Они с Марбл стояли у самой дороги, высматривая свободный экипаж, а потому подошедшего человека не заметили, пока тот не приблизился вплотную. Его незамысловатая одежда могла принадлежать жителю любого города, так что Талла не смогла бы с уверенностью сказать местный он или чужак. Взгляд цепляло лишь украшение, на длинной цепочке свисавшее с шеи – кулон в форме клетки с фигуркой внутри.
– Вам нужна помощь? – обратилась к человеку Талла, чуть попятившись. Он не казался опасным, но и желания стоять к нему слишком близко не вызывал.
– О, нет, дитя, проси лучше помощи для себя, – удивительно чётким, звучным голосом отозвался тот. – Скоро всем нам понадобится помощь, если люди продолжат позорить себя, встречая День Низведения, точно праздник. Не иди, дитя, откажись и спасёшься! Если каждый так решит для себя – спасутся все.
Талла не успела даже осознать услышанное, не то что ответить, как человек, бросив на неё строгий, прожигающий до нутра взгляд, скрылся в проулке.
– Кто это? – вполголоса, будто человек с клеткой на шее ещё мог её слышать, спросила она Марбл.
– А, не обращай внимания. Жрец. На них уже давно никто не обращает, всё пыжатся, да бестолку.
– Настоящие жрецы?
– Ну да, – Марбл окрикнула возницу, и они забрались в экипаж, – Домой?
– Да, я что-то уже устала… И их не берут под стражу? Ведь они помогают богам.
– Ну, это ты сказанула! Больше болтовни, да и не сделают они никому ничего. Беззубые.
Наверное, Марбл хотела её успокоить, но вышло как раз наоборот. Жрецы… Талла успела представить, что они-то помогут, станут настоящими союзниками, которым можно довериться. Она выглянула из повозки и принялась увлечённо разглядывать текущий мимо неё город, чтобы Марбл не попыталась снова завязать разговор. Встречные экипажи, неспешные, будто дрейфующие над мостовой, прохожие… Почему-то Талла силилась высмотреть в серо-коричнево-зелёных тонах улицы синее с золотом пятно. Да откуда ему тут… Или хотя бы человека с клеткой на шее. С клеткой… Теперь-то смысл символа стал ей понятен, и почему-то подумалось, что богам он бы вряд ли понравился. Ей следовало всё хорошо обдумать, в том числе и приглашение на праздник от Дэя. Если Марбл права, и он приближен к Великому, то мог бы знать то, что Талле так необходимо… Ужасная мысль, от которой загорчило во рту, но ведь ей правда нужно узнать про глаз. А другого способа может не оказаться, или окажется, но слишком поздно. Такое решение разумно, не более… И она изо всех сил постаралась не думать о синих глазах.
Глава 16
Вернувшись в гостиницу, Талла поймала на себе удивлённый, с примесью восхищения, взгляд старой хозяйки. Ах да, новое платье… Надо же, как легко забывается малая радость – точно бабочка, разбившаяся о летящий на всей скорости экипаж. Талла постаралась найти в себе тлеющие угольки прежнего восторга, но вместо них представился Итер. Сидящий у окна, равнодушный к тем простым мелочам, которыми живут люди…
Талла поднималась по лестнице, цепляя ступени носками новеньких туфелек. Атласных, с такими же кремовыми бантиками, как на корсете платья. В эти туфельки будто залили свинец, и, вместо шага вверх, ногу тянуло обратно – вниз. Платье слишком дорогое, а смотрится ещё дороже, чем есть. Зачем только его купила?
У самой двери Талла долгое мгновение глядела на вход в покои Марбл. Может, зайти и переодеться в то перешитое платье, а это попросить припрятать? Надевать тайком? Глупость! Какая же глупость! Наконец, Талла решила, что украшения и вырученные за них деньги, в конце концов, принадлежали именно ей, а значит, ей и решать, как ими распоряжаться. Вот так.
И она смело шагнула в комнату. Циновка у окна пустовала. Неужели ушёл? Пальцы словно вдели в ледяные кольца. Все эти ломаные линии улиц и люди, люди, люди… Как там искать того, кто не хочет быть найденным? Воздуха в груди стало до боли мало, хотя Талла дышала часто-часто. Вот и всё? Правда всё… Что он будет делать? Что будет делать она?
