самое сердце.
— Злат, ну что происходит? — вдруг спрашивает меня мама, выводя из вечного ступора.
— В смысле? Ничего не происходит, я просто засмотрелась в телевизор.
— Ну да, очень интересная реклама, — усмехается мама. — Думаешь я ничего не вижу? Тебя что-то беспокоит. Точнее, по-моему, ты не здесь, не со мной. Ты вся в себе.
— Все хорошо, мамочка, тебе просто кажется, — растягиваю губы в улыбку, но мою маму не обманешь.
— Ты случайно не влюбилась? — с меня словно слетает маска, я не могу больше притворяться, мне хочется плакать от этого вопроса.
— Ого, похоже я угадала, — мама обнимает меня за плечи и сильно прижимает к себе. А я утыкаюсь ей в плечо, пытаясь справиться с потоком слез который вот-вот хлынет из моих глаз. — Рассказывай, кто он? — а что я могу рассказать? Его нет. Для всех он умер, и я не могу о нем говорить.
— Никто, мама, его нет, — сдавленно произношу ей в плечо, сильно прижимаясь к ее телу. Хотя, очень хочется все рассказать. Все, с самого начала.
Выплеснуть все, что осело тяжелым грузом в моей душе. Может тогда мне станет немного легче. Но я не могу. Я должна пережить это сама. Кто бы сказал, как с этим справиться?
— Ну ладно расскажешь потом, — моя мама всегда так тонко чувствует меня. И я очень ей благодарна за то, что мне не приходиться сочинять очередную ложь. Она просто обнимает меня, гладит по волосам как в детстве и это все, что мне нужно в этот момент. Я хочу получить немного тепла, которое согреет мое безжизненное тело. Но как бы я не любила мамочку, она никогда не даст мне того, что мне нужно. Она не заменит его любовь, ласку и обжигающую страсть до замирания сердца. Наверное, наши отношения были изначально обречены. Но разве сердцу прикажешь, кого любить?
— Не расстраивайся, милая. Все пройдет. Ты молода и, поверь, в твоей жизни еще будет настоящее чувство, — успокаивает меня мама. Не будет! Не будет, потому что он там, внутри меня. Его пуля у меня в сердце. Он все-таки убил меня.
А потом я впала в странное, но спасительное состояние. Я жила дальше, думала о дальнейшем дистанционном обучении и работе, чтобы оплачивать учебу и помогать маме. Я просыпалась по утрам, пила кофе, шла на работу в кафе неподалеку, ездила на дачу и так же по вечерам смотрела с мамой сериалы. Но все это я делала скорее на автомате и потому что надо. На самом деле, меня ничего не интересовало. Мне было абсолютно все равно какой сегодня день недели и какая погода за окном. Мир стал одинаковым — черно-белым, без ярких цветов и оттенков. Я ни с кем не дружила и не общалась. На работе меня называли недалекой, нелюдимой, но мне было абсолютно на это плевать. Я не обращала внимания на парня, который каждый день ходил к нам кафе и всегда садился за столик, который я обслуживала. Я вообще не заметила, что он ходит к нам каждый день в одно и то же время. Все клиенты казались мне безликими, бездушными существами. Об этом мне сказала наша уборщица. Даже она это заметила, я — нет. Когда парень все же решил обратить мое внимание на себя, и пригласил меня в кино, я словно сошла с ума и выплеснула на него все свое негодование. Мне казалось, что никто, совершенно никто, не имеет права проявлять ко мне внимание, кроме Ярослава. Мне казалось, что если я пойду в это злосчастное кино, то предам Ярослава. Глупо, конечно, но я уже себе не принадлежала. Днем я еще как-то жила, а по ночам снова умирала от тоски по Ярославу. Каждый вечер я до боли зажмуривала глаза и рисовала его образ в голове, надеясь, что он мне приснится и я смогу с ним встретиться хотя бы во сне. Но нет. Мне ничего не снилось. Совершенно ничего, словно я опустела.
Я вынырнула из своего забвения через полтора месяца. Меня стало тошнить и выворачивать по утрам. Мама постоянно ругала меня за плохое питание и недоедание. Через пару дней во время рабочего дня у меня резко потемнело в глазах, и я на минуту потеряла сознание. Когда я очнулась, то совершенно ничего не понимала. Кто-то позвонил моей маме, и она примчалась, и потащила меня в больницу. Никакие мои отговорки о том, что я чувствую себя хорошо, на нее не действовали. Всю дорогу она ругала меня по поводу тяжелого графика и недоедания, а я не перечила ей, просто покорно выполняла все, что она говорила. Ведь мама не со зла, она переживает.
