— Ты мною избран. Этого довольно!
— Вы не заставите меня…
— Поднять свой кубок и поздравить нас? Без речи праздник не начнется!
— А что за праздник?
Звонкий смех был ему ответом. Хотя Роланд по-прежнему не понимал языка фей, они явно поняли его слова и разразились звонким хохотом.
— Сегодня праздник Середины Лета, — с улыбкой объяснила Мэбилон. — Вы, смертные, его зовете Ивановым Днем. И папоротника цветы уходите искать до самого рассвета. А мы — танцуем ночи до утра. Сегодня бал! И пир! И шутки! И веселье!
Иванов День! Значит, если он не ошибся в своих расчетах, прошло больше двух месяцев в его мире? Что о нем думают друзья, родственники? И… Дженнет?
Он опять почувствовал взгляд. Тот смуглый юноша с черными пронзительными глазами, опять смотрел в его сторону.
— Кто это?
— Не обращай внимания. Арлен. Их много тут.
Роланд нахмурился. Слово было смутно знакомым. Оно звучало, как имя.
Задумавшись, он поднял кубок. Несколько секунд смотрел на темную жидкость, налитую в нем до краев. Пряно пахло травами.
— Что ж, я выпью за ваш праздник, — произнес негромко и коснулся губами края сосуда. Это оказалось вино, причем намного крепче тех, которые ему доводилось пить. Оно, как добрый коньяк, обжигало горло, растекаясь по нутру огнем. Его хотелось пить, смакуя и наслаждаясь каждым глотком. И, напившись, хоть немного приглушить родившуюся в душе боль воспоминания.
Музыка заиграла громче. Едва дождавшись, пока он допьет до конца, Мэбилон решительно вырвала кубок из его рук, отбросила в сторону, окропив каплями вина собравшихся и, схватив Роланда за руку, решительно увлекла в пеструю толпу придворных.
Все закружились в пестром хороводе. Мужчина сначала чувствовал себя скованно, но постепенно откуда-то изнутри родился, поднялся, завладевая им, странный огонь. И он пустился в пляс, чувствуя, что околдован и не может сопротивляться колдовству.
Королева была рядом. Ее лицо улыбалось, глаза сияли, волосы белым облаком окутывали изящную головку, грудь вздымалась под полупрозрачным шелком.
— Что ты сделала со мной? — выкрикнул он, но в ответ услышал только звонкий смех.
Музыка влекла его за собой, очаровывала. Ноги и руки двигались сами. Тело больше не подчинялось разуму. Его словно влекла куда-то большая шумная река. Он больше не был сам по себе — он был частью этой реки. Рука об руку они с королевой фей летели сквозь ночь, сквозь огни, в окружении танцующих теней и взрывов смеха. Роланд перестал быть собой. Чары фей опутывали его.
— Что ты сделала со мной? — снова выкрикнул он королеве. И опять не получил ответа. Только смех. И музыка. И краски. И он — один среди этого веселья.
Иванов день миновал. Лето было прекрасным. Дожди лили тогда, когда нужно. Овцы и козы рожали крепких малышей. У коров вымена лопались от молока. Ячмень, овес и пшеница росли не по дням, а по часам. Не болели младенцы. Наливались соком яблоки в садах. Коршуны и крысы не таскали цыплят. Все ожидали обильных урожаев и строили планы на осеннюю ярмарку. Даже у Ричарда Ольстена дела при строительстве конюшен шли отлично, и он чуть ли не ежедневно наезжал в гости, чтобы сообщить, насколько продвинулось строительство.
Спасаясь от его визитов, Дженнет полюбила уходить из дома. Прогулки не только уменьшали шанс встретить мистера Ольстена — откуда ему было знать, где она сейчас бродит? — случайные встречи со знакомыми давали ей хоть ненадолго возможность забыть о своей беде. Потом, при расставании, боль возвращалась и, вопреки молве, с каждым днем была все тяжелее. С нею по очереди гуляли то сестры, то мама, то Люси Смит — с Лилиан Ольстен Дженнет тоже не хотела встречаться.
