Пленник королевы фей - Романова Галина Владимировна 23 стр.


Рука дрогнула. Дженнет опустила ветку. Она немного растерялась, не ожидая, что все будет так просто. В этом был какой-то подвох.

— Это правда? — спросила девушка. — Я могу уйти?

«Можешь, — старшая мать смотрела, не мигая. — Но как бы тебе не пришлось пожалеть о каждом сделанном шаге!»

— Я могу идти… куда угодно?

«Можешь, — повторила собеседница. — Ты свободна. Отправляйся, куда шла! Ступай своей дорогой!»

— Но я не знаю своей дороги, — Дженнет почувствовала отчаяние. — То есть, я знала ее, когда пришла сюда. Знала, когда меня к вам привела фея Пока… Но потом я все забыла. Это вы заставили меня забыть! Зачем вы это сделали?

«Чтобы ты стала одной из нас. Ты слаба. Какую бы цель ты не поставила перед собой, тебе не справиться с возложенной задачей. Ты бы погибла. Мы спасли тебе жизнь!»

— Жизнь без памяти? Жизнь без цели? — Дженнет знала, что забыла кое-что важное.

«Мы хотели дать тебе новую цель. Жить заботой об этом лесе, — старшая мать обвела рукой окружающие их деревья. — Слушать, как трава растет. Видеть, как взрослеют деревца. Ждать смены времен года. Любить эту землю. Заботиться о ней. Ты предпочитаешь идти своей дорогой. Иди!»

— Но я не знаю, куда…

«Или к нам, или прочь от нас! Выбирай! Мы даем тебе шанс!»

Девушка посмотрела на ветку рябины в руке.

— Я не могу вернуться, пока не вспомню…

«Тогда уходи!»

Повернувшись, старшая мать заковыляла прочь. Друидессы последовали за нею. Не прошло и минуты, как Дженнет осталась одна, но радости она не чувствовала. Да, она чувствовала, что может отправиться куда угодно, но не знала, куда и зачем ей идти. Она совершенно не помнила, зачем отправилась в волшебную страну. Но не собиралась покидать ее до тех пор, пока не вспомнит.

Это была клетка. Роскошная, красивая, но всего лишь клетка. И он был заперт в ней для развлечения прекрасной тюремщицы. Без ее дозволения тот, кого она именовала своим повелителем и королем, не мог даже переступить порог. На словах ему принадлежали несметные богатства — а на деле даже одежда была чужой. Тот, кто должен был повелевать целой страной, не мог даже приказать слуге подать ему стакан воды. Вся его свобода была в том, чтобы день-деньской кружить по комнате без дверей, окон и углов, ожидая, пока его навестит королева. Одиночество угнетало. Деятельная натура требовала выхода, и он метался по своей прекрасной темнице, как зверь по клетке. Не хватало только ошейника с цепью. Но лучше бы уж настоящие цепи и настоящие кандалы, чем эта показная роскошь! И неужели ему предстоит провести здесь остаток своих дней? Нет, надо бежать! Но как? Силой тут ничего не добьешься. Оставалась только хитрость, воля и разум.

Дни тянулись медленно, однообразно. Роланд не мог следить за сменой суток — светильники на стенах гасли, когда его начинало клонить в сон и разгорались через минуту-другую после того, как он открывал глаза. И поди угадай, сколько часов он проспал — два или десять! Как тут считать время?

Поневоле он ждал визитов королевы. Ее приход был единственным развлечением. Мэбилон больше не появлялась здесь в одиночестве — ее всегда сопровождал хотя бы маленький паж. Она часто стала разговаривать с ним на своем языке, и Роланд волей-неволей был вынужден отвечать. Учить язык — хоть какое-то развлечение в ожидании перемен, за которые можно ухватиться.

Она возникла на пороге, как всегда, бесшумно, как всегда, прекрасная и опасная. Уже знавший, что за этим последует, Роланд приветственно кивнул головой:

— Добрый день, ваше величество.

— Ты грустен, мой повелитель, — Мэбилон подошла, заглядывая в глаза. — Скажи, что тебя гложет? Быть может, я смогу развеять скуку?

— Сомневаюсь, ваше величество, что вам это под силу.

— А я уверена в обратном. Идем со мной!

Она взяла его за руку, потянула к выходу.