Мне действительно стало плохо, когда пришли результаты моих анализов, и местный терапевт поинтересовался, когда последний раз у меня была менструация. Я ничего не понимала, хлопала глазами и мысленно вспоминала, когда же это было. И с ужасом поняла, что это было больше двух месяцев назад. Пока я находилась в ступоре, меня отправили в гинекологию напротив поликлиники, вручив справку о беременности.
Проблема была в том, что мой гинеколог, Елена Андреевна, была нашей соседкой. Она долго меня осматривала, хмурилась и осуждающе качала головой.
А после многочисленных вопросов заявила, что у меня примерно восемь недель беременности, а когда увидела шок на моем лице — язвительно заявила, что я не первая и не последняя, которая возвращается из большого города с таким подарком для матери.
— Вот и хорошая девочка Злата не стала исключением, — продолжала язвить женщина, заполняя мою карту. — На прерывание записывать? — вдруг спросила она, даже не отрываясь от писанины.
— В смысле, на прерывание? — не понимала ее я. В тот момент я вообще ничего не понимала, просто смотрела в одну точку и автоматически держалась за живот.
— В смысле на аборт, — пояснила она, ухмыльнулась, качая головой.
— Нет! — слишком громко ответила я и вновь замерла, схватившись за живот, словно эта женщина хотела насильно отнять у меня ребенка.
— Ну нет, так нет. Зачем кричать? Я же как лучше хотела, такие девчонки как ты, бояться этого. Наглотаются неизвестных таблеток в надежде по-тихому избавиться от плода, а потом мы их в реанимациях откачиваем.
— Что Вы несете?! Зачем Вы все это мне говорите? Я не собираюсь избавляться от плода. Прекратите разговаривать со мной в таком тоне и делайте свою работу! — я не знаю, откуда у меня взялись в тот момент силы и смелость высказать все этой женщине, наверное, тогда я по-настоящему повзрослела и поняла, что уже не девчонка, а будущая мать.
— Хорошо, — наконец оторвавшись от бумаг и посмотрев на меня, сказала Елена Андреевна. — На УЗИ тогда иди, я позвоню и тебя прямо сейчас примут без очереди. Потом придешь ко мне, я тебе витамины выпишу и направления на анализы. Не проси поменять врача, сама тебя вести буду. Как положено за тобой наблюдать, а не спустя рукава, как это у нас принято. Не переживай, матери не доложу, сама расскажешь, — уже более серьезно выдала женщина, становясь похожей на нашу соседку, а не язву, которой была минуту назад.
Наверное, только когда на УЗИ увидела на экране крошечный комочек внутри меня, я действительно осознала, что беременна. Смотрела на экран и вспоминала, когда это могло произойти. В какой из дней мы зачали ребенка? Ведь Ярослав никогда не изливался внутри меня. Ярослав нет, а Монах да. В тот день, после боя, когда ничего не имело значения, и мы занимались сексом словно одержимые. В тот момент я еще не понимала, радоваться мне или плакать. Я знала только одно — я рожу этого ребенка, как бы сложно и больно мне не было.
В тот день я в какой-то прострации вернулась домой, дождалась маму и просто все ей рассказала. Нет, я не поведала ей всего. Я сказала, что встретила мужчину, назвала его имя, рассказала, что жила с ним, что он погиб в автокатастрофе, а теперь я жду его ребенка. Мама долго плакала, пила таблетки от давления, постоянно меня жалела, сетовала на какое-то проклятие в нашей семье, говоря, что мой отец ушел от нее и она одна меня воспитывала, а теперь и мне досталась такая судьба. Потом мама собралась, обнимала меня, радовалась, что у нас будет малыш и вновь плакала, но уже от счастья. А когда узнала, что соседка предлагала мне аборт, порывалась идти к ней ругаться, пока я ее не остановила. Похоже, мама сразу осознала, что станет бабушкой.