Так миновало лето. И в душе Дженнет затеплилась надежда — ведь феи, как большинство сил природы, на зиму засыпают и спят до весны. А Роланд — человек. Он не может, подобно медведю, лечь в спячку. Может быть, королева отпустит его хотя бы ненадолго? Девушка была почти готова терпеть такой странный союз — полгода пусть ее жених живет в волшебной стране, а полгода — здесь. Кажется, в древнегреческих мифах был похожий сюжет. Но там речь шла о матери и дочери…
Постепенно в свои права вступала осень. В первых числах сентября конюшни Ричарда Ольстена были достроены, и он уехал в Гайд-парк, обещая вернуться в начале октября.
Вскоре после его отъезда погода испортилась, и Дженнет стало совсем плохо. Родители перешептывались, обсуждая поведение дочери, но помочь ничем не могли. Подруг она растеряла. День за днем девушка сидела у окна, глядя на луг, по которому шла дорога из города. От дороги отделялась широкая наезженная тропа к их калитке, и порой Дженнет представляла себе, как однажды на этой тропинке появится он…
А потом наступил октябрь. Теплый, хотя и не такой солнечный, как сентябрь. Деревья пожелтели и начали ронять листву. Трава увядала, пропали цветы, и лишь в садах еще доцветали астры и хризантемы. Мирты, выставленные к крыльцу в горшочках, рачительные хозяйки на ночь уже заносили в дом. Понемногу переводили под крышу в стойла овец и коз, коровы и лошади уже перебрались на зимние квартиры. Ждали дождей.
Дженнет тоже ждала — хоть какого-нибудь чуда. Но вместо этого пришло короткое деловое письмо от Ричарда Ольстена. Он сообщал, что его кобыла пришла третьей, и он намерен прикупить еще дюжину кобыл и двух жеребцов. Торги должны вот-вот начаться, так что в следующий раз он уже явится в Фейритоне во главе своего табуна. «Одну кобылу я куплю тебе, — была внизу приписка. — Научу тебя ездить верхом, как и положено жене коннозаводчика.»
Дженнет это письмо привело в смятение. Откровенно говоря, она надеялась, что Ричард Ольстен забыл про сватовство. Она показала письмо матери.
— Он, конечно, много себе позволяет, раз до помолвки обращается к тебе столь фамильярно, — рассудила миссис Холл. — Но с другой стороны, когда человек влюблен, ему многое прощается. Любое безрассудство!
— Да не в меня он влюблен, а в своих лошадей, — вздохнула Дженнет.
— Пусть. Должна же быть у мужчины маленькая невинная страсть! Это лучше, чем карточные долги или рулетка… И потом, женится-то он на тебе!
— Я не хочу за него замуж.
— Глупости. Это ты сейчас так говоришь потому, что отвыкла от его общества! А придет время — заговоришь иначе, помяни мое слово.
— Этого не будет! Никогда! — воскликнула Дженнет. — Я люблю другого!
— Пора тебе забыть об этом! Мистер Бартон все равно, что мертв! Он не сможет покинуть волшебную страну, даже если очень захочет! Человеку вообще не дано туда попасть и тем более вернуться оттуда по собственной воле. Это как попасть на тот свет!
Тот разговор закончился ссорой, но оброненная матерью фраза о путешествии в волшебную страну запала Дженнет в душу. И в тот день, когда пришло письмо от Ричарда Ольстена, извещавшего, что он прибывает четырнадцатого октября, у нее уже было готово решение.
Осенью темнело уже довольно рано, и отец Томас велел слуге прихватить с собой фонарь, чтобы освещал путь. Хотя все лето и первую половину осени стояла отменная погода, все-таки природа брала свое. Чары Мэбилон постепенно слабели. Пройдет еще немного дней, и они иссякнут, чтобы опять пролиться живительным дождем только следующей весной.
Еще год тому назад отец Томас весьма скептически отнесся бы к самой мысли о том, что королева фей может как-то влиять на жизнь обычных людей. Но этой весной он стал свидетелем чуда, повторяющегося раз в сто лет. И сознавал, что еще раз такое созерцать доведется разве что его правнукам. А там — кто знает, какая будет жизнь через сто лет? Священник слышал о существовании паровых машин. Не получится ли через столетие так, что машин станет больше, чем людей? Не откажется ли после этого королева Мэбилон и далее благословлять эту землю? Что тогда ждет добрую старую Англию? А весь мир?
Так думал преподобный отец Томас, не спеша запирая двери храма, когда к нему бросилась девушка:
— Святой отец, не уделите ли мне минутку вашего внимания?
