— Он разговаривает, Сэм. Он дерётся с кем-то.
— С воображаемым соперником.
— Он разговаривает с ним!
Её голос срывается на истерические нотки. Развернул к себе сестру и, обхватив за подбородок пальцами, проговорил, чеканя каждое слово и ощущая, как её буквально колотит от волнения:
— Ками! Он ребёнок. Он просто играет с мечом. Я не понимаю тебя.
— Он разговаривает. Смотри, — она взмахнула рукой, показывая на окно, в котором Яр подошёл к зеркалу и, поклонившись ему, снова начал кривляться с мечом.
— Послушай, Кам…, - опустился вместе с ней на землю, — что с тобой? Ты устала. Понимаешь, сестрёнка? Ты просто устала. Сессия твоя эта… Твоему сверходарённому мозгу просто нужно отдохнуть…потому что я ни хрена не понимаю, что ты хочешь мне сообщить. Не знаю, что тебе там мерещится, но уверен, что никаких причин для беспокойства у нас нет. Я сам точно так же тренировался с оружием в своей комнате.
Она молчала около минуты, потом её плечи расслабились, и Ками улыбнулась, натянуто, но улыбнулась.
— Ладно. Возможно, ты прав. Сэм…раз уж ты пришёл, может, зайдёшь на ужин?
Несмелый вопрос. А в глазах…в глазах уверенность в ответе, который получит. И ни капли удивления, только искра боли вспыхнула и тут же молниеносно погасла.
— Не могу, Кам. У меня задание срочное. Прости.
И раствориться, перемещаясь в своё убежище. Дьявол…когда-нибудь я перестану ощущать себя самым настоящим мерзавцем по отношению к ней? К ним всем?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ШАЙ
Я думала, что знаю все о страхе и боли, что я видела все его безобразные оттенки, ввергающие в состояние обезумевшего от паники загнанного животного. Но я ошиблась. Я поняла, что ошиблась, после зверских пыток, которым подверг меня проклятый нейтрал с глазами, полными самого черного мрака, о котором я не могла спокойно думать с той секунды, когда впервые увидела, и до сих пор не поняла, что испытываю к этому монстру с внешностью воскресшего бога с мертвым сердцем и дырой вместо души. Ненависть и адское влечение. Ужас и притяжение такой силы, что этот ужас возрастал в несколько крат от непонимания собственной реакции и опасения перестать быть собой. Это не предательство плоти, это даже не банальная похоть. Рядом с ним со мной что-то происходило, и я не могла дать этому ни одного определения. Когда он выворачивал и дробил мне кости, обжигал нервные окончания и тянул их невидимыми щипцами, заставлял умирать от презрения к себе и желать размозжить голову о камни, пока я висела совершенно голая, привязанная к железной балке под потолком жуткой сырой пыточной, на стенах которой все еще оставались пятна чьей-то крови, и воздух провонял смертью и невыносимой болью. Всхлипывая, глядя на своего палача сквозь слезы…я любовалась им. Он был невыносимо красив в своей адской, холодной жестокости. Ничего красивее этого я никогда в своей жизни не видела. И мне хотелось убить его изощренно и очень больно. Когда-нибудь, Самуил Мокану, внук Аша Руаха, я выпущу тебе кишки голыми руками, и ты будешь орать и извиваться от боли точно так же, как и я, пока я буду наматывать их на раскаленное лезвие хрустального меча. Но я не могла не признать, что меня завораживает его лицо, на котором застыла некая печать смерти. Он словно носил ее, не снимая. Как будто соприкоснулся с ней и потрогал собственными руками, а потом больше не смог избавиться от ее присутствия внутри себя. Я видела тех, кто столкнулся со смертью на самом деле. Нет, не тех, кто выжил в бою или убивал. А тех, кто договаривался с самим мраком и шел с ним на адские сделки, тем, кто отдавал самые дорогие жертвы в костлявые лапы вечности. Мне казалось, что он из них…он встретился с ней лицом к лицу и что-то отдал, получив взамен нечто не менее жуткое. Она дышала на него, а теперь он выдыхает ею. И все же запах его дыхания сводил с ума настолько, что я до сих пор, вспоминая его губы в миллиметре от своих, дрожала от дикой потребности почувствовать их своими губами.
Его глаза…ни у одного из существ нет таких страшных глаз, как у этого нейтрала. Черных, без зрачка. Только блеск исчезал или появлялся внутри, отражая те или иные эмоции о которых знал лишь он сам.
