— И губернатор Твери здесь? А Прохоров?
— Прохоров больше по расписным девкам.
— Каким?
— По юным моделям, которых ему расписывает на каждый день Листерман.
— Листерман?
— Вы не знаете Листермана? Если называть вещи своими именами — сутенер. Сам он себя называет продавцом «мохнатого золота». Вчера ему пожаловалась одна модель, дескать, Прохоров заставляет их читать «Мертвые души» у изголовья.
— Странный.
— А не странен кто ж?
За час до концерта все было готово. Из конгресс-холла убраны стулья, сцена оформлена нашим логотипом, пиво в упаковке по шесть бутылок расставлено по всему периметру зала, турникет в коридоре для прохода зрителей оборудован. На всякий безопасный случай были даже наняты два жандарма.
— Ты думаешь, придет кто-то с такими ценами на билет? — спросил меня Паша Фейсконтроль, в обязанности которого входило отказывать гостям в особо изощренной форме.
— Мы за вчера и за сегодня продали уже больше ста билетов.
Народ потихоньку стал подходить. Чуть ли не первыми пришли арт-директор клуба Zeppelin Дмитрий Ашман, владелец ресторана «Шоколад» Александр Майонезов, промоутер клубных вечеринок Андрей Фомин с Натальей Синдеевой, хозяйкой «Серебряного дождя».
— Их надо пропустить, — строго произнес Паша.
— Без билета не могу. Мне перед Ярдовым отчитываться потом.
После недолгих препирательств гости все же приобрели билеты. Потом появился совладелец сети «Перекресток» Хасис с супругой и адвокатом Натальей Барщевской. Билеты у них были. И были они в шубах. Несмотря на правило «с соболями не пускать», мы их пожалели — пустили. За ними вереницей последовали светские львицы с форбсами: Ульяна Цейтлина с Гарбером, Шахри Амирханова с Соркиным, Анастасия Волочкова с Полонским, Тинатин Канделаки с Керимовым, Ксения Собчак с Джабраиловым. Про многих я слышал впервые, и это меня спасало — никто не ускользнул без билета.
После них пошла «тяжелая артиллерия» московского бомонда: Абрамович, Давидович, Шусторович, Куснирович, а за ними «мелкая пехота»: Ваге Енгибарян, Константин Андрикопулос, два Верника, две Эвелины (Хромченко с Бледанс), Надя Сказка с нарядной Елкой и Никас с Витасом. К началу концерта в карманах моих брюк и пиджака скопились четыре кучи мятых евро. Я посчитал их в антракте — что-то около ста тысяч. Грянул концерт. Шнуров встретил толпу возгласом:
— Привет участникам Олигархических Игр! — и добавил: — Наше шоу — говношоу, но оно одно такое!
После песни «Когда нет денег — нет любви» Ярдов нашел меня у турникета и отвел в сторону.
— Народ хмурый, драйва нет. Пиво не заводит. Нужна водка. Срочно бутылок сто! Найди где хочешь.
— Хорошо. — когда Ярдов ставит невозможные задачи, у меня срабатывает защитная реакция: на словах согласиться, но не дергаться. Где я сейчас возьму столько водки? Но на всякий случай спросил жандармов, реально ли достать. Жандармы — ни фига себе! — откуда-то притащили десять ящиков Grey Goose, заработав на мне по бумажке в пятьсот евро. После водки народ, конечно, повеселел. Группа оголтелых банкиров у сцены потребовала со Шнура песню для именинника. И зал в едином порыве завыл:
Я вот день рожденья не буду справлять!
Все заебало! Пиздец нахуй блядь!
Концерт продлился до двух ночи. По окончании гости направились на afterparty в клуб La Grange. Мне надо было туда доставить Шнура, но он перехотел идти. Отлично! Неужели это конец и я могу расслабиться? Адский был день. Только направился к выходу, как кто-то меня окликнул:
— Привет! Не узнаёшь?
— Ольга? Надо же. Ты откуда?
— Я здесь работаю. Инструктором. Обучаю чад Искандера Махмудова кататься на лыжах. Знаешь такого?
— Слышал. А как же наука? Ты защитилась?
— Да. И успела поработать на кафедре искусств семь лет. Вышла второй раз замуж. За олигарха. Оставила науку. Но счастье длилось недолго. Муж завел себе юную модель, живет с ней в Лондоне. А я вот работаю тут.
— Слушай, а пойдем куда-нибудь. Я тут рядом бар знаю, поговорим. А твой первый, как он, где он?