В мыслях отец Томас был уже дома, с женой, племянником и племянницей, во главе стола, над тарелкой наваристого супа, и вздохнул:
— Ты желаешь исповедаться, дочь моя?
Девушка издала какой-то странный звук.
— Ах, святой отец…
При свете фонаря, который слуга держал над головой, отец Томас узнал мисс Дженнет Холл. Бедняжка! Ее стоило пожалеть. В маленьких городках новости разносятся быстро, и преподобный знал, что за нее сватается мистер Ольстен. И что вот-вот его попросят официально расторгнуть предыдущую помолвку, о чем будет сделано соответствующее оглашение. Надо только дождаться приезда жениха. Но невеста не выглядит особенно счастливой.
— Ты можешь идти, — обратился он к слуге, — и передай миссис Томсон, что я задерживаюсь… А ты следуй за мной, дочь моя!
Они вернулись в церковь, где священник проследовал сперва в ризницу, чтобы накинуть епитрахиль, а потом — к исповедальне.
— Простите меня, святой отец, — начала Дженнет, — я так грешна…
— Бог простит, дочь моя. Что у тебя на сердце?
Он и так это знал и не требовал ответа — вопрос был формальным, как и начало исповеди. И отец Томас не удивился, когда услышал из-за решетки:
— Святой отец, мистер Ричард Ольстен сватается за меня. Он приезжает на днях, и родные настаивают на свадьбе. Но я не хочу выходить за этого человека! Я его не люблю и никогда не смогу полюбить.
— Любовь важна в браке, — кивнул отец Томас, вспомнив свою жену. — Однако, порой ее можно заменить чувством долга, уважением… Наконец, бывает и брак по расчету, хотя церковь и не одобряет подобного. Что же, кроме нелюбви, мешает тебе согласиться на свадьбу?
— Но святой отец, я — невеста Роланда Бартона! Вы сами оглашали в церкви наш союз!
Священник вздохнул. Миновало пять с половиной месяцев с его исчезновения.
— И ты желала бы отложить свадьбу с мистером Ольстеном на год? Венчаться следующей весной, пока не истечет срок…
— Срок чего? Траура? Но Роланд жив! Сердце говорит мне, что он жив! Я тоскую без него. Мне так плохо…Я в отчаянии!
Упав на колени перед скамеечкой, Дженнет закрыла лицо руками и расплакалась.
— Я не знаю, что мне делать, — причитала она сквозь слезы. — Я вся измучилась… Эти феи… они украли моего жениха! Они не могли этого делать! Не имели права…
— Что ж, такова судьба! — священник тщательно подыскивал слова, ибо и его собственная вера полгода назад была поколеблена самим фактом реальности фей. То, что он всю жизнь считал сказкой, оказалось правдой. — Нам остается лишь молиться за душу мистера Бартона. Попав в страну фей, он оказался вне лона церкви. И после смерти душа его неизбежно попадет в Ад, где ей до Страшного Суда придется гореть в ярком пламени…
Дженнет глухо вскрикнула сквозь слезы.
— Молись же за него, дочь моя, — продолжал священник. — Молись денно и нощно, верши добрые дела и не забывай о Боге, ведя праведную и честную жизнь. Только так, только своей верой и любовью ты можешь спасти душу твоего возлюбленного от уготованной ей страшной участи.
— Неужели нет надежды?
— Для того, кто попал в волшебную страну — нет. Увы, тут я не в силах ничего изменить! Могу лишь молиться вместе с тобой, прося у Господа и Пречистой Девы милосердия, ибо не по своей воле Роланд Бартон оказался в ином мире!
— Я, — Дженнет вытерла слезы, — буду молиться.
— Молись, дочь моя, и Господь явит чудо…
— Чудо? — она встрепенулась, снова приникая заплаканным лицом к окошечку. — Вы хотите сказать, что Он может вернуть мне моего Роланда?
Священник понял, что сказал что-то не то и попытался все исправить.
— Увы, но как не воскреснут мертвые до дня, покуда Ангел Господень не провозгласит день Страшного Суда, — торжественным тоном изрек он, — так и из волшебной страны никому нет возврата. Чудо же здесь будет явлено в том, что спасет Ангел душу Роланда Бартона из Адского пламени и вознесет ее в Райские кущи твоими благочестивыми молитвами.
— Значит, я его никогда не увижу.