И это было страшно…но и в четверть не так страшно, как встреча с Главой Нейтралитета. Меня никто к этому не готовил. Меня никто не предупреждал, что я попаду в самое логово этих жутких тварей. Хотя Ибрагим не мог этого не знать.
Когда Шторм закончил со мной, меня, совершенно обессиленную, испачканную кровью и слезами, швырнули в камеру, больше похожую на стерильную комнату без окон и мебели с раздражающим ослепительным светом. Мне что-то вкололи для быстрой регенерации и захлопнули дверь, оставив валяться на полу в белой робе, похожей на больничную, без глотка воды и крошки хлеба. Я не знаю, сколько времени пролежала там, прислушиваясь к тому, как затягиваются раны изнутри, как регенерируют клетки. Адская боль заживления, так хорошо знакомая всем бессмертным. Ее надо просто перетерпеть, когда она происходит естественным путем. Мне же ее усилили в несколько раз, заставляя регенерировать намного быстрее. Я была им зачем-то нужна. И это утешало. Ведь Нейтрал вытащил из меня почти все тайны. Я впустила его в свой мозг…у меня не оставалось выбора. Я хотела жить…для того, чтобы когда-нибудь увидеть, как умрет он.
За мной снова пришли, едва я перестала корчиться и тихо дышала, отходя от сумасшедшей по своей силе боли. Не говоря ни слова, подняли под руки и понесли. Я ничего не спрашивала — это совершенно бесполезно, они все равно не ответят. Это запрограммированные роботы нейтралитета. У них есть только одно желание — служить на благо организации и подняться по карьерной лестнице. Ничего больше их не интересовало, конечно, кроме чьей-то боли и смерти. Их за глаза так и называли в Мендемае — Пожиратели боли. Или просто Пожиратели. Вульгарное название, наподобие того, как смертные называют полицейских.
Просить таких о чем-либо или звать на помощь совершенно бесполезно. Я смиренно позволила себя оттащить по длинному спиралевидному коридору куда-то вверх, пока мы не остановились перед зеркальной белой дверью, которая распахнулась, едва один из нейтралов наклонил лицо к датчику, отсканировавшему его черты.
Меня завели в просторное помещение с имитацией шикарного офиса с видом на берег океана и фантастический город с небоскребами…Когда-то в детстве я мечтала увидеть именно такой берег. Мать рассказывала мне, что в мире смертных природа диковинная и невероятно красивая. Она показывала картинки, и больше всего я влюбилась именно в такую…как в этом галогеновом изображении. Значит, я позволила проклятому Шторму не только прочесть свои воспоминания, а еще и транслировать их куда-то для записи.
Я лихорадочно осмотрелась по сторонам. В помещении я была совершенно одна. Едва я подумала об этом, как рядом со мной раздался вкрадчивый и довольно хриплый голос.
— Добро пожаловать в самое сердце Нейтралитета, Ами Шай.
Резко обернулась и непроизвольно вытянулась, содрогнувшись от напряжения, мгновенно сковавшего все тело. Я видела изображения каждого из них. Я знала достаточно, чтобы уметь правильно реагировать и отвечать на вопросы. Вся информация соответствовала действительности, каждый целиком и полностью походил на самого себя. Каждый…кроме Главы.
Я поняла по-настоящему, что значит страх лишь в эту секунду. Увидев его во плоти в нескольких шагах от себя. И вокруг него воздух словно начал замерзать и искриться кристаллами инея. Шторм был почти точной его копией…с едва уловимыми отличиями. Дикая, нечеловеческая красота, мрачный холод во всем облике и жуткий взгляд, от которого хочется умереть. Добровольно перерезать себе вены, чтобы не испытывать чувство всепоглощающей тревоги, которую вселял Морт.
У бессмертных нет возраста…Сын может выглядеть старше отца, а дед младше своего внука. В зависимости, когда и кого обратили. Так я думала раньше. До встречи с главой, чьи изображения мне показывали, и с них на меня смотрел молодой мужчина лет двадцати двух — двадцати пяти с ярко-синими глазами, эдакий мачо и любимец женщин. Я ведь могла легко с таким справиться. Я именно так его себе и представляла. Считая, что взять место главы ему помогло многочисленное семейство. По крайней мере, так мне рассказывал Ибрагим. Нет, не умаляя коварства, подлости и изощренной жестокости бывшего князя, которого называли Зверем, но и совершенно не давая мне представления, с каким жутким многослойным мраком я столкнусь на самом деле.
