— Всего лишь женщина, которая хочет доставить тебе наслаждение.
Прохлада комнаты дотронулась до кожи, заставляя соски сжаться в тугие комочки, и я с паническим ужасом затаилась, ожидая, когда он обернется.
* * *
Тихие шаги за спиной замолкают в нескольких сантиметрах. Так близко, что я чувствую её лёгкое дыхание, смешанное с ароматом восточных цветов. От него сводит скулы и перехватывает дух, а ещё от него начинает колотить. Колотить крупной дрожью, и мне приходится стискивать челюсти, когда она прижимается грудью к моей спине. Обнажённой мать её грудью! Острыми сосками трётся о ткань рубашки, и я сжимаю ладони в кулаки, когда начинает вести от этой близости. Так ведёт от наркотического дурмана. Когда весь мир искажается, пляшет перед глазами сизым дымом, меняя твои самые стойкие принципы.
Это чертовщина какая-то! Не могла Агриэль не предупредить девчонку о моих правилах. А значит, либо агара решила ослушаться хозяйки, либо, наоборот, выполняет её приказ. Нужно только узнать, с какой целью это самое наоборот. И я даже не рассматривал тот вариант, что агара вошла в залу случайно. Старая шлюшка явно решила сыграть в чью-то игру. Осталось выяснить у девки, в чью конкретно. Но только после того, как оттрахаю её. Все разговоры потом. После того, как маленькая куколка с порочным телом уймёт этот зуд под моей кожей, и в голове наконец прояснится от грёбаного наваждения.
Чёёёёрт…
Развернулся и с шумом втянул в себя воздух, не в силах оторвать взгляда от округлой небольшой груди с маленькими розовыми сосками. Выделявшимися яркими бутонами на молочной коже. Острыми возбуждёнными бутонами. И впервые ощущение чисто мужского триумфа от её реакции на себя. От этого подёрнутого влажным блеском потемневшего взгляда…Дьявол, в последний раз я ощущал нечто подобное еще подростком. А сейчас захотелось самодовольно улыбнуться до того, как распластать куколку на широкой кровати и иметь её маленькие дырочки до самого утра.
И под ошалевший взгляд агары достать из кармана брюк белые перчатки и натянуть на ладони, чтобы затем обхватить пальцами тонкое запястье и положить её руку на свою эрекцию, инстинктивно толкнувшись в неё бедрами.
— Тогда приступай, Ами.
Улыбнувшись, когда её глаза распахнулись ещё шире. Плевать на расу. Я выясню это всё равно. Возможно, даже вскрою ей мозг. Возможно, даже максимально аккуратно, если девочка постарается на славу. Но это всё потом. После того, как уйму эту гребаную похоть. А еще…еще решил про себя, что, если девочка окажется стоящей, то я заберу ее себе и буду звать именно так — Ами. Мне понравилось это имя на ней. На ней обнажённой, одетой лишь в голод и некий страх.
* * *
Как завороженная, смотрю на то, как он натягивает медицинские перчатки на руки. Я знала об этих его…особенностях. Изучала их, но увидеть вживую было жутко и неприятно. Словно я какая-то мерзость, к которой он вынужден прикасаться. Это унижало намного больше, чем то, что меня заставили сделать.
И тяжело дыша, смотреть ему в глаза ощущая, как уже не просто обволакивает мой мозг, а начинает пульсировать внизу между ног, несмотря на эти проклятые перчатки, вызывающие дрожь отторжения. Но на меня действует его похоть совершенно непредсказуемо, она, как смертельная инфекция, впитывается с молекулами воздуха, змеится под кожей и лижет ядовитыми языками мое тело. Когда меня учили ублажать мужчин, то прежде всего научили ублажать себя. Трогать. Доставлять себе удовольствие. Я почти никогда его не испытывала, кроме тех раз, что меня вынудили насильно, и я чувствовала себя грязной и изнасилованной, ненавидела свою плоть и само ощущение возбуждения… Моя власть над мужчинами была в том, что вожделение испытывали лишь они. Я — никогда.