Ему дозволено выйти за порог? Это было уже интересно. Роланд позволил королеве вести себя, куда пожелает. Все лучше, чем томительная скука. И заключенным в тюрьмах полагаются прогулки. Правда, гораздо чаще из переводят из одной камеры в другую… Но все равно, хоть какое-то разнообразие.

Пройдя анфиладой комнат, они спустились по длинной широкой лестнице и оказались на дне огромной каменной чаши. Откуда-то сверху, с высоты, лился яркий свет, так напоминавший солнечный, что Роланд, выйдя из тени, вскинул голову и, прищурившись, уставился в небо. Неужели, он видит солнце? После стольких дней…

Они стояли на краю просторной арены, усыпанной мелким песком, который под солнечным светом сверкал так, что больно было глазам. Со всех сторон арена была огорожена белокаменной стеной.

— Где мы?

— В школе фехтования Саттах Грозной! — ответила Мэбилон. — Тебе нравится, мой повелитель?

На белом песке, меся его босыми ногами, парами и тройками сражались несколько десятков юношей. Их смуглые тела поблескивали то ли от пота, то ли от масла. Глаза горели, губы были плотно сжаты. Четкие движения принадлежали скорее солдатам, тренирующимся на плацу, чем ученикам школы фехтования.

Сама Саттах Грозная была тут же. Высокая, худощавая, смуглая, она неслышными шагами ходила между сражавшимися парами. Роланд вытаращил глаза, не веря тому, что видит- но Саттах была обнажена до пояса! Она была в серых лосинах, как кавалерист и мягких сапожках. Талию перетягивал широкий пояс с рядом бляшек, а выше лишь два ремня перекрещивались под грудью, да кожаные наручи закрывали ее руки ниже локтей. Развитые плечи и гибкое сильное тело одновременно притягивали взгляд — и отталкивали его. Светлые волосы Саттах Грозной на лбу были стянуты металлической пластиной, очевидно, заменявшей ей шлем. Прическа ее представляла простой «хвост». Вооруженная длинной, в рост человека, палкой с лезвиями на обоих концах, она, казалось, успевала следить за всеми, время от времен покрикивая на сражавшихся.

— В школе Саттах обучаются лучшие из лучших, — шепотом произнесла Мэбилон. — После испытания одни становятся моими телохранителями, а другие пополняют собой нашу непобедимую армию. Нет ни одного рыцаря, который не был бы учеником самой Саттах или одного из ее учеников.

Роланд кивнул, показывая, что принял к сведению ее слова.

Заметив зрителей, Саттах направилась к ним, не обращая внимания на то, что идти ей пришлось мимо сражавшихся. Но она успевала рассчитать траекторию полета любого меча или копья и делала шаг в сторону, даже не глядя, куда ступает. И ни разу не ошиблась.

Приблизившись, воительница отвесила короткий поклон. Ее узкие ярко-зеленые глаза задержались на лице Роланда, словно ощупывая его холодным взглядом.

— Моя королева, — голос у Саттах даже сейчас был низкий и хрипловатый, лишенный той музыки, которая звучала в голосах всех остальных фейри. Голос мужчины, наделенного отдельными признаками женского пола. — Благодарю за то, что почтили своим присутствием тренировку. В следующее полнолуние я буду готова представить вам лучших из лучших, тех, кто сможет пройти испытание в этом году.

— Я рада, Грозная Саттах, — кивнула Мэбилон. — И знаю — это будут доблестные воины.

— Может быть, вы желаете развлечься? Чем мне вас потешить? Устроить показательный поединок?

— Благодарю, но мой король желал бы благородным искусством фехтования развеять скуку, что его терзает, — вздохнула королева и нежным жестом погладила Роланда по руке. — Нет ничего труднее для мужчины, рожденного для войн, чем долгий мир.

Тот вздрогнул — Саттах взглянула ему в глаза. Роланду показалось, что воительница проникает мыслью в самые потаенные глубины его разума, копается в его памяти — он внезапно некстати вспомнил все поединки, в которых доводилось принимать участие, причем не полностью, а лишь отдельные фрагменты.

— Что ж…

Оборвав сама себя, Саттах Грозная оглянулась. Юноши все это время продолжали тренировку, не теряя темпа, но, видимо, кто-то из них слегка расслабился или допустил ошибку. Как бы то ни было, Саттах, забыв о королеве и ее спутнике, скользящим шагом ринулась вперед. Короткий резкий вскрик, взмах ее украшенного лезвиями посоха — и удар обрушился на спину нарушителя правил. Юноша упал на колени, не выпустив, однако, оружия. Поперек мускулистой спины его вспухла и поползла, истекая каплями, длинная царапина — одно из лезвий рассекло кожу.

