Закрыться от всех. Чтобы ни один не смог проникнуть в голову. Потому что понимаю — или я трахну её прямо сейчас, или разнесу к чертям собачьим весь этот долбаный дворец, и мне с высокой колокольни на последствия. Шагнул к девчонке, неспособный оторвать взгляда от её хаотично поднимающейся и опускающейся груди. Дряяяяянь…я же знал, насколько ты будешь хороша в этих тряпках. Знал и именно поэтому выбрал их для тебя. В чём я просчитался — так это в своей грёбаной реакции на твое тело в них.
— Изнемогаешь от желания, значит?
Срывая с неё все жучки и кидая их себе под ноги.
— Давай слайд, если не хочешь узнать, как я могу его утолить.
И понимать, что с этой секунды мне плевать и на её желания. Я возьму эту суку. И возьму прямо сейчас
* * *
Все исчезло. Мир вокруг растворился и исчез, я видела только его черные глаза. Невероятные, две бездны, полные голодного мрака, который хочет меня сожрать, и я хочу быть сожранной им. Хочу, чтоб этот мрак просочится мне под кожу, словно знаю, что мне будет адски вкусно принять его, впустить так глубоко, чтоб стало больно. И ненависть растворяется…как и всегда рядом с ним она мутирует в совсем иные эмоции. И я понимаю, что это не только физическое влечение, меня влечет в нем все. Начиная от его холодной властности, какой-то невероятной мощи, которая чувствуется даже во взгляде, и заканчивая тем, как он относится к своим людям. Мне было с чем сравнить. Я видела только жестокость, помимо железной дисциплины. Жизнь агары волновала лишь в денежном эквиваленте. Ее спокойно могли подложить под того, кто жестоко лишит жизни.
Но он был другим…он относился к своим воинам иначе. Я это видела изо дня в день на тренировках, слышала, как дает им задание.
Снова перевела взгляд на его лицо и задохнулась от жгучей жажды испробовать, что значит быть женщиной этого нейтрала. Я хотела его руки на своем теле, хотела узнать, какие на вкус его сочные губы, я хотела почувствовать тяжесть сильного тела на себе.
Наверное, потому что он единственный, кто заставлял меня саму сатанеть от сумасшедшей страсти. Я теряла с ним разум. Облокотившись спиной о стену и видя, как он смотрит на мою грудь с вытягивающимися и твердеющими лишь от одного его мрачно-голодного взгляда сосками, я выгнулась и чуть запрокинула голову, зная, что это сорвет нас обоих. Безрассудно желая, чтоб его сорвало. Чтоб его лед взорвался осколками той же бешеной страсти, которую я испытывала.
— Возьми….
И провела языком по пересохшим губам, чувствуя, как захватило дух от одной мысли, что возьмет. Меня.
* * *
Как звук выстрела. Короткий. Требовательный. И после него ты не слышишь больше ни хрена. После него отключается начисто мозг и включаются голые инстинкты. Инстинкты, натасканные на неё. На кожу эту молочную с едва проступающим на щеках румянцем от возбуждения. На срывающееся частое дыхание, от которого собственное сбивается к дьяволу. На этот язычок, которым по губам провела, а у меня член запульсировал от вспыхнувшей в голове грязной картины, в которой она этими самыми губами ласкает меня.
Сдёрнул вниз корсаж платья и зашипел, увидев упругую округлую грудь. Перехватив соскользнувший слайд и спрятав его в карман, позволить себе мгновение агонии. Просто смотреть как под моим взглядом ещё больше вытягиваются розовые соски и становится насыщенным запах возбуждения в комнате. Чертово противостояние с самим собой, чтобы, безнадёжно уступив, затем с громким проклятьем наброситься на эту сучку. С силой стискивать полушарие груди, и ловить тихие стоны в воздухе. В миллиметрах от её губ.
— Доигралась?
Скользнув одной ладонью вниз, сдергивая ниже, к ногам, осточертевшую ткань, чтобы провести пальцами по плоскому твёрдому животу. Вашу маааать…стиснуть зубы, потому что агара не надела нижнего белья. Откинул голову назад, чтобы выдохнуть, потому что самого нехило коротит от этого зрелища. И она видит это. Видит, как мне крышу сносит от близости с её проклятым телом. Когда кожа к коже…и никакой брезгливости, а дикое неуправляемое желание вжать её в себя ещё теснее. Сожрать. Даааа…её хочется сожрать, и мне откровенно плевать, это влияние самой женщины или особенность её расы.