Вдруг открылась дверь её спальни, и Талла, дёрнувшись, больно ушибла плечо о косяк.
– Не думал, что получится страшно.
Итер почему-то оглядывал себя, а Талла думала лишь о том, что крови пора разогнаться и, наконец, отогреть закоченевшие пальцы. И сердцу можно перестать колотиться так сильно, что вздрагивал тугой корсет. Он всего-то лишь отошёл в спальню… И проблеском молнии мысль – зачем?!
Да он же… На нём была одежда. Совсем другая, не дрань, потерявшая воспоминания о собственном цвете, а белая рубашка и аккуратные брюки вроде тех, что носили мужчины Амстрена. Талла только не могла понять, из чего эти брюки сшиты – какой-то странный материал, но на самом деле это волновало её меньше всего.
– Ты куда-то ходил? – проронила Талла, запинаясь, будто слова, как раньше мыски её туфель, тоже цепляли невидимые воздушные ступени.
– А ты ничуть не любезнее меня. И нет, я был здесь, как ты и просила.
– Но… На самом деле ты очень хорошо выглядишь, – Теперь говорить ей было легко. Говорить то, что она сама хотела бы услышать от него. – Я просто не понимаю, откуда.
– Что ж, раз тебе нравится, значит, ты не будешь сильно переживать, когда увидишь свою кровать.
Талла осторожно, будто ожидала увидеть там раздетого покойника, приблизилась ко входу в комнату. Заглянула за ширму. Сначала она даже не поняла, что изменилось, будто бы комната оставалась всё такой же, как и с утра. Кровать… Итер говорил про кровать? На ней не было шерстяного тёмного покрывала и простыней. Талла оглянулась на бога, на его наряд. Он что, шил?!
Итер неверно истолковал её расширившиеся глаза.
– Что, выглядит уже не так хорошо, когда ты знаешь, что мой наряд был частью твоих постельных принадлежностей?
– Нет, то есть… Он выглядит по-прежнему хорошо, просто… Как ты это сделал? Здесь даже иголки нет. Ничего нет.
– А, ну это достаточно просто, – Итер провёл левой рукой по правому рукаву рубашки. – У нитей в ткани тоже есть свои пути, по которым они сплетаются.
Талла не сочла это таким уж простым. Ещё бы понимать, о чём он вообще... А потом заметила – ни у брюк, ни у рубашки не было швов. Будто одежда попросту оплела бога. Талла на мгновение представила, как по ниточке распускаются простыни, устремляются к телу Итера, вьются по его торсу, обнимают плечи...
Ещё минуту назад бескровные, щёки Таллы жарко разгорелись. Она метнулась к окну, выглянула на улицу, ловя лицом багровые закатные лучи. Казалось, даже они не способны спрятать её смущение. Она по-прежнему не оборачивалась, но услышала и ощутила, как Итер добрался до своей циновки и сел прямо за спиной.
Ничего… Вдохнуть, выдохнуть. Всё равно он ничего не заметит, как и всегда.
– Я кое-кого встретила сегодня. Жреца, – Талла подумала, уж не сказать ли ему заодно и про Дэя, про его комплименты, которых никогда не дождёшься от бога, но решила, что это ужасно глупо. – Марбл сказала…
– Марбл. Ты слишком уж много слушаешь, что она говорит, – снова это ледяное железо в его голосе.
Будто грубые ржавые ножницы расстригли нити уюта, протянувшиеся было меж ними. Талла развернулась к Итеру, теперь нечего было бояться, что румянец выдаст с головой. Тот сидел неподвижно, глядя скорее за окно, чем на неё.
– А ты слишком неблагодарный для челове... – она запнулась, – то есть для бога, который живёт в комнате, снятой на деньги, который добыла для нас именно она!
– Я вижу, что Марбл плохая.
– Ты всех видишь плохими! Так ты будешь слушать про жрецов? Марбл сказала, что в Амстрене их много. Только, если я верно поняла, они не такая уж большая сила, их даже не преследуют. Но всё равно, мы могли бы их разыскать, попросить помощи, понимаешь?
– Нет.
– Почему? Я думала…
– Жрецы нас предали, – прервал её Итер. Наконец, выражение его лица перестало быть каменно спокойным. Его нос, губы стали остро-тонкими.
– Но ведь их обманули, на них напали и подвергли ужасным пыткам. Они не предавали вас по своей воле. Разве можешь ты после всего считать их виноватыми?