— Наказан! — каркнула ему Саттах. — После тренировок — десять кругов с оружием в руках и на конюшни. Продолжать! Не спать!

Юноша поднялся, поклонился наставнице и снова встал в позицию. Кровь текла по его спине, но он не обращал на это внимания. А Саттах, как ни в чем не бывало, подошла к королеве и ее спутнику. Она улыбалась.

— Прошу простить, моя королева. Но за ними нужен глаз да глаз! Чем больше их бьешь, тем крепче они потом держатся… Эй! Мечи в ножны! На сегодня хватит! Встать в строй!

Команда была выполнена мгновенно. Некоторые из юношей не успели даже довершить прием. Они остановили свое оружие в воздухе и кинулись занимать места в шеренге. Даже тот, с царапиной, бросился вслед за остальными. Не прошло и полминуты, как все ученики замерли, выстроившись в одну линию. Все полуобнаженные, как их наставница, но в большинстве случаев босые или в легких плетеных сандалиях. Саттах прошла вдоль строя. У некоторых учеников на боках, плечах и руках виднелись царапины и порезы. Этим она приказала выйти из строя.

— Плохо. Очень плохо! — отчитала наставница раненых. — Вы не бойцы — вы малые дети! Еще один промах — и вы вернетесь к вашим семьям с позором! На конюшни! Остальные — свободны.

Ученики разошлись в разные стороны — те, кто не сумел избежать царапин в одну, те, кто оказался не ранен, в другую. Когда арена опустела, Саттах обернулась к Роланду.

— Посмотрим, на что вы способны, повелитель! Эй, паж! Оружие! Спату!

Один из мальчиков, которые молчаливыми услужливыми тенями сопровождали королеву, тут же выступил вперед и протянул ему на вытянутых руках обоюдоострый тонкий изящный меч. Роланд не слишком хорошо разбирался в оружии, но почему-то был уверен, что ему принесли не то. Но отступать было некуда, и он взялся за рукоять.

— Что ж, — Саттах Грозная тоже сменила оружие и стояла перед ним с насмешливой улыбкой на устах. — Посмотрим, каков ты в деле, повелитель!

Она атаковала — стремительно, легко, изящно, не делая скидок ни на свой пол, ни на опыт. Роланд попятился, не ожидая такого напора. Его учили владеть холодным оружием, но скорее потому, что так было принято. Да и боевому морскому офицеру стыдно никогда не прикасаться к абордажной сабле. Но эту технику боя он встретил впервые в жизни. Нервировало еще и то, что на него смотрят со всех сторон. Как будто он им что-то должен!

Но с другой стороны, этот неожиданный бой был именно тем, в чем он нуждался. Если отбросить чувства, сомнения и тревоги, останется лишь чистая энергия и желание выжить. В бою можно было забыть о тревогах, о душевной боли, о том, что он в чужом, нездешнем мире и сосредоточиться на главном — не дать себя ранить или убить. Это было то, что ему нужно — забвение. Смуглая полуобнаженная женщина, напиравшая на него, сейчас была олицетворением всего мира, норовившего победить, сломать его, вынудить сдаться и сложить оружие. Пусть попробуют! Он будет сражаться! И пусть потерпит поражение — но падет в бою.

Совершенно неожиданно его противница отскочила в сторону, разрывая дистанцию и опуская оружие. Роланд остановился, переводя дух.

— Отменно, — сказала Саттах Грозная, которая, казалось, не чувствовала ни усталости, ни волнения. — Лучше, чем я ожидала. Добро пожаловать в мою школу, повелитель!

Шелестя шелками, подлетела королева Мэбилон, обвила руками шею, прильнула, целуя в щеки и виски:

— Мой повелитель, ты великолепен! И я тебя люблю еще сильней!

Глава 10.

Дженнет брела по поросшей вереском и редкими кустами равнине. Палящее солнце стояло над головой. Девушка еле передвигала ноги, тяжело дыша. Порой от усталости она теряла равновесие и опускалась на колени, но, переведя дух, вставала снова.

Ей никогда еще не было так плохо. Волшебный лес выгнал ее — путешественница не прошла и фарлонга, как деревья расступились в стороны, явив ей холмистую равнину. Попытки вернуться под его сень ни к чему не привели — куда ни ткнись, стеной вставали непроходимые заросли. Откуда-то взялся даже бурелом, так что, потерпев поражение, Дженнет направила свои стопы на равнину. Приходилось то взбираться на склоны, то спускаться вниз, цепляясь за кусты. Травы задевали подол платья, колючки царапали ноги и руки.