— Жора еще при Горбачеве эмигрировал в Израиль, а оттуда в Америку. Надо было за тебя выходить замуж. Дурой была.
— Сколько ж мы не виделись? Лет десять?
— Девять с половиной.
Кособокий бар Piggy’s в самом центре Куршевеля сочетал в себе уютный бар и стильное джаз-кафе в одном флаконе, как гласила реклама.
— Do you speak english? — обратился я к девушке с плоской грудью и короткими ногами.
— No [67].
— Why? [68]
— Parce que je suis française [69].
— Ясно. И все ж налейте нам виски. Jameson, please. Two shots [70].
Девушка с плоской грудью и короткими ногами ответила отказом, потому как бар закрывался через пять минут. Тогда я спросил, а можно ли купить целую бутылку.
— C’est très cher [71], - отрезала девушка с плоской грудью и короткими ногами.
— Combien? [72] — одно французское слово я все же знал.
— 1350 euros, — заглянула мне в глаза девушка с плоской грудью и короткими ногами.
Я вынул из кармана брюк горстку мятых евро и высыпал на стол. Выпрямив три бумажки по пятьсот евро, протянул девушке с плоской грудью и короткими ногами. От сдачи я победно отказался.
— Нас здесь не любят, пойдем отсюда, — грустно молвила Ольга.
— Зато любят наши деньги, — добавил я.
— Знаешь, как мы их здесь кличем?
— Как?
— Э, Кузьма.
— Почему?
— Искаженное от excusez-moi [73].
Мы быстро добрались до отеля. Лобби-бар был, естественно, закрыт.
— Поднимемся ко мне? — Я попытался обнять Ольгу, но она отпрянула.
— Давай выпьем на улице. Как студенты, с горла. Смотри, какой снег повалил. Давно здесь такого не было.
Мы вышли на улицу. И вправду, валил добрый, мирный снег. Ночное небо было по-зимнему звездным и ясным. И было тихо. Настолько, что морозный скрип наших ботинок отдавался хрустальным эхом. В этом мягком ночном свете чувствовалась потребность в каком-нибудь знамении. И оно случилось. Откуда-то из темной сказки возникли, шатаясь, Ярдов со Шнуром. За ними, словно вурдалаки, выползли из мрака члены группировки «Ленинград».
— Опа-на, а вот и, сука, марсиане! — Шнур, икая и сморкаясь, тут же потянулся к бутылке.
— Извини, можно даму сначала угощу? — Я убрал бутылку за спину.
— Офф корс, ледиз фёрст. — Шнур изобразил нечто похожее на реверанс, еле удержавшись на ногах. Затем получив бутылку, жадно отхлебнул из нее и передал тромбонисту Валдику. Валдик отхлебнул и передал Севычу (маракасы), тот — Микшеру (ударные), далее бутылка пошла по рукам саксофонистов и завершила круг на Пузе (большой барабан). Пузо вернул бутылку мне. Я уступил ее Ярдову. Ярдов пить не стал и пустил бутылку по второму кругу. И подошел к моей спутнице.
— Позвольте представиться. Царевич русского пива, — отчеканил Ярдов и упал на колено. — Вы позволите поцеловать вам руку, мадам?
— А кто же царь? — заметно смутилась Ольга. А у меня к горлу подступил комок гордости за босса. Через минуту галантный Ярдов, облобызав Ольгину руку, поднялся, стряхнул снег с колена и важно произнес:
— Боллоев из «Балтики», Таймураз Казбекович. Но я его скину скоро.
Постояв немного в раздумье, Ярдов отвел меня в сторону и тихо шепнул на ухо:
— Что за телка? Уступи!
— Извини, не расслышал.
— Уступи, будь другом! Премию выпишу.
Пьет — значит, любит
Однажды Ярдову захотелось водки. Не в смысле выпить, а в смысле создать свой бренд премиальной водки.
— Что думаешь, водка Yardoff звучит?
— Звучит. Но рано размывать бренд. Ему всего два года. Пусть хотя бы до школьного возраста доживет, а там — и водка, и виски, и банк. И даже отель. Yardoff-Astoria, например. А пока мы рискуем разочаровать наше «цэгэ»…
— Кого?
— Целевую группу. Молодые профессионалы повернуты на западных ценностях. Водка для них слишком русский продукт.
— А пиво? С какого такого хуя они пьют наше пиво? Мы сделали самое дорогое пиво, сделаем и самую дорогую водку. — Ярдов подошел к хьюмидору, вынул оттуда сигару, повертел задумчиво и положил обратно. — найди-ка мне владельцев водки «Владимир». Может, продадутся.