– О, ещё как! Какая разница, что с ними делали? Они не имели права выдавать людям наши уязвимые места. В этом цель их служения, а они все оказались слабыми и недостойными.
Талла не могла видеть себя со стороны, но ощущала, как распахиваются её глаза и подрагивают губы. Как он вообще может говорить такое? Будто люди, которых мучили из-за богов, ещё и презрения достойны. Но Итер сплёл руки на груди, словно этот щит способен отразить любые доводы.
– Даже у богов есть слабости, – произнесла она осторожно, чтобы не вызвать новую вспышку ярости, – почему вы не прощаете жрецам?
И зачем только принялась спорить? Потому что сама человек? А ведь, если подумать, в чём-то Итер был прав: из страха за собственную жизнь жрецы обрекли богов на вечное заточение. Не в том ли проявление высшей любви, чтобы забыть себя ради служения? Слова бога прозвучали эхом её мыслей:
– Они были избранными, единственными из людей, облечёнными нашим доверием, единственными, кого мы приблизили к себе. Жрецы выбрали путь служения, а значит, перестали быть просто людьми.
– Я всё равно не понимаю… – Талла мотнула головой. – Они стали жрецами, но и людьми остались, как можно перестать ими быть?
– А ты вообще не так уж много понимаешь, как я погляжу, – хмыкнул он и, наконец, посмотрел ей прямо в глаза. – Иногда новый статус заставляет отказаться от своей прежней сути. Как твоя мать, став женой Великого, перестала быть рабыней. Хоть ты и зовёшь её по-старому.
– При чём тут мама? – теперь уже железо лязгало о железо. Он не имел право её приплетать!
– Она выбрала путь жены. Путь благополучия и роскоши. Путь любви. Твой отец взял её в жёны, значит полюбил. Это не рабство.
Как они перешли от разговора про жрецов к этому? Как? Всё разумное, что оставалось в ней, твердило, что нужно прекратить, но сердце, до краёв заполненное преданностью маме, выкрикнуло:
– Он не любил, а хотел ей обладать!
Итер только усмехнулся, будто Талла была ребёнком, сказавшим ужасную нелепость.
– Твой отец и так уже ей обладал. Даже больше, чем женщиной, он обладал ей, как вещью, пока она оставалась рабыней.
– В Соланире законной жене ничем не легче! Он мог ударить её, держать взаперти. Муж – такой же хозяин.
– Если она так умна, как ты говоришь, – ответил Итер, – то знала, как избежать наказаний и получить всё, чего хочется. Ты ведь сейчас здесь, со мной – разве это не лучшее доказательство? Нет, твоя мать не рабыня и не может себя ею называть. А жрецы больше не люди и не могут получить прощения за свои людские слабости.
Талла много чего хотела ответить, с языка рвались тысячи фраз, доказательств и обвинений, но она только пребольно сжала собственное запястье, будто так могла удержать себя. Нельзя, нельзя, так много слов – то же самое, что ни одного. Ей следует самой обдумать и разобраться, где Итер прав, а где нет. Раз уж смог так глубоко и больно кольнуть, значит, в чём-то точно не ошибся.
– Ладно, – медленно выдохнув, произнесла она. – Ты не желаешь помощи от жрецов, но я нашла хоть какой-то способ. А ты? Что ты тогда предлагаешь делать?
Он ответил удивительно спокойно, даже его поза перестала звенеть напряжением:
– У меня теперь есть сила проникнуть во дворец, мы сможем забрать глаз незаметно. Тебе просто надо узнать, где он, и когда будет под меньшим присмотром.
– Может, мне стоит представиться Великому? Вдруг захочет взять меня в жёны. Или рабыни – невелика же разница, так легко перескочить из одного положения в другое!
Замолчи, замолчи, замолчи! Отчего же так и тянет задевать его, когда на самом-то деле хочется совсем другого… Но обида уже выскочила загнившей занозой.
– Может и стоит, – Итер не улыбался, но почему-то и не сердился на излившийся яд. – Ты решила, что мне не следует выходить в город, что справишься сама. Давай, справляйся.