Граница волшебного мира была где-то рядом. В какой-то миг упавшая духом девушка отчаянно затосковала по родному дому, по знакомым людям, по вечно озабоченному голосу матушки, по отцу, по сестренкам-болтушкам. Даже мисс Лилиан Ольстен в эту минуту казалась ей также мила, как Мэрион и Джоанна. Да что там! Если бы ей попался на глаза сам Ричард Ольстен, она бы с радостью запрыгнула в его ландо и приготовилась три часа кряду внимать его болтовне о лошадях. Дженнет так редко расставалась надолго со своими родными и знакомыми, что сейчас поневоле остро ощущала свое одиночество — особенно теперь, когда она забыла что-то неизмеримо более важное. О, хоть одним глазком увидеть знакомые места!

И только ей так подумалось, как до ее слуха донеслись какие-то звуки.

Девушка прислушалась. Скрип, постукивание, блеяние… голоса… Людские голоса! Здесь живут люди? Не фейри, а обычные фермеры-арендаторы? Да, наверняка они в этих холмах пасут овец, а поскольку сейчас вечер, отара направляется домой. Отлично. Эти люди угостят ее молоком, дадут хлеба и сыра, а заодно расскажут, куда ее занесло. Может быть, удастся уговорить их отправить родителям весточку?

Интересно, где она оказалась? Дженнет помнила, что она долго блуждала по волшебному лесу прежде, чем попала к друидессам. Да потом еще прошла никак не меньше десяти миль. Она, наверное, уже очень далеко от дома…

С трудом взобравшись на холм, девушка увидела ферму. Обычный дом, ограда, хлев для скотины… Все было такое обычное, что Дженнет не могла сдержать слез. С поля возвращались батраки, гнали небольшое стадо овец. Люди хлопотали, все были заняты делом. Семья фермера помогали — жена и двое детей-погодков, сын и дочь. Третий ребенок, девочка не старше пяти-шести лет, не отходила от матери.

Дженнет направилась к этим людям, но, чем ближе подходила, тем сильнее одолевала ее усталость. Ноги словно погрузились в кисель. Она с трудом делала шаг за шагом, думая только о том, как бы не упасть. Окончательно силы оставили ее в десятке шагов от ограды. Там рос высокий куст боярышника, и Дженнет ухватилась за ветку, чтобы устоять. Переводя дух — сердце прыгало в груди — она собиралась с силами, чтобы преодолеть оставшиеся расстояние до ограды и придумать, что сказать этим людям.

— Смотри, мама! Что это там?

Младшая девочка подергала мать за рукав.

Фермерша прищурилась, отвлекаясь от пересчета маток, которые рвались в загон к своим ягнятам. Стадо было небольшим, и овцы с ягнятами блеяли не так громко, чтобы мешать людям разговаривать.

— Вон, смотри!

Женщина обернулась и взглянула прямо на Дженнет. Девушка невольно отпрянула, прячась за куст боярышника.

— Кто это, мама? — не отставала девочка.

— Фейри, кто же еще? — пожала плечами фермерша. — Не иначе, как на промысел вышла.

— На какой промысел?

— А известный. Фейри — они такие проказники! То дитя из колыбели украдут, то сметану слижут, то всю пряжу в доме перепутают, то нужную вещь так запрячут, что хоть сто лет ищи — не найдешь! А она на видном месте лежит.

— А эта зачем к нам пришла?

— Откуда я знаю? Они издавна в этих холмах жили. Говорят, это их дом…

— Наш дом?

— Да нет, Мэри! Наш дом — он наш. А фейри жили в этих холмах, пока не ушли куда-то. Наверное, ушли недалеко, раз эта явилась.

— А может, она заблудилась? — предположила девочка.

— Вряд ли, — отмахнулась фермерша. — Фейри все тропинки знают. Не мешай, а то собьюсь со счета!

— Может, она кушать хочет? — не унимался ребенок.

— Да кто ее знает? — мать все-таки отвлеклась. — Не смотри на нее так, Мэри. Они этого не любят. Еще, чего доброго, захочет тебя украсть! Фейри — они любят красивых деток воровать, а ты у меня такая красавица!

Назад Дальше