Накрыл ладонью её лоно, глядя на лихорадочно бьющуюся вену на длинной шее. Мне кажется я слышу шум её крови. Провёл языком по горлу, и выругался, когда она выгнулась больше, подставляя грудь моей ладони, и застонала. Ущипнуть острый сосок и тут же растереть его ладонью, наблюдая за её лицом. за тем, как нахмурилась слегка и прикусила губу, когда я начал поглаживать пальцем складки плоти. Потираясь о её живот напряжённым, до адской боли напряжённым членом, отчаянно вдыхать её аромат у самых волос. Дьявол…это просто безумие. Она очень вкусно пахнет. Так, что хочется слизать этот вкус. Запомнить его на своём языке. Впервые в жизни, бл**ь.
Скользнул одним пальцем в тесную дырочку…и она сжимает ноги, а на меня злость накатывает. У нас нет времени на игры. И буквально каждую минуту сюда может ворваться Морт в случае тревоги. Несмотря на то, что я послал ему сигнал, что всё под моим контролем.
— Что такое, агара? Предпочитаешь низшие расы? С ними легче справляться?
* * *
Никогда не думала, что прикосновение голых пальцев может свести с ума настолько, что начнет трясти, как в лихорадке. Мне кажется, я узор его кожи чувствую своей. Словно соски царапает этим узором, оставляет невидимые следы, когда растирает их и сжимает пальцами. Горячими, как кипяток, очень сильными и властными пальцами. Закатив глаза, изогнуться навстречу им, подставляя ноющие от возбуждения кончики, сжимая колени от едкой пульсации, от уже сокращающихся мышц лона от предвкушения ощутить его вторжение. Вместе со страхом, что разорвет на части. И вместе с тем диким желанием, чтоб разорвал.
И наслаждением от новых касаний, от того как кончик языка нейтрала прошелся по моей шее, вызывая россыпь мурашек на коже и даже под ней. И пульсацией в голове «Шторм никогда не касается своих женщин руками и губами, только в перчатках».
Похоть набирает адские обороты настолько сильные, что меня начинает скручивать от дикого желания. Проникает в меня голым пальцем без перчатки, быстро, жестко, и я непроизвольно сильно сжимаю их, эти костяшки фаланг, перстень нейтралитета, царапающий стенки, задевающий набухший, твердый клитор, задыхаясь и глядя ему в глаза, хватаясь за широкие плечи, затянутые кожаным костюмом, дрожа всем телом. Изначально в точке невозврата, близка к оглушительному оргазму только от одного его запаха и близости.
— Меня… предпочитают. Не я… А я…
Обвила его шею двумя руками и подалась бёдрами вперед, насаживаясь на палец и прикусывая губу от этой дикой чувствительности и ожидания, когда он подарит мне наслаждение, как уже дарил раньше.
— Я предпочитаю…
Сама не знаю, откуда взялась эта отчаянная наглость я сама впилась в его рот. Жадно набросилась на сочные губы, выдыхая в них. С ума сойти, какие они вкусные…какие сочные и мягкие, как сладко касаться их своими губами. По телу прошла дрожь удовольствия.
— Тебяяяя.
* * *
Остолбенел. Вздрагивающий от яда той самой похоти, разорвавшейся в венах мощной дозой адреналина…дрожащий в желании разорвать её на части. Прямо здесь и сейчас. Остолбенел, когда она нагло…непрошено нагло впилась в мои губы своими…а в голове, прорывая всё плотное марево вожделения, возникли изображения её лица с тысячами клиентов. Каждого из которых эта дрянь целует или же удовлетворяет своим ртом. Мой первый поцелуй…со шлюхой. И по спине вперемешку с потребностью войти в неё немедленно волна омерзения. Оттолкнул её от себя к стене, удерживая одной рукой шею, сильно удерживая, несмотря на распахнувшиеся в удивлении темные глаза. И эти чёртовы губы, вкус которых так сладко взорвался на моих и одновременно вызвал едкое желание убить эту сучку и всех тех, кого она ими…твою мааааать!
