— О’k, pel’meni, — повторяю я и беру вилку.
Хозяева дома чуть ли в ладоши не хлопают, слыша, как я это сказал. Примерный мальчик, ничего не скажешь. Все рады.
Замахиваюсь столовым прибором над тарелкой и вдруг застываю. Меня осеняет. Смотрю на Зою, которая следит за каждым моим движением, и тихо произношу:
— Ты не сказала им, что я не был на занятиях, да?
— Da. — Хитро улыбается она, помахивая вилкой а-ля «ну, же, смелее, пробуй». — Вот выучишь русский и сам расскажешь. — Протыкает самый толстенький кусочек теста с мясом, хмыкает. — Если сможешь, конечно.
Я бы злобно прищурился, да на меня все еще пристально смотрят ее родители. Не хочу их расстраивать. Поэтому натягиваю улыбочку и насаживаю на вилку pel’meni.
— Сомневаешься, значит? — Спрашиваю, не глядя в сторону Зои.
— О, да. — Звучит в ответ.
Макаю в соус. В один, затем сразу в другой.
«Она думает, что мне слабо»
— Вызов принят. — Говорю и отправляю блюдо в рот.
Глаза на лоб лезут — такое оно горячее. Выдыхаю пламя, как огнедышащий дракон, и утираю выступившие слезы. Русские громко перешептываются, и мама виновато подает мне стакан питьевой воды.
— Спасибо, мэм.
Прожевываю, глотаю, запиваю, беру еще одно. Делаю в этом странном комочке из теста дырочку зубами и выпускаю наружу бульон. Дую и затем уже кладу в рот и жую.
— Мммм… — Прикрываю веки и признаюсь: — Вкусно…
— Vkus-na. — Подсказывает Зоя.
Неумело повторяю за ней русское слово, и на меня вдруг обрушивается чуть ли не шквал аплодисментов. Удивленно хлопаю глазами — в последний раз кто-то так радовался моим успехам, когда я научился ходить на горшок.
Зоя
Родители слишком бурно реагируют на любое движение Джастина, но плюс в том, что они не переигрывают — действуют искренне, ведь этот парень почему-то реально им нравится. Хорошо хоть их устроило объяснение, что он разбил лицо, навернувшись со скейта. Не представляю, как кудахтала бы мама, узнай она, что над ним издевались незнакомцы в первый же день пребывания в чужой стране.
— Дочь, скажи ему, что пельмени — это ерунда. — Отец отламывает большой кусок хлеба. — Другое дело — уха! Да на природе, на костре, в котелке!
Пельмень застревает у меня в горле. «Нет, папа, только не это. Не сейчас»
— Чем тебе пельмени не угодили? — Морщится мама.
— Я возьму парня с собой на рыбалку. — Отец гордо ударяет кулаком по столу, хлеб выпрыгивает из его пальцев и, прокатившись по столу, ныряет в чашку с соусом.
— Не-е-ет, — умоляет мама. Она устало откладывает вилку в сторону.
Джастина здесь никто даже не спрашивает. Парень еще не знает, что ему грозит опасность — он преспокойно жует свой ужин.
— Переводи, дочка, переводи! — Отец не на шутку заводится. — Поедем с ним на природу, наловим рыбы, сварим. — Выбрасывает вперед руку с выпяченным вверх большим пальцем. — Во будет!
— Ээээ… — Теряюсь я.
— Какая рыбалка, Миша? — Терпение мамы лопается. — Ты с рыбалки сам возвращаешься никакусенький, да еще и без рыбы! Этим летом, вообще, сапог потерял…
— С рыбой! — Не унимается папа. — Вспомни того сома в прошлом году. На семь килограмм вытянул, еле в ванной поместился.
— Ага. Скажи еще, что это ты его поймал.
— Ну, так привезли его ко мне домой? Да. Значит, я. — Отец поворачивается к Джастину. — Сом, знаешь, какой наваристый был? Жирный, вкусный! — Затем ко мне. — Ты не молчи, доча, переводи.
— Напоите мне парня до поросячьего визга, будет возле палатки валяться, даже удочек не увидит. Знаю я вашу рыбалку! Рыбу из магазина привозите, чтобы не позориться.
Папа темнеет — задето его самолюбие.
— Знает она! Ты меня перед иностранным гостем пьяницей не выставляй.
— Да я твоих удочек сто лет не видела, — усмехается мама. — Они у тебя, вообще, есть? Нет?
— Удочки мои в гараже все лежат. Что их таскать-то домой?