И сейчас чувствовала именно ту самую пульсацию, которая предшествует взрыву…только от его горящих глаз, направленных на мою грудь. Никогда не думала, что смерть в мужских глазах сможет настолько свести с ума. Была в этом взгляде завораживающая глубокая тьма, она тянула в себя, как в черную беспроглядную адскую бездну. И там, на дне ее, бесновались рваные лезвия, раскаленные докрасна. Зрачки нейтрала вспыхивали красным фосфором, гипнотизировали, разрушали мои чары и силы, сплетались с ними в диковинные узоры…
И тут же как обдало холодом, когда холодная резина тронула мою руку, и он прижал ладонь к своему паху. Я подалась вперед, инстинктивно сжимая пальцами каменную эрекцию, бьющуюся под рукой, и прижалась к нему всем телом, касаясь щекой колючей щеки. Он инстинктивно подался назад, но я повела своей щекой вверх к его уху, поднимаясь на носочки.
— Прикосновения приятны не только там, мой господин…, - выпуская на волю все свои чары, обнажая всю свою сущность, яростно давая ей свободу и касаясь губами его скулы, поднимая его руку в перчатке к своей груди, — они приятны везде. Губами. Пальцами. Языком. Твоя кожа пахнет сумасшедше, Шторм…ураган, стихия. Твоя кожа пахнет самым настоящим безумием.
И меня словно оглушает ударом электрического тока…снова перед глазами картинки, как он на мне сверху, мои ноги закинуты ему на плечи, и он остервенело двигается во мне, запрокинув голову и оскалив острые клыки, а я кричу…я вою от бешеного оргазма, выгибаясь дугой и подставляя болезненно острые соски его губам.
Пульсация между ног стала сильнее, и я не поняла, как уткнулась лбом ему в плечо и тихо прошептала:
— Что ты со мной делаешь? Штооорм.
По телу прокатывались волны нарастающего адского возбуждения, от которого я полностью теряю контроль…С ума сойти…это что-то ненормальное. Этот нейтрал…бог или дьявол…он не то, чем кажется….
* * *
Меня ведёт. Кааак же меня ведёт от аромата её возбуждения. Чистого. Я не знаю и не хочу объяснять себе, но она чистая. Пахнет не так, как все те шалавы, которых я имел. Её возбуждение, оно другое. Остро-сладкое. Обезоруживающее. Ошеломляющее. Подавляет. Она спросила, а мне показалось, что намеренно решила свести с ума своим голосом. Мягким и в то же время слегка хриплым от страсти. И я едва не ответил. Едва не сказал о том, что это уже не я. То, о чем она спрашивает. Эти картины. И я не могу их себе объяснить…но это проецирую уже не я. Она продолжает их в своей голове и отдаёт мне их мощнейшим резонансом. Таким, что теряется нить реальности и этой фантазии. Одной на двоих. И кажется, еще несколько толчков, и я сорвусь за ней. За её тонким гибким телом, выгнувшимся в эйфории.
Сдавить сильно полушарие груди, наклонившись к серебру волос, чтобы задохнуться от их чистого запаха. Кончиками пальцев сдавить острый сосок, когда рот наполнился слюной от желания попробовать его на вкус, сжать зубами, чтобы взвилась от удовольствия, чтобы начала биться так же, как в тех картинках в нашем сознании. И я понятия не имею, как это произошло. Потому что я не держу их больше. Мне даже кажется, я не сдерживаю и себя, начиная двигать её рукой по стволу. Закатывая глаза от удовольствия ощущать её настолько близко. Языком по собственным губам…по вытянувшимся во рту клыкам.
- Скажи ещё раз…, - стискивая ладонью её тонкую спину, вжимая её в себя, — моё имя.
Вонзаясь клыками в губы от приближающегося оргазма, когда поджимаются яйца и начинает болезненно пульсировать головка, нырнуть пальцами между её расставленных ножек и зашипеть в унисон с ней, коснувшись влажных складок. Скользнуть нетерпеливо двумя пальцами в горячее лоно, очень тесное и в то же время мокрое, и тут же остановиться, когда агара вдруг попыталась резко отшатнуться, сжав ноги.
— Ни хренаааа, — продолжая сдавливать её спину, — твои игры кончились, Ами, — ощущая накатывающее раздражение, — настало время моей игры.
* * *
Мне страшно от этой адской стихии, которой меня накрывает, как огромной волной, неконтролируемым цунами. Он сводит с ума…этот мужчина-мрак он меня сводит с ума, что-то ненормальное сейчас происходит, что-то совершенно безумное, и я нахожусь на грани истерики от понимания, что ничего я не контролирую…он…все контролирует только он, поглощая меня, сжирая всю мою силу своей адской мощью и дьявольским искушением. Никто не прикасался к моему телу никогда. Это были первые пальцы в моей жизни, которые коснулись моей груди, и мне захотелось закричать от чувствительности, когда они сжали мой сосок. Двигает моей ладонью по члену, а меня трясет, зуб на зуб не попадает, я пришпилена взглядом к его глазам — черным водоворотам. Я не помню, кто я и где я.