Сдавливая пальцами её горло, встал между дрожащих ног, расстегнул молнию брюк и, не глядя в глаза, в которых на мгновение пронесся страх…потому что агара должна понимать, что нарушила одно из условий и понесёт за это наказание.
Одним движением. Отпустив её шею и придерживая обеими руками бёдра. Одним мощным движением ворваться в неё, насадив Ами на себя. И застыть, вкинув голову и глядя на её напряжённое лицо с закрытыми от боли глаза.
— Какого чёрта?
Замерев и не смея двигаться, пока она сжимает плотно изнутри…позволяя себе ощутить, как начинает разрывать от ощущения нереальности происходящего. Девственница. Кто угодно, но не она. Она не может быть девственницей. Этих…агар не просто обучают сексу. Это непохоже на лекции в колледже. Из своей школы они выходят не просто опытными, а наглухо прожжёнными во всём, что касается плотских утех.
— Ами, — прорычать ей в лицо, заставляя открыть глаза и чувствуя, как начинает сводить каждый нерв на теле, — как?
И затем стиснуть зубы, когда тёмная бездна её взгляда влажно заблестела, а мне до зубовного скрежета захотелось слизать непролитые слезы. Почему? Я понятия не имел. И это настораживало.
* * *
Оторвался от моих губ…нет, не оторвался, а отшатнулся, как от омерзительного насекомого, к которому пришлось прикоснуться, тогда как мои обожгло и разъело от наслаждения касаться его рта, от желания ощутить, что такое поцелуй именно с ним. Все первое с ним. С тем, с кем хотелось. Как никогда. Как ни разу в моей жизни и никого, и осознать снова, кто я для него. Всего лишь шлюха, которую он пока что не отымел, и которая не смеет целовать этого проклятого педантичного чистоплюя, для которого я грязная. И не успеть загореться ненавистью настолько, чтоб оттолкнуть. Не успеть ничего, растерянно моргать, потому что больно, потому что неосознанно вытер губы, и горечь наполнила мой рот мерзким привкусом. Испепеляет взглядом, полным презрительной похоти. Резко схватил меня за бедра лихорадочно приподнимая, и, прежде чем я что-то поняла, вонзился внутрь одним толчком…
Меня учили что это будет больно… учили расслабиться и принять боль, раскрыться ей и позволить клиенту насладиться своим телом, отпуская каждую мышцу и отвлекаясь от неприятных ощущений. Но с ним я не была агарой. Он разбудил во мне женщину, я ожидала того самого прекрасного, особенного, ведь я так сладко кончала от его ласк, а вместо этого меня разорвало на куски, разодрало все внутри его огромным членом, безжалостно вонзившимся в меня, и по щекам потекли слезы. Размечталась. Иначе и быть не могло с такой, как я. Агар не любят, агар дерут, как последних сук, мучают и убивают. Агары созданы удовлетворять похоть и умирать.
— Правильно… грязных шлюх только так.
Всхлипнув и закрывая глаза, даже не понимая, что говорю это вслух.
— Не останавливайся нейтрал. Агара потерпит. Они всегда терпят.
* * *
Её слова затухающим эхом сквозь оглушительный стук собственного сердца. Остановившегося и странно сжавшегося в сожалении. Впервые — в чувстве вины перед ней. И в зарождающейся ненависти к самому себе. А ещё в какой-то странной нежности к этой девчонке с прозрачными, словно хрусталь, слезами.
— Не остановлюсь, — в самые её губы, стирая большим пальцем слезу, — а тебе понравится терпеть.
Оторвался вместе с ней от стены и понёс Ами на руках к кровати, не выходя из неё. осторожно уложил на кровать, отодвинув шёлковое покрывало, и навис сверху, глядя в побледневшее и все еще напряжённое лицо.
— Обещаю, Ами.
Проведя носом по скуле и жадно вдыхая в себя аромат её кожи, смешанный с ароматом слёз, утихающего возбуждения и боли…и мне дьявольски нравится этот коктейль.
Он ей подходит идеально. Как самые изысканные духи.
Не двигаясь больше, давая привыкнуть и невольно поймав себя на том, что считаю удары её сердца.
Один, два…пять…семь.