— Никогда. Увы, но все равно, что мертв… Я читал старые хроники, повествующие о том, как в прошлые века королева Мэбилон выбирала себе супругов, — добавил он чуть мягче. — Меня интересовало, возвращались ли ее, так сказать супруги, с того света. Скажем, перед смертью, глубокими стариками…
Дженнет глухо вскрикнула, представив себе Роланда седым.
— Нет! Ни разу не было такого! Ни у кого нет власти вернуть из небытия то, что забрала себе королева фей!
В исповедальне повисла тишина. Преподобный отец Томас перебирал четки и гадал, когда же ему можно будет отправиться домой. Вроде он уже исчерпал свое красноречие и почти убедил девушку в том, что…
— А если, — он невольно вздрогнул, услышав в ее голосе решимость, — отправиться туда…
— Что ты говоришь, дочь моя?
— Святой отец, — голос девушки креп с каждым словом, — а если мне отправиться туда?
— В волшебную страну?
— Да! К королеве фей! Она же приходила в наш мир! И феи приходят. И в сказках к ним иногда попадают люди… Так почему бы и мне…
— Что ты такое говоришь, дочь моя? Попасть в волшебную страну по собственной воле? Но такое возможно только в сказках…
— Полгода назад мы оба убедились в том, что это не только сказки! Умоляю вас! Ради Роланда! Я так этого хочу! Помогите мне!
— Дочь моя, разве я похож на человека, который знает дорогу в страну фей? Я — священник! Моя вера по-другому относится к этим языческим суевериям.
— Но вы же читали хроники!
— Читал, и ни нашел там ничего, что указывало бы на то, как люди попадают к феям. Кроме того, не стоит забывать, что еще недавно и ты сама считала все это сказкой. Мне жаль, Дженнет, что тебе выпала горькая участь пережить разлуку с женихом. Но вспомни о десятках, сотнях, тысячах невест, подруг, жен, сестер и дочерей, которые точно также расставались с родными и близкими и не дожидались их. Мужчины вечно уходят — кто на войну, кто в море на ловлю рыбы, кто куда. И не всем суждено вернуться. Мистер Роланд Бартон был военным моряком. Он мог бы погибнуть в сражении, пойти на дно вместе со своим кораблем. Мог на далеких берегах заразиться неизвестной болезнью и скончаться в лазарете. И лишь короткое письмо оповестило бы тебя о той участи, которая ему уготована судьбой. Считай, что он — погиб, выполняя свой долг…
— Он не погиб! — прошептала Дженнет. — Им пожертвовали! И ради чего? Ради богатого урожая. Ради приплода у скота и птицы. Ради хорошей погоды.
— Иногда хорошая погода значит немало…
— Мало — если речь идет о человеческой жизни! — воскликнула Дженнет, вскакивая на ноги со скамеечки для молений. — Слишком мало!
— Такова судьба…
— Это плохая судьба. И я хочу ее изменить! Я верну Роланда!
С этими словами она выскочила из исповедальни.
Преподобный отец Томас, забыв про возраст, сан и чувство собственного достоинства, сломя голову устремился следом. Он успел догнать девушку в проходе между скамьями уже у самого выхода и придержал за локоть.
— Одумайтесь, мисс Холл, — воскликнул он. — Как ваш духовный наставник, я считаю своим долгом предупредить вас от этого шага! Да, бывали времена, что храбрые рыцари отправлялись в путь на поиски своих возлюбленных. Но это же сказки! Их возлюбленных похищали тролли и драконы…
— Моего возлюбленного похитила королева фей, — отрезала Дженнет. — Это тоже сказка.
— Согласен, сказки не всегда ложь. Порой в них говорится чистая правда. Но ведь сейчас не те времена! Круглый Стол давно разрушен, Эскалибур утонул, а сам Король Былого и Грядущего* крепко спит в своей гробнице. И где его Мерлин?
(*Король Артур.)
Дженнет отстранилась, высвобождая рукав своего капора от рук священника.
— Вы правы, — промолвила она холодно и печально. — Сейчас не те времена. Но что мне делать?
— Смириться.
— Смириться? Боже мой, святой отец. Вы это советуете… мне? Простите…
Ужасная догадка озарила мозг преподобного отца Томаса — а что, если его собеседница сейчас побежит к реке и утопится? Сколько девушек таким образом кончали с собой от несчастной любви?