Я нашел. Владельцами оказались — о господи! — армяне. Их было трое: Гагик, Грачик и Вараздат. Жили они в Лос-Анджелесе. Точнее, в северном его пригороде Глендейле. Пригород небольшой, но и немаленький: две сотни тысяч жителей, половина из которых армяне. Остальные — негры, мексиканцы и небольшая община индейцев чероки. Белых в Глендейле почти нет, хотя когда-то он был одним из центров ку-клукс-клана, пока здесь не появились армяне. Глендейл также известен тем, что отсюда пошла слава рок-группы System of a Down. Я позвонил в город ангелов. Меня соединили с Гагиком.
— Родом откуда будешь?
Армяне всегда интересуются корнями, ибо все армяне — братья, но не все знают друг друга.
— Родился в Тбилиси, а дед из Карса.
— Вай, серьезно? Я тоже тбилисский, и дед мой из Карса. Брат-джан, завтра вылетаем в Москву, — заверил меня новоявленный брат. — ждем вас во вторник у нас в московском офисе.
— Сколько запросят твои армяне, как думаешь? — Новость о владельцах «Владимира» нельзя сказать, чтобы расстроила Ярдова, но озадачила точно. — Почему, сука, именно армяне делают лучшую водку в России? Попросят больше трех «лимонов», пошлю их на хуй.
Армяне встретили нас по-восточному шумно и обильно. Накрыли стол, ломившийся от невообразимого разнообразия яств. Тут и долма, и хоровац, и тжвжик и кюфта, и сиг с ишханом, и бастурма с суджуком, и гата с пахлавой. Обычно такой стол накрывают на крестинах или поминках. В тесной комнате без окон, на дверях которой висела дощечка «Переговоры», собрался, похоже, весь менеджмент. Перед тем как усадить, хозяева вручили нам по тяжелому набору своей продукции. А это не только водка «Владимир», но и коньяк «Модест Мусоргский», тутовый дистиллят «Айвазовский» и горилка «Леся Украинка».
— Давайте сразу к делу. Сколько хотите за «Владимира»? — Ярдов был явно не в своей тарелке, поэтому ни к чему не притронулся. Мне показалось даже, что у него непреодолимые гастрономические разногласия с армянской едой.
Владельцы были слегка обескуражены. А выпить за знакомство? А поднять тост за успех переговоров? Гагик выразительно посмотрел на Грачика, Грачик — на Вараздата. Вараздат, в свою очередь, вернул алаверды Гагику. А тот, покрутив внушительным перстнем на мизинце и погладив роскошные усы, произнес возвышенно:
— Мы думаем, справедливая цена — тридцать.
— Чего тридцать? Рублей? — оживился Ярдов.
— Почему рублей? Евро.
— Евро? Даже не долларов? — Радость Ярдова оказалось преждевременной, — Да вы охуели. Да вся ваша Армения столько не стоит.
Насчет стоимости Армении я бы поспорил с Ярдовым, а вот ценой за «Владимира» возмутился тоже. На следующий день я позвонил Гагику:
— Что это было, дорогой? Какие, к черту, тридцать «лимонов?» Больше трех вы не стоите. И Ярдов готов был столько заплатить.
— Брат-джан, мы только сели за переговоры. Это была наша первая цена. Не обижайся, но твой босс не умеет торговаться. Почему не назвал свою цену? Мы бы согласились и на два «лимона».
История с водкой на время забылась. Ярдов улетел кататься в Куршевель. Вернувшись с лыж, он спросил:
— Что с водкой?
— А что с водкой? — пожал я плечами. — Ах да! Армяне готовы уступить за два «лимона».
— За два, говоришь? — задумался Ярдов. — Дорого. Сторгуйся за лимон.
«Ка-ак дорого? Вроде за три был готов?» — подумал я, а вслух покорно произнес: — Хорошо, попытаюсь.
— Хотя погоди, — опять задумался Ярдов, — в задницу твоих армян. Сами сделаем.
— Черт, вспомнил. Посмотри, какая водка появилась. Знакомый бармен угостил. «Белуга» называется. — Я вынул из шкафа бутылку и поставил перед Ярдовым.
— А что пустая?
— Выпили с ним.
— Найди мне хозяев. — Ярдов повертел бутылку и бросил в мусорное ведро.
— Уже, — похвастался я. — владелец некто Аблитаров из Омска. Я связался с ним. Готов прилететь, когда скажем.