Склонился к острому…такому зовущему соску, всё ещё вытянутому и твердому. И впервые…снова впервые с ней сделал то, что хотел до сведенных до боли скул. Коснулся языком. И ещё. И ещё. Втянул его в рот, слегка посасывая и наблюдая за тем, как сбивается её дыхание, а моё захватывает от ощущения власти над её телом. Так же…впервые.
Четырнадцать…шестнадцать…восемнадцать…
Ладонью вниз, туда, где соединились наши тела, чтобы подразнить её пальцем, ласкать пальцем спрятанную между складками кожи плоть. Оторвавшись от её груди, чтобы дунуть на влажный сосок, слегка приподнимаясь на локте и проведя носом по ее шее.
Двадцать три…двадцать пять…двадцать девять…тридцать.
— Ты вкусно пахнешь, маленькая.
Поднимаясь к уху, чтобы втянуть в рот нежную мочку.
Тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть.
— Посмотри на меня, Ами.
Застыв в сантиметре от ее губ, продолжая растирать её между ног и чувствуя, как начинает колотить самого в желании двигаться. В желании вонзаться в нее ритмично и быстро. И в дичайшей потребности наконец увидеть, как распахнутся ее глаза от удовольствия. Впервые в потребности доставить его женщине.
* * *
Его глаза… черный цвет словно помутнел и начал отливать синевой, как ночное небо, светлеющее перед рассветом. Или мне кажется от боли, которая вцепилась в меня там, внизу, где его плоть врезалась в мою, превращая это место в рану. Вытирает мои слезы, а я дрожу от напряжения, не соображая, что несет на кровать, укладывает на спину, нависая сверху, опираясь на сильные руки. И его голос… он становится другим, чуть выше и мягче. Отголоски нежности, или я сошла с ума? Мне кажется, я придумываю. Мой мозг издевается надо мной, но голос успокаивает и расслабляет, растекается по напряженным венам. И он хочет успокоить… Ему не все равно. Впервые осознать и почувствовать, что кому-то со мной не все равно.
И тут же забыться от того, как жадно сомкнулись на соске его горячие губы. Поддел его языком, и по моему телу прошлась судорога удовольствия. Там, где его неподвижная каменная плоть натянула мою почти до разрыва, что-то вспыхнуло, ослабляя натяжение и заставляя стиснуть каменный член и разжать в расслаблении и понимании, что не двигается… чтобы не причинить боль. А от кончика языка, дразнящего сосок, расходятся колючие паутинки наслаждения, рассыпаются по телу и обвивают клитор спиралью нового возбуждения. И в ту же секунду ощутить, как к нему прикоснулись, как осторожно потерли и тут же опалили сосок прохладой, заставляя все тело взвиться и изогнуться под Штормом, подставляясь ласке.
И снова голос, врезался в мозги, лаская их так же нежно, как и мою плоть. Нежность и он…несочетаемое и взрывоопасное, заставляющее сердце дрожать в новых эмоциях и желать ощутить снова вибрации его голоса.
«Маленькая«…Меня никто и никогда так не называл. Язык обводит контур моего уха, а я вся сосредоточена там, где палец выписывает круги по влажной плоти, и разрывающая наполненность только усиливает наслаждение.
Распахнуть глаза, когда хрипло просит посмотреть на него, и задохнуться от переливающейся с чернотой синевы, словно два цвета пытаются сожрать друг друга.
Замереть на секунду, когда сжимает сильнее дергающийся узелок, чтобы его разорвало от едкого и неожиданного оргазма. Тут же изогнуться дугой, сократиться вокруг его члена и закричать от того, насколько эта наполненность усилила удовольствие, в тысячи крат, так невыносимо, что меня начало подбрасывать в конвульсиях и болезненно-сладких спазмах, с этим ощущением быстрых сжатий его плоти внутри моего тела и собственного протяжного стона ему в губы, закатывая глаза и ловя ртом раскалённый воздух.
* * *
Оторвался заворожённый, чтобы смотреть, как кричит, любоваться тем, как меняется в этот момент ее лицо, как дрожит нижняя губа и становится темным её взгляд. Она не просто идеальна. Я не могу объяснить, только наблюдать за ней в этот момент и понимать, что это правда. Что она настолько красива, что на неё адски больно смотреть.