Имя…его имя…Шторм…цунами…апокалипсис…и взвиться, когда ощутила пальцы в перчатке у себя между ног, полностью потерявшая разум, дернулась в его руках и услышала издалека голос…я не понимала, что он говорит. Со мной творилось что-то страшное, я чувствовала скольжение на набухших складках плоти, как надавливает на пульсирующий клитор, и меня издалека захлестывает дрожью… еще не ласка…он только изучает и вдруг резко двигает ладонью, создавая внезапное трение о невыносимо разбухший узелок плоти. И я разрываюсь на осколки от наслаждения, растерянно моргая и хрипя:
— Штоооооорм, — содрогаясь в остром, внезапно пронизавшем все тело оргазме, прокусила от судорог капсулу и прижалась губами к его шее. Пробивая его бархатистую кожу клыками и впрыскивая в него яд, все еще дергаясь в спазмах самого острого и сладкого наслаждения за всю мою жизнь, подаренного пальцами ненавистного нейтрала… Когда-нибудь я убью его за это.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. СЕРАФИМ. СЭМ
Зорич откинулся на высокую спинку чёрного бархатного кресла, безэмоционально оглядывая помещение вокруг себя, больше напоминавшее пожарище, а не элитный публичный дом. Впрочем, именно таковым и стало ещё пару дней назад величественное огромное здание, построенное в готическом стиле и окружённое потрясающим зелёным садом, казавшимся чем-то немыслимым посреди пустыни Ада. Пепелище. Дикий контраст с теми картинками цветущей роскошной усадьбы, которые всплыли в его памяти.
— Унылое зрелище, — Серафим смотрел на чудом сохранившиеся и одиноко торчавшие по всему периметру участка кусты какого-то диковинного растения. Он никогда даже не видел таких бутонов, несмотря на то, что неплохо разбирался в ботанике. Впрочем, разве было хоть что-то, в чём бывший ищейка Князя разбирался плохо? Скорее всего, такие цветы, благоухание которых нещадно уступало в вони после пожара, но тем не менее несмело касалось обоняния помощника Главы Нейтралитета, были взращены на эльфийской земле. К сожалению, там Зоричу побывать до сих пор не удавалось, что, правда, не означало, что он не изучил всю литературу о территории остроухих, которая только существовала в библиотеке Нейтралитета. И поэтому знал, что не каждое растение с земли эльфов приживается на другой почве.
Недовольное цыканье, и Зорич флегматично приподнял правую бровь, обращая всё своё внимание на молодого черноволосого парня в чёрном же удлинённом до колен шерстяном пальто и тяжёлых ботинках. Когда ему сообщили о том, что горит дом Агриэль, Зорич предполагал увидеть в этом месте кого угодно, но только не Шторма. Вот уж правда оказалось сюрпризом застать в борделе самого взвешенного, самого брезгливого, самого безразличного к сексу, и, с некоторых пор серб начал свято верить в это, самого безумного из Мокану.
— Используй свои веки по назначению и не смотри.
Отрешённо сказал, и у Зорича появилось ощущение, что парень находится сейчас в другом месте. Явно не с ним, не на руинах между мирами смертных и демонов.
Нет, он всё же не был грёбаным извращенцем настолько, чтобы отслеживать сексуальную жизнь этого юноши, но насколько успел понять, Шторм не принимал участия ни в оргиях нейтралов, проводимых с заключёнными или же снятыми проститутками, ни до сих пор не был замечен в отношениях с девушкой. И вот на тебе, сюрприз. Место, о котором знал довольно узкий круг людей. Место, ставшее синонимом самого рая в мире адских тварей, а посреди него — высокий стройный парень с лицом ангела и глазами самого дьявола. Особенно когда смотрит так, что кажется, способен выжечь дыру даже в бессмертной плоти самого Зорича.
— Как только я получу объяснение, что, собственно говоря, делаю среди останков публичного дома.
Да-да, парень, ты можешь быть сколь угодно крутым бойцом, приводить в откровенный ужас самых отъявленных преступников Нейтралитета, терявших речь при одном твоем виде. У тебя могут быть самые металлические яйца на свете, звенящие при каждом твоём шаге…но когда поступает приказ от твоего отца разобраться со всем тем дерьмом, что ты натворил, ты превращаешься в того самого Самуила Мокану, которого Зорич когда-то лично возил до школы и обратно. Главное в этот момент не думать, что в один момент тот самый Самуил Мокану ловко шантажировал ищейку, заставив искать своего отца любыми методами.