И внешне…внешне он лишь напоминал себя самого. Я видела слегка посеребренные сединой виски, очень бледную кожу, несмотря на то, что она была смуглой и…белесые радужки глаз, словно затянутые молочной пленкой. Что за дьявольская хрень творится с глазами в этой семейке? Словно некто вытравил им цвет нарочно, но в то же время совершенно полярно. И у каждого они жуткие по-своему. Мне стало невыносимо страшно, и я невольно подалась на несколько шагов назад, непроизвольно судорожно выдыхая воздух, который казался мне в присутствии Морта ледяным. Нет, не казался, каждый мой выдох на самом деле светился заиндевевшими прожилками и оттаивал, растворяясь. По коже пошли мурашки, и замерзли пальцы рук и ног.
— Бывали времена, когда красивые женщины не шарахались от меня, как от самого черта.
Усмешка искривила чувственные сочные губы, которым мог действительно позавидовать сам Сатана…точно такие же я видела перед своими глазами несколько часов назад, и они шепотом заставляли меня мысленно убивать себя снова и снова. Никто и никогда не узнает, какую лють меня заставили делать в моем подсознании…Хотя, Морт, точно знал, как сделать еще больнее, чем его сын. Я была в этом уверена и проклинала Ибрагима за то, что не подготовил меня ко встрече с Главой Нейтралитета. С таким, каким он был на самом деле.
— Наверное, тогда вы не были Мортом, а звались совсем иначе.
Улыбка не пропала, она стала еще чувственней, и Глава отошел к мини-бару, открывшемуся в белоснежной стене и сверкавшему переливающимся стеклом.
— Сделала домашнее задание, прежде чем влезть в гнездо смертоносных шершней? Да, малютка?
Несмотря на совершенное спокойствие и якобы отсутствие угрозы, я прекрасно понимала, что это всего лишь видимость.
Морт достал бутыль с темно-бордовой жидкостью, наполнил ее до краев и повернулся ко мне.
— Страх — это правильная и естественная реакция. Самая честная из всех человеческих инстинктов. За это я ее люблю больше остальных. Я не стану говорить тебе, чтоб ты не боялась. Бойся. Содрогайся от ужаса. Твоя интуиция тебя не подводит — здесь более чем опасно для такой, как ты.
Теперь меня накрыло паникой, и это ощущение уже никуда не отступало, оно возникло где-то в позвоночнике и тонкой, шипованной паутиной царапало мне нервные окончания по всему телу. Я хотела отвести взгляд от белесых зрачков Морта и не смогла. Он вцепился в меня мертвой хваткой и обжег азотом все мои внутренности, замораживая и не давая пошевелиться.
— Да, мы уже знаем, кто ты…таких здесь умерли сотни. Самыми жуткими смертями из всех, что можно себе представить. Ваше рождение уже преступление. И я думаю, ты прекрасно об этом знаешь…Амиии Шай.
Сделал шаг ко мне, и я задохнулась от ужаса, потому что никто и никогда не пугал меня с такой силой, как этот монстр со все той же улыбкой на красивых губах. Берег океана медленно исчезал, и на его месте появлялось грозовое небо со сверкающими молниями и вращающимися смерчами, поднимающими столпы грязи и обломков.
— Что должен был сделать маленький хамелеон, когда осознал, что он такое, и изучил законы бессмертных?
И он заставил меня говорить, словно кто-то иной двигал моим одеревеневшим языком.
— Хамелеон обязан сдаться в руки ищеек или иных представителей власти. Добровольно. Тогда его ожидает самая легкая смерть.
Склонил голову к плечу. Иссиня-черные волосы с нитками серебра поблескивают в неоновых вспышках молний за стеклом, в которое бился проливной ливень.
— Но ты ведь этого не сделала.
Я отрицательно качнула головой, чувствуя, как от страха на глаза навернулись слезы.
— Почему ты этого не сделала, Ами Шай?
Я не знала, что ответить. Я не знала, что именно они прочли у меня в голове, что им открыло мое подсознание, что они могли видеть. Перед тем, как Ибрагим отправил меня на задание, с моим мозгом работал некто…чей образ мне запомнился лишь как пустая сущность под черным покрывалом. Но что именно там скрыто, я не знала…и поэтому боялась сказать что-то лишнее или же разозлить самого Дьявола, голос которого по-прежнему звучал очень вкрадчиво и завораживал хриплым тембром.