— В твоем гараже сам черт ногу сломит, тащишь туда всякий хлам и складируешь.
Джастин оживает: он услышал знакомое слово — «черт». Кажется, до него доходит, что за милым перебрасыванием фразами кроется настоящая перепалка.
— Да дай ты мне пацана приобщить к мужскому делу! — Папины брови сходятся на переносице.
Мне уже совсем не по себе.
Мама тоже не собирается сдаваться:
— Сына уже приобщил! Хватит. Бежит теперь от тебя с твоими рыбалками, как от огня.
— Пф! — Отец и здесь не теряется. — Степка наш в твою породу, в бабскую. А тут сразу видно — мужик. — Указывает в сторону Джастина. — Первый день в России, а уже по морде получил!
— Папа… — Сглатываю я, растерянно втягивая голову в плечи.
— А что? Будешь мне и дальше сказки рассказывать про скейт? Да его покатушки бы в двадцати метрах от дома закончились, до магазина по нашим дорогам не доехал бы.
— Миша… — Мама обмахивается салфеткой и виновато улыбается, косясь на американца. — Ты чего такое говоришь?
— В чем дело? — Аккуратно интересуется Джастин.
— Папа собирается взять тебя на рыбалку… — поясняю.
— Оу, круто. — Он мотает головой. — Мой папа только в офисе сидит. Да иногда в гольф играет. Рыбалка интереснее.
— Видишь? — Улыбается отец. — Он рад. Молодец, сынок. Тебе у нас понравится. Мы с тобой еще на охоту съездим — вот это точно самое мужское занятие, которое только бывает. — Мечет в мою сторону хитрый взгляд. — Давай, зайка, переводи.
— И на охоту… — добавляю я по-английски.
Лицо Джастина оживляется.
— Видел, как наш президент Путин на медведе скачет? — Папа гордо выпячивает грудь. — Вот, мы с тобой также будем.
Мама отчаянно фейспалмит. Зарывается лицом в ладони и качает головой.
— Охотник хренов, — теперь она смеется, — да у тебя ведь даже ружья нет!
— Эх, Людка, — он смотрит на нее по-отечески снисходительно. — В охоте же не ружье важно, а состояние души.
— Да. — Мама поджимает губы. — Толька твой сходил уже на охоту. Завалил лося, теперь до конца жизни будет штраф выплачивать.
Отец надувается, как мяч для фитнеса.
— Это не он. Это мы все завалили. Коллективно. Просто он мужик — взял на себя всю ответственность, иначе бы мы как организованная браконьерская группировка пошли под суд.
— Мужик, мужик… тьфуй. — Злится мама, возвращаясь к ужину.
— Заблажила… — Закатывает глаза папа.
Я сгораю от стыда. Прямо чувствую, как на мне сейчас вспыхнет платье.
— А на футбол он меня не хочет с собой взять? — Интересуется Джастин, как будто ни в чем не бывало.
— Что? Что он сказал? — Оживляется отец.
— На футбол с тобой просится. — Вздыхаю я.
Лицо папы сияет, как у кота, который только что налакался сметаны.
— С удовольствием! Сынок, как раз сезон начинается!
— Знаем мы ваш футбол… пиво, семечки… — начинает мама и, видя угрожающий папин взгляд, тут же прикусывает язык.
— Вообще-то, они любят друг друга, — говорю я, опуская взгляд в тарелку. — Вроде…
Джастин кивает, и дальше мы едим молча.
Когда ужин подходит к концу, американец помогает нам с мамой убрать посуду со стола.
— Почему вы не пользуетесь? — Удивленно интересуется он у нее, указывая на посудомоечную машину.
Я в замешательстве, но перевожу вопрос. Мама смотрит на Джастина так, словно он сморозил какую-то глупость.
— Потому что я вымою посуду лучше. — Отвечает она и включает в раковине воду.
А что, все очевидно. И даже логика присутствует. Перевожу ее ответ американцу, и того, кажется, тоже он устраивает. Поблагодарив маму еще раз, парень поднимается к себе.
Я тоже иду в свою комнату. Со страхом открываю ноутбук и пытаюсь дозвониться Славе. Он не отвечает — ничего удивительного, я бы тоже обиделась. Пишу длинное письмо, отправляю и всю ночь ворочаюсь в постели, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь. Вот только снится мне не мой парень, а крыша в вечерних сумерках, розовый закат, желтоватые листочки яблони и нечаянные прикосновения рук Джастина к моей коже.