— Вот и просил бы свои объяснения от того, кто тебя сюда отправил.
Огрызнулся, продолжая вглядываться куда-то вдаль, туда, где красные пески пустыни казались огромным живым существом, лениво и тяжело ворочающим своими толстыми округлыми лапами. Жуткое зрелище, особенно когда приходит понимание, что эти казавшиеся при свете алой луны кровавыми барханы действительно двигаются, меняя пространство вокруг себя. И кажется, что до них подать рукой. Стоит лишь оторвать задницу от этого удобного непонятно каким образом уцелевшего кресла, и можно дойти до них через жалкие сто метров…которые с лёгкостью отдалятся, превращаясь в десятки километров, затем — в сотни и тысячи, пока ты не отыщешь способ приручить пески. Зорич с неожиданным чувством зависти посмотрел на младшего Мокану — ублюдок таковой знал. Он умел перемещаться в мире демонов, умел перебарывать сопротивление того Зла, что таилось в нём. Когда-то он смог отыскать в этом котловане вселенского хаоса своих брата и сестёр, телепортируясь на короткие расстояния в пространстве, а с тех пор, серб был уверен, должен уже был отточить до автоматизма это умение. Тем удивительнее было получить приказ от Главы посодействовать Шторму в его поисках. Уж кто — кто, а конкретно этот нейтрал в напарнике никогда не нуждался. Тот, кто смог хладнокровно лишить собственного отца сердца для того, чтобы вшить его своей матери, был способен на всё и даже больше.
Однако, за те полчаса, что Зорич сидел на кладбище увеселительного дома демонессы, ему пока не удалось выяснить ничего.
- Я могу уйти, и тогда ты не найдёшь то, что явно искал. И искал не здесь, но не нашёл и вернулся несолоно хлебавши.
Недовольно зыркнул на него, и серб усмехнулся. Да, мальчик, ты можешь быть чанкром хоть в десятом поколении, хоть в двадцатом. Ты можешь носить в себе ДНК хоть падшего ангела, хоть самого Главы…опытный взгляд бывшего начальника службы ищеек успел выцепить и крошки сухой листвы на твоих плечах, и всё ещё не высохшие капли воды на носках ботинок, и сосредоточенный и в то же время несколько пустой взгляд абсолютно чёрных глаз, словно ты проматываешь раз за разом одно и то же событие. Раз за разом. Снова и снова. Словно ты ищешь не вещь, ты ищешь даже не человека…ты ищешь свою собственную ошибку. И ты почти нашёл её. Осталось только признаться самому себе, что кто-то обвёл тебя вокруг пальца. Обвёл нагло, забрав нечто настолько ценное, что это стало проблемой на уровне Нейтралитета.
— Флешка, — Сэм сделал несколько шагов вперёд, остановился и, сосредоточившись на своих мыслях, застыл ровно на двадцать три секунды. Зорич намеренно считал каждую из них про себя. Затем Шторм снова зашагал, продолжая говорить так, словно не было этой заминки, этой попытки заглянуть…а куда, Серафим и понятия не имел, — флешка с информацией на повстанцев и на их возможных союзников.
Зорич присвистнул, наклонив голову и глядя на выжженную чёрную землю, вонявшую палёной плотью. Они собирали всю информацию по мятежникам несколько месяцев. Более года, если быть точными. Это было персональное задание Шторма. Все имена, псевдонимы, легенды. Подробное описание имущества, родословной вплоть до седьмого колена с учётом всех любовниц и любовников самых влиятельных существ в мире смертных…и самое главное — таблица их возможных союзников из мира демонов и эльфов. Невообразимое ещё несколько лет назад стало возможным сейчас. Представители двух самых непримиримых рас объединялись в своей жажде борьбы с новым Главой Нейтралитета и его порядками. И пока у стражей баланса на них не было ровным счётом ничего. Только предположения. Только информация от источников, которым доверять можно было ровно настолько, насколько и не верить. Но тем не менее все эти сведения были на вес золота для всего управляющего аппарата Нейтралитета, потому что подозрения, которыми поделился с ними Морт, казались просто из ряда вон выходящими…но если он был прав хотя бы на десятую часть в своих предположениях, то всех их ожидала впереди битва не на жизнь, а на смерть.