— Завтра пусть прилетает.
Аблитаров прилетел первым же рейсом. Встреча длилась меньше двух минут. Ярдов с ходу предложил триста тысяч долларов. Аблитаров попросил миллион. Ярдов взбесился и прогнал Аблитарова, обозвав его борзым гопником. Через два года «борзый» Аблитаров продал «Белугу» «Синергии» за двенадцать миллионов долларов. В очередной раз я убедился, как брутальный образ крутого пацана убил в Ярдове тонкое чутье предпринимателя. Но Ярдов переживал недолго. Месяц спустя он сообщил, что учредил с Генераловым, бывшим министром топлива и энергетики, совместную водочную компанию.
— Завтра вечером ничего не планируй. Встречаемся с Генераловым в ресторане Carre Blanc.
Несмотря на пятницу, ресторан был пуст. Лишь два бритых господина с рацией в ушах бесшумно болтали в углу зала. Не дождавшись портье и бросив куртки на стойку гардероба, мы спешно направились к столу Генералова.
— Извините за опоздание! Пробки, — соврали мы.
— Позвольте представить моих коллег. — Лицо Генералова не выражало ничего и в течение всего ужина оставалось гранитным. «Ему бы в покер играть», — подумал я. — Султан Серебров, генеральный директор «Русского алкоголя», и его зам Касьян Вадимов.
— А это мой директор по маркетингу. — Ярдов поворотом головы показал на меня. — Предлагаю его сделать руководителем проекта. У него большой опыт создания брендов. А еще неплохо разбирается в винах, так что ему и карта вин в руки.
— Насчет вина — явное преувеличение, — робко возразил я.
— Не скромничай! Закажи Petrus, но только 82-го года.
Chateau Petrus 1982 стоил 4490 евро. Строчкой ниже в карте значился Petrus 1981, но уже за 1990 евро. Я отвел в сторону сомелье:
— Мы возьмем Petrus 81 — го года. Но вы могли бы декантировать его так, чтобы гости не видели год урожая?
— Полагаю, лучше нанять иностранных дизайнеров. Что вы думаете об этом? — обратился ко мне Генералов.
— Не знаю, — замялся я, — и у нас есть дизайнеры не хуже западных. Водка все же русский продукт. У иностранцев иная ментальность, иная эстетическая культура. Боюсь, мы получим водку a la Russe. Помните образ русского Ивана Драго, которого сыграл Шварценеггер? Я бы предложил питерскую команду Coruna. Ребята крепкие, мы с ними делали дизайн упаковки пива, пельменей и много чего еще.
— И в Москве много сильных агентств, — включился в разговор Вадимов, — Buzina Branding, Zadrot WPF.
— Кто? Задрот? Какие они нах… на фиг дизайнеры? Я им даже сортир не доверил бы расписать, — непонятно, отчего Ярдов был зол на Zadrot.
— Позвольте все же настоять на западных специалистах, — Генералов был все так же невозмутим.
— В таком случае предлагаю соломоново решение. Давайте привлечем сразу два агентства. Западное финансируете вы, а мы финансируем «Коруну». Предлагаю выпить за это. — Не дожидаясь остальных, Ярдов пригубил вино и выразительно причмокнул.
Покидая ресторан, я признался Ярдову в подмене вина. Он сначала вскипел, потом зашипел, но быстро остыл и, довольный, улыбнулся.
Coruna, увы, отказалась от сотрудничества по этическим соображениям. Как объяснил Ким, владелец агентства, они не работают с социально опасными продуктами и политиками. Так что выбор остановили на московской «Бузине Брендинге» и на Claessens Brand Design Specialists из Амстердама. В портфеле голландцев были такие работы, как Stolichnaya, Kremlevskaya, Wyborowa, Ketel One.
Уже на следующей неделе Султан Серебров, Касьян Вадимов и я вылетели в Голландию знакомиться с Claessens. Остановились в отеле в центре Амстердама, неподалеку от Музея Ван Гога. Я предложил сходить туда. Когда еще представится такая возможность? Ребята согласились, но музей по понедельникам не работал. Стоя у входа в музей, мы решали: куда себя деть? Встреча с голландцами завтра, ужинать еще рано, бродить по городу зябко. По обе стороны от входа в музей возвышались бетонные кашпо, полные навоза. Из них, не ведая стыда, росли жирные подсолнухи. Пахло метаном, но проницательный Султан умудрился учуять иной запах — манящий аромат травы.