* * *
Когда утром я иду в ванную, в комнате гостя тихо. Принимаю душ, одеваюсь, снова возвращаюсь к его двери. Набираюсь смелости и стучусь, чтобы сказать, что нам пора на учебу, но никто мне не отвечает. Открываю дверь — пусто. Американца уже нет. Тогда я спускаюсь вниз и замираю на последней ступеньке.
Происходящее на кухне кажется идиллией. Джастин сидит на стуле, перед ним стоит большая тарелка с блинами. Рядом — чашки со сгущенкой и вареньем. Выключив плиту, мама поворачивается к американцу и показывает, как нужно скатать блин в трубочку или сложить треугольником, а потом макнуть в одну из чашек.
— Нравится? — Спрашивает мама, нажимая костяшкой пальца на экран планшета.
— Do you like it? — Отзывается электронным голосом онлайн-переводчик.
— О, да. — Кивает Джастин, прожевав кусочек, а затем (держите меня, семеро) говорит: — Спа-сы-ба!
Мама чуть не подпрыгивает на месте от радости. Пишет что-то в планшете, читает внимательно, а затем выдает:
— Ай эм вери хэппи!
Парень, сворачивая очередной блин, улыбается ей.
Круто.
А меня мучает только одна мысль: нужно научить его проговаривать букву «р». А маму — отучить.
— Всем привет, — говорю, тихо входя на кухню.
Оба смотрят на меня.
— Привет, — отзывается мама.
— Привет, — вторит на английском Джастин.
Беру чайник, кружки, расставляю их на столе, кидаю внутрь чайные пакетики и завариваю кипятком.
— А теперь на русском, пожалуйста. — Улыбаюсь, не глядя парню в лицо.
Он не обижается. Усмехнувшись, пытается произнести:
— П… Пуи… При… — С буквой «р» ему еще долго не удастся справиться, зуб даю. — При-вэт.
— При-вет. — Подсказывает мама. — Приии-вет.
Я довольна. Еще минут двадцать мы пьем чай с блинами, пытаясь научить его произносить «привет», «спасибо» и «хорошо», хотя следовало бы начать со всемогущей фразы «извините, я не говорю по-русски». Но легкие пути ведь не для нас.
* * *
— Давай пройдемся пешком, Зоу… — спотыкается Джастин, желая, видимо, по привычке исковеркать мое имя и тут же исправляется: — Зоя.
— Пешком? — Переспрашиваю, надевая обувь в прихожей.
Сегодня на мне джинсы, свитер и тонкий плащ — на улице прохладно.
— Да. — Отзывается парень уже с крыльца и, поежившись, застегивает толстовку под самое горло. — Ты говорила, что здесь недалеко.
— Хорошо. — Пожимаю плечами, беру сумку и выхожу за ним следом.
— Наконец-то собрались! — Усмехается папа.
Они с мамой уже ждут нас в машине.
— Пап, мы сами дойдем. — Говорю, бросая взгляд на американца. — Джастин хочет прогуляться.
Тот в подтверждение моих слов отчаянно кивает.
— Правильно. — Соглашается отец. — Пусть посмотрит достопримечательности.
— Хорошего дня! — Желает мама.
И они, помахав на прощание рукой, отъезжают от дома.
Надо признаться, без них мне как-то неловко в обществе Джастина. После вчерашнего разговора он кажется более расслабленным, будто решил открыться мне, довериться или что-то вроде того. А, может, у него просто нет выхода, и нет никого, кто был бы рядом, мог помочь ему освоиться на новом месте и хоть как-то пережить предстоящие несколько месяцев.
Указываю направление, и мы начинаем движение в сторону университета. Я — по бордюру, он — рядом, слева, спрятав руки в карманы и задумчиво водя глазами по каждому из стоящих в ряд домов. Идет, стараясь пнуть носком кроссовка каждый попадающийся по пути опавший с дерева листочек — ну, точно мальчишка!
— Ты поговорила со своим бойфрендом? — Спрашивает он, наконец, после недолгого молчания.
Моя жизнерадостность моментально улетучивается. Кажется, что серые тучи, проплывающие над городом, улеглись мне на плечи и давят, давят.
— Нет. — Отвечаю ему по-русски.
За завтраком мы договорились о том, что таким образом будем пополнять его словарный запас. Пусть привыкает.
— Нет. — Категорично и жестко повторяет он. Его все еще беспокоит, что наш язык звучит достаточно твердо и строго. Затем добавляет: — Да, я бы на его месте вообще с ума сошел. Такой красавчик, атлетически сложенный, подтянутый, в одних трусах и врывается в комнату к его девушке.