— Я хотела выжить.
— Конечно, ты хотела выжить. И это вызывает уважение. Не то, что те, другие, трусливые и жалкие, которые сами пришли на смерть и склонили перед ней покорно головы. Ты решила, что достаточно умна, красива и сильна, чтобы попытаться скрыть свою сущность.
Еще один шаг ко мне, и я перестаю дышать…нет, не потому что это моя физиологическая реакция на ужас, а потому что он мысленно запрещает мне это делать. Он вонзился в мой мозг, как кусок льда и прорастает там ледяным узором, сдавливая виски и прорезая меня изнутри.
— За это ты должна поплатиться жизнью…и перед этим испытать все муки ада. Но ты не просто нарушила закон, ты пошла против него и выкрала то, что принадлежит самому Нейтралитету. И вот я думаю, это смелость, или ты просто самая обычная идиотка? Ты ведь не могла не знать, что тебя ждет за это? Те пытки, что ты пережила, ерунда по сравнению с тем, что уготовано таким, как ты. Агара. Высокородная шлюха. Королевская, можно сказать. — пейзаж за окном снова сменился мокрыми каменными стенами, залитыми кровью, теперь по стеклу стекали красные капли, — В этом здании тысячи оголодавших мужиков. Они могут терзать твою плоть бесконечно, не давая тебе сдохнуть, превращая тебя в мясо с разодранными дырками, потрескавшимися от нескончаемых проникновений.
И в голове вспыхивают отвратительные кадры, от которых все тело сводит конвульсиями… я вижу, как меня терзают…как распинают голую и окровавленную на полу животом вниз. Тошнота подкатывает к горлу, и кровь замерзает, переставая носиться по венам.
— Где ты сейчас, Ами Шай? Ты ведь видишь себя? Где ты?
Всхлипнув не могу ответить, так как мой рот раздирают чьи-то пальцы, там, в моем подсознании у меня трещит челюсть.
— Темно или светло? Там темно или светло?
— Тем-но-о-о.
— Ты снаружи или внутри? Снаружи или внутри, Ами?
— Вну-т-ри-и-и.
По щекам потекли слезы, и сердце судорожно дернулось в предчувствии боли и дикого надругательства.
— Тебе больно?
— Даааа….
И тут же все исчезло, передо мной бледное лицо нейтрала с заостренными чертами и пустые глазницы, все еще вцепившиеся в мой взгляд. И я наконец-то могу дышать.
— Те времена, когда кого-либо казнили лишь за расовую принадлежность или подвид, закончились, с того момента, как править миром бессмертных начал я.
Я еще не понимала, что именно это значит. Я лишь дрожала от пережитого ужаса так, словно это было здесь и наяву…а там, в своей голове я видела, как рыжий урод насилует мою маму и точно так же разрывает ей рот грязными руками.
— Тсссс, малютка. На выпей, — мои скрюченные ледяные пальцы вцепились в бокал, и я сделала несколько больших глотков крепкого спиртного напитка. Он потек по венам, снимая адское напряжение, — умный правитель не станет уничтожать сильнейшую из рас, уникальнейшую и самую красивую, он ее использует в своих целях и на благо организации.
Он вдруг отпустил мой взгляд, и от облегчения я пошатнулась на ватных ногах. А помещение снова залили ослепительные лучи солнца и послышался шум волн за окном.
— Ты можешь сесть, Ами Шай. Позади тебя стоит кресло.
Я не села, я в него упала, истекая потом и все еще не в силах отдышаться, стискивая бокал и делая еще несколько глотков. Морт снова повернулся ко мне, и черный плащ за его спиной медленно взвился волной, оседая вокруг начищенных до блеска черных сапог. Я снова подумала о том, что он так же чудовищно красив, как и его сын… я не завидую той женщине, которая находится рядом с ним. Потому что он самый настоящий дьявол. Ибрагим либо ни черта не знает о нейтралах, либо его познания скудны, либо же они усовершенствуются с каждым днём.
— Я хочу, чтобы ты работала на меня. Для моих целей мне нужен хамелеон. Я не даю тебе право выбора. Я ставлю тебя перед фактом…точнее, выбор есть всегда, и я показал тебе, что ждет маленькую, хорошенькую агару в случае отказа.