Обида, что бог взвалил всё на неё одну, дико и причудливо перемешивалась с гордостью – верит, что она справится! Но как ей узнать? Может, собственная шутка не так уж глупа? Нет, конечно, спрашивать у самого Великого нелепо, но ведь она уже думала про Дэя… В конце концов, Талла не собиралась просить его красть ради неё или делать что-то ужасное. Просто узнать в разговоре... Не он ли молил о встрече?
Собственные размышления захотелось кинуть в таз к грязному белью и хорошенько отстирать. Но разве имеет она право просто так отказываться от шанса? Хотя бы проложить тропинку к нему, если не появится других способов?
– Справлюсь.
– Я знаю.
Два таких простых слова, но смешанные с уверенным взглядом единственного глаза, пусть и тёмного, окрылили вернее, чем смог бы целый миллион комплиментов про платье.
– И прошу, – сказала Талла, стараясь, чтобы растёкшийся по телу мёд не подсластил голос, – не говори больше плохого про мою маму. Быть может, она права и не во всём, но без неё никто в целом мире так и не решился бы освободить одного из вас.
– Думаю, будет хорошо, если все мы перестанем говорить о том, чего не знаем.
– Наверное, – вздохнула она. – Надо сходить, попросить хозяйку, чтобы дала мне новое бельё и заплатить за старое… пропавшее.
– Не вздыхай, твоё платье точно стоило дороже парочки простыней.
– Я и не вздыхаю, то есть, не поэтому я вздыхаю! Ох…
Под насмешливое фырканье Итера, Талла выбежала из комнаты. Ну почему он всегда такой? Такой… Неудобный!
Она слетала вниз, сбивчиво соврала старой женщине о нелепой случайности, произошедшей с её покрывалом и простынями. Сразу же возвращаться назад не хотелось, и Талла приблизилась к комнате Марбл.
За дверью было тихо, только изредка что-то едва слышно похрустывало и щёлкало. Марбл явно не принимала гостей, но и не спала, а потому Талла постучалась и сразу же вошла. Торговка сидела за приставленным к окну столом, заваленном ленточками, шнурами, кусочками дерева, разноцветными перьями и всевозможными бусинками. В её руках лежало деревянное кольцо, на которое Марбл наматывала простую бечёвку.
– Ой, я не хотела помешать, прости, – испуганно пробормотала Талла. – Давай я попозже зайду?
– Ничего-ничего, дорогая, иди сюда.
Талла улыбнулась и неуверенно шагнула к ней. Казалось, если двигаться слишком быстро, напуганный её вторжением воздух разметает невесомые детальки мозаики, выложенной на поверхности стола. Марбл ободряюще улыбнулась и, не глядя, захлопнула крышку деревянной шкатулки. Такой знакомой, такой загадочной. О которой Талла не вспоминала с самой Хоолы. Она успела только мельком зацепить там какие-то крошки, волокна. Вроде бы совсем ничего интересного, так зачем Марбл решила прятать содержимое? Талла тоже ей улыбнулась.
– Что ты делаешь?
– Амулеты, талисманы… Ты же видела, чем я торгую?
– Значит, ты их сама?.. – Талла протянула руку к деревянному полумесяцу, но тут же отдёрнула. Вдруг нельзя?
Тогда, на рынке Соланира, она уже думала, что торговка – колдунья, но, познакомившись с Марбл, почему-то совсем об этом забыла. Колдуньи ей всегла представлялись таинственными немногословными старухами со злыми глазами. Словоохотливая и непосредственная Марбл совсем на них не походила.
– А что? Разочарована? – усмехнулась она.
– Скорее очарована, – отозвалась Талла, и была награждена кошачьей улыбкой. – Нет, правда, я просто впервые это вижу, и не ожидала. Ну и ты… Ты слишком…
– Простая?
– Нет! Красивая.
Теперь уже Марбл смеялась, и Талла – вслед за ней.
– Тебе ещё многое надо узнать о людях… – сказала она, отодвигая второй стул. – Я сюда не отдыхать приехала, продам, сколько выйдет, пока идёт ярмарка, а потом поеду дальше. Хочешь мне помочь?
– Конечно!
Марбл отдала ей деревянное кольцо, веля закончить обмотку, сама же подобрала несколько тонких лент и принялась сплетать их между собой. На середине работы она бережно, будто держала в руках крылышко стрекозы, вплела в получившийся шнур какой-то невзрачный лоскуток.
– Значит, потом ты поедешь дальше? – спросила Талла. В голос сами собой проникли печальные нотки. – А куда?