Джастин говорит это на полном серьезе, поэтому мне приходится вытянуть шею, чтобы убедиться — он улыбается. И я тоже расплываюсь в улыбке. Иногда его шутки выглядят излишне самоуверенными и даже пошлыми, но я ценю попытки поднять мне настроение.
— Все образуется, — отвечаю, пытаясь успокоить в первую очередь саму себя.
Вдыхаю ярко раскрашенный и увядающий запах осени, и мне почему-то жутко хочется узнать, каково это — идти и держать этого парня за руку. Я уже знаю, что его ладони большие и горячие, а еще мне теперь известно, каким он может быть — уютным, спокойным, рассудительным, когда никто не видит и не лезет ему в душу.
Реннер — настоящий раздолбай, да, но уверена, что это просто маска. Потому что мне удалось вчера случайно заглянуть под ее завесу и увидеть там настоящего Джастина.
— Зоя, а что такое «zay-ka»? — Парень поворачивается, и его взгляд цепляется за меня тысячами маленьких невидимых крючков так, что невозможно становится отвернуться. Смотрю в его глаза и чувствую, что теряю себя.
— Это… — Задумываюсь, и тут же чуть не падаю с бортика. Не стоит забывать о безопасности, пока строишь глаза парням. Восстанавливаю равновесие и замечаю, что лицо Джастина уже совсем близко — всего в нескольких сантиметрах от моего. Он бросился, чтобы подхватить меня. — Это… — Смущенно улыбнувшись, прячу взгляд. Выпрямляюсь и осторожно ступаю дальше. — Брат так называл меня в детстве. Не Зоя, а «Зойка». Это вроде как… обидно. И мама с папой постоянно одергивали его, а потом стали называть меня созвучно — «Зайка», что значит «заяц». Это слово в нашем языке звучит ласково, даже влюбленные часто друг друга так называют. Похоже на ваше «hunny bunny», не знаю, с чем еще сравнить…
Краснею. Жутко, дико, отчаянно краснею, и ничего не могу с этим поделать.
— Значит, ты… zay-ka… — Парень странно прищуривается, и мне не удается понять, о чем он думает.
Принимаю прохладный ветерок, налетевший вдруг ниоткуда, за благословение. Надеюсь, хоть щеки немного остынут.
— А что такое… zad-nit-sa? — Громко выдает Джастин, делая почему-то ударение на букве «i».
Проходящая мимо пожилая женщина вздергивает брови, сурово глядя на нас.
Я в недоумении пялюсь на Джастина.
— Что? — Спрашивает тот. — Неправильно произнес? Ты вроде сама это слово говорила.
— Лучше скорей забудь его, — прошу я, хихикая.
— Так и знал, что это что-то оскорбительное, — наигранно обижается он и опускает взгляд на свои намытые до идеального блеска белые кроссовки.
Уж я-то знаю, не успеем мы до универа дойти, они станут грязно-серыми. Каждая проезжающая по дороге машина тянет за собой столько грязи, что, гуляй мы целый день, на нас вечером были бы плащи из пыли толщиной в сантиметр.
— Не оскорбительно. — Закусываю щеку изнутри. — Это значит… — Перехожу на шепот, бросая в его сторону короткое: — Попа.
— Что?
Понимаю, что он не врубается и начинаю перечислять все синонимы, какие приходят в голову:
— Ass, booty, butt, cheek [1] …
Хлопаю себя по соответствующему месту и краснею еще пуще.
— Blin, — восклицает американец, глядя на меня. — А покажи еще раз, как ты это делаешь. Мне нравится!
Его глаза загораются. Напряжение снято, и мы хохочем, отворачиваясь друг от друга. Мне с ним реально легко. Интересно только, как долго это продлится?
Первым успокаивается Джастин:
— Вряд ли у меня получится. Учеба, русский и все такое. — Он качает головой.
Спрыгиваю с бордюра. Теперь между нами снова около тридцати сантиметров в росте. Просто бездна! Мы как волк и заяц из «Ну, погоди» — смех, да и только.
— А что ты теряешь? — Набираю смелости и толкаю его плечом, чем вызываю очередной удивленный взгляд. — Прими это не как испытание, а как веселое приключение, например. Как отдых. Будет сложно, но весело. Это я тебе обещаю. Здесь нет океана, здесь девять месяцев в году холодно, но в этой стране люди умеют веселиться.