Последующие три месяца я ходила на консультации, принимала витамины, хорошо питалась, много гуляла и нормально спала. Соседка, Елена Андреевна, оказалась не такой уж и плохой. Она была женщиной без эмоциональной где-то даже грубой правдорубкой, но она хорошо мне помогала. Все осмотры, УЗИ, витамины были бесплатны и без очереди. Она даже договорилась со знакомым акушером, который должен был принять у меня роды, говоря, что он хороший опытный врач. Она же нашла мне работу в интернете по коррекции и редакции докладов, рефератов, курсовых. Деньги небольшие, мы жили на мамину зарплату, а все, что приходило на мой электронный счет — копили на роды и ребенка.
Я вновь жила в каком-то странном состоянии: не плакала по ночам, не уходила в себя, но и до конца не могла осознать свое нынешнее положение. Умом я понимала, что жду ребенка, но никак не могла принять факт душой и сердцем, которого, казалось, у меня больше нет. Полное осознание пришло в день, когда мой малыш зашевелился. Я испугалась, когда почувствовала слабые толчки внутри себя, замерла, прислушиваясь к новому ощущению, и вся реальность обрушилась на меня лавиной. Я радовалась, что в этот момент мамочки не было дома, потому что я рыдала, зажимая рот рукой и беспрерывно гладила живот. В голове вновь закрутились воспоминания о нем. Я четко представила его лицо, пронзительно-зеленые глаза, улыбку, а в голове постоянно звучал его голос. «Люблю тебя маленькая», «Безумно люблю тебя, малышка. Моя Златовласка. Скажи, что тоже любишь?» И я кричала в подушку о безумной любви к нему. А потом, словно умалишенная, разговаривала с ним, закрыв глаза, представляя его с собой. Обнимала подушку, сжимала кулон в виде пули и раскрывала ему о том, как живу, благодарила за то, что не оставил меня одну, а подарил часть себя. Со временем это все вошло в привычку.
Каждую ночь перед сном я обнимала подушку, закрывала глаза и повторяла ему, что у нас будет ребенок, мальчик. Маленький мальчик. Его сын. Боже, именно в этот момент мне так хотелось его увидеть и посмотреть на его реакцию. Мне отчаянно хотелось, чтобы сейчас он был со мной. На фоне беременности и гормонов были дни, когда я просто ненавидела Ярослава за то, что он оставил меня одну. Очень тяжело ходить на осмотры и видеть женщин с мужьями, которые помогают им подняться или сесть, поглаживают их животики, и досконально пытают Елену Андреевну о состоянии здоровья своей жены или девушки. Тяжело до слез и полной ненависти к человеку, с которым не можешь быть рядом. И вряд ли когда-либо будешь… Где то внутри что-то переворачивается и стягивает в тугой узел от осознания, что у моего сына никогда не будет полноценной семьи, и я никогда не узнаю, что такое любящий муж и отец моего ребенка.
Все изменилось с рождением Ярослава. Да, я назвала моего сына его именем. Потому что мой мальчик был как две капли воды похож на Яра. Такие же пронзительные зеленые глазки, носик, губки, от меня нашему сыну достались только светлые волосики. Я плакала, когда впервые взяла его на руки, но в этот момент я точно знала, что плачу от счастья. У меня есть мой маленький смысл жизни. Мой Ярослав, с которым я никогда не расстанусь. Я вновь чувствовала себя живой и счастливой.
Но трудности только начались. Невероятно тяжело в двадцать лет иметь маленького ребенка и одновременно пытаться работать. Мама не могла мне помогать постоянно, поскольку тоже работала и брала любые подработки, чтобы облегчить нам жизнь. Это только в кино весело ходить по магазинам и выбирать коляски, кроватки, одежду для малыша, на деле же это все непосильно дорого. Днем я занималась ребенком, а ночью засыпала перед компьютером, одновременно качая кроватку Ярослава, кормя его каждые три часа. Мой мальчик был очень требовательным малышом и не слезал с моих рук. Он засыпал, но стоило мне только переложить его в кроватку, как он тут же просыпался. Но я не жаловалась, потому что мой сын подарил мне новую жизнь. Мой сын заставил меня жить ради него. Да, иногда мне было невыносимо грустно смотреть на малыша, и видеть в нем копию своего отца. И тогда я тихо плакала, одновременно улыбаясь своему мальчику, который очень сильно сжимал маленькими пальчиками мою руку.