— Сариэль, — прошептала Селин и пронзила клинком шею демона.
Он завопил от боли, развернулся к ней, его внутренности вываливались наружу в попытке, в его последние секунды, снова атаковать.
Розмари подняла свой меч и отсекла существу голову, секундной позже его голова и туловище превратились в облако пыли. Удовлетворённая, она осела, из её раны на плече хлестала кровь.
Селин догадывалась, как ей было больно и как женщина, пыталась скрыть это. Она опустилась рядом с ней на колени. Розмари отшатнулась.
— Дай мне посмотреть — я могу помочь.
— Я никогда не попрошу помощи у Сумеречного охотника, — горько сказала женщина.
— Вы и не просили. И пожалуйста.
Женщина вздохнула, затем осмотрела свою рану. Она осторожно коснулась её и вздрогнула.
— Раз ты здесь, ты хочешь нарисовать мне иратце?
Очевидно, что женщина не была примитивной. Даже примитивный с Виденьем не мог сражаться так, как она. Но это не значит, что она может выдержать иратце. Никто кроме Сумеречного охотника не мог.
— Слушай, у меня нет времени объяснять, и я точно не могу пойти в больницу и сказать, что в меня вгрызся демон.
— Если ты знаешь об иратце, то также в курсе, что только Сумеречный охотник сможет выдержать руну.
— Я знаю, — Розмари спокойно встретила её взгляд.
У неё не было руны Ясновидения. Но то, как она двигалась, как она сражалась…
— Ты переносила руну прежде? — спросила она, сомневаясь.
Розмари усмехнулась.
— А что ты думаешь?
— Кто ты?
— Та, о ком тебе не стоит беспокоится. Ты поможешь, или нет?
Селин достала стило. Нанести руну кому-то, кто не являлся Сумеречным охотником равнозначно смерти, смерти в агонии. Она сделала глубокий вдох и аккуратно опустила стило на кожу.
Розмари издала вздох.
— Ты расскажешь мне, кто послал за тобой демона Шакса? — спросила Селин, — и был это тот же человек, что послал Ахаерала закончить работу?
— Нет. А ты расскажешь мне, почему бродишь вокруг посреди ночи, выглядя так, будто кто-то утопил твоего питомца в Сене?
— Нет.
— Именно. И спасибо тебе.
— Парень, что был с тобой до этого…
— Ты имеешь в виду того, которого ты не видела и ничего о нём не расскажешь, если понимаешь, что для тебя так лучше?
— Ты любишь его, а он любит тебя, так? — спросила Селин.
— Я думаю, что так и есть, потому что опасные люди ищут меня, — ответила Розмари, — и он делает всё, чтобы заставить их думать, что они ищут его.
— Я не понимаю.
— Тебе и не нужно. Но, да. Он любит меня. Я люблю его. А что?
— Я просто… — она хотела спросить, каково это, что это за чувство.
Она хотела продолжить разговор. Она боялась снова остаться одной, на этом мосту, между бесконечной чернотой реки и неба.
— Я просто хотела удостовериться, что есть кому о тебе позаботиться.
— Мы заботимся друг о друге. Это так работает. Кстати, говоря о… — она оценивающе посмотрела на Селин, — я у тебя в долгу, за помощь с демоном. И за сохранность моего секрета.
— Я не сказала, что буду…
— Будешь. И я не верю в долги, поэтому позволь мне оказать тебе услугу.
— Мне ничего не нужно, — ответила Селин.
Ей ничего ни от кого не было нужно.
— Я держу ухо востро, и я вижу, что происходит в мире Сумеречных охотников. Тебе нужно больше, чем ты думаешь. Большинству из вас нужно держаться подальше от Валентина Моргенштрена.
Селин напряглась.
— Что ты знаешь о Валентине?
— Я знаю, что вы всего лишь его последователи, молодые и впечатлительные, и я знаю, что ему нельзя верить. Я остаюсь настороже. И вам тоже стоит. Он не говорит вам всего. И это я знаю, — она посмотрела за плечо Селин, и её глаза расширились, — кто-то идёт. Нужно убираться отсюда.
Селин обернулась. Безмолвный Брат шёл по левому берегу, приближаясь к началу моста. Нельзя было понять тот же ли это Брат, которого она встретила на Теневом Рынке, но не могла рисковать наткнуться на него. Не после того, что она сказала ему. Слишком унизительно.
— Помни, — сказала Розмари, — Валентину нельзя верить.
— И почему я должна верить тебе?
— Для этого нет причин, — ответила Розмари.
Больше ни слова не говоря, она спустилась по мосту, пройдя мимо Безмолвного Брата.
Небо порозовело. Бесконечная ночь наконец уступила рассвету.
«Я ожидал увидеть твоего мужа на этом мосту».
Но даже произнеся эти слова, Брат Захария ощутил их неправдивость.
Он доверился мужчине, хотя знал, что доверять ему нельзя. Симпатия к линии Эрондейлов, и желание верить, что связь между Карстаирсами и Эрондейлами ещё осталась несмотря на то, что этот человек едва ли был Эрондейлом, а Захария — Карстаирсом. Всё это помутнило его суждения. И Джек Кроу стал последствием.
— Он не придёт. И ты больше никогда не увидишь его, Сумеречный охотник, поэтому даже не пытайся искать.
«Я понимаю, что Сумеречные охотники сделали всё, чтобы у твоей семьи не было причин верить нам, но…»
— Я никому не доверяю. Ничего личного. Именно так мне и удалось остаться в живых.
Брату Захарии определенно приходились по душе ее упрямство и грубость.
— В том смысле, что, соберись я кому-то довериться, это явно не был бы культ фундаменталистов, убивающих себе подобных. Но, как я и сказала, я никому не доверяю.
«За исключением Джека Кроу».
— Это больше не его имя.
«Какое бы имя он ни выбрал, он навсегда останется Эрондейлом».
Девушка рассмеялась, и в эти секунды ее лицо показалось странно знакомым. Настолько, насколько лицо Джека Кроу знакомым никогда не было.
— Ты не знаешь и малой толики того, о чем думаешь, охотник.
Брат Захария, потянувшись к карманам, вытащил купленное на Теневом рынке ожерелье в виде цапли. То, которое Кроу продал, если не изменяет память, без ведома и разрешения жены. Как если бы оно ему принадлежало. Кулон поблескивал в рассветном свете.
Заметив удивление на лице девушки, Захария протянул ей цепочку.
Раскрыв ладонь, она позволила ему опустить в нее кулон. Что-то внутри словно успокоилось. Как будто когда-то давно девушка утратила часть своей души, а с этим ожерельем недостающая часть вернулась на свое место.
— Голубь? — приподняла брови она.
«Цапля. Возможно, она тебе знакома».
— С чего бы?
«Потому что я купил ее у твоего мужа».
Ее губы были сжаты в тонкую линию. Рука с кулоном сомкнулась в кулак. Было понятно, что ребенок у прилавка не солгал: она понятия не имела, что ожерелье продавалось.
— И зачем отдаешь его мне?
Она могла делать незаинтересованный вид, но Захарии было любопытно, что случится, попроси он кулон обратно. Возможно, завязалась бы драка.
«У меня смутное ощущение, что он принадлежит тебе… и твоей семье».
Девушка напряглась, и Брат Захария отметил, как дернулась ее ладонь — словно инстинктивно порываясь выхватить оружие. Острые инстинкты, как и самоконтроль — а также высокомерие, изящество, преданность, способность любить, а еще и смех, способный озарить небо.
Он приехал в Париж в поисках потерянного Эрондейла.
И нашел ее.
— Не понимаю, о чем ты.
«Ты из Эрондейлов. Не твой муж. А ты. Потерянный наследник благородного рода воителей».
— Я никто, — огрызнулась она. — И никакого интереса лично для тебя не представляю.
«Я бы мог прочесть твои мысли и подтвердить свои догадки».
Она вздрогнула. Захарии не было смысла лезть в ее мысли, чтобы понять ее страх, неуверенность в себе, пока девушка пыталась осознать, как он может видеть ее насквозь.
«Но я не стану копаться в твоих секретах. Я лишь хочу помочь тебе».
— Мои родители рассказали мне все, что необходимо знать о Сумеречных охотниках, — Брат Захария понимал: эта исповедь — самое близкое, что только может быть к признанию. — Ваш драгоценный Конклав. Ваш Закон, — последнее слово она выплюнула так, словно оно было ядовитым.
«Я здесь не как представитель Конклава. Они не знают о том, что я тебя нашел… или даже о том, что ты существуешь. У меня свои причины отыскать тебя и защитить».
— И какие же?
«Посягать на твои секреты я не стану, но и попрошу не посягать на мои. Просто знай, что я в большом долгу перед твоей семьей. Узы, связывающие меня с Эрондейлами, сильнее, нежели кровное родство».
— Ну это на самом деле очень мило и все такое, но никто не просил тебя выплачивать никакие долги, — отозвалась Розмари. — У нас с Джеком все отлично. Мы друг о друге заботимся и будем продолжать в том же духе.
«Умно с твоей стороны выдать своего мужа за того, кого я искал, но…»
— Умно со стороны Джека. Люди его недооценивают и расплачиваются за это.
«… но, раз уж я смог тебя раскусить, остальные тоже сумеют. А они куда опаснее, чем ты думаешь».
— Эти «остальные» зарезали моих родителей, — лицо Розмари было абсолютно пустым. — Мы с Джеком в бегах долгие годы. Уж поверь, я прекрасно знаю, насколько все опасно. Особенно опасным я нахожу довериться незнакомцу, даже если у него ментальные способности ниндзя и странное чувство стиля.
Одной из вещей, постигнутых Братом Захарией в Братстве, стала сила принятия. Иногда мудрее было признать битву проигранной и принять поражение, тем самым закладывая основу для следующей битвы.
Хотя, напомнил он себе, это была не битва. Завоевать доверие человека не представлялось возможным. Только заслужить.
«На твой кулон цапли наложены чары. Если ты столкнешься с бедой, которой не сумеешь противостоять самостоятельно, тебе достаточно всего лишь позвать меня, и я приду».
— Если ты собираешься выследить нас с помощью этой штуки…
«Твой муж сказал, что доверие надо заслужить. Я не стану пытаться искать вас, если вы того не желаете. Но с этим кулоном ты всегда сможешь найти меня. Я верю, что ты позовешь на помощь, когда это будет нужно. И поверь, я всегда отвечу на твой зов».
— Кто ты, собственно, такой?
«Можешь называть меня Брат Захария».
— Могу, но, если вдруг я окажусь в той гипотетической ситуации, когда мою жизнь станет спасать некий кровожадный монах, я предпочту узнать его настоящее имя.
«Когда-то…» — прошло столько времени. Он почти не чувствовал своей связи с этим именем. Но ощущал глубокое, почти человеческое удовлетворение, позволяя себе сказать это вслух. — «Когда-то меня звали Джеймс Карстаирс. Джем».
— И кого же ты призовешь на помощь, когда столкнешься неприятностями, Джем? — она надела кулон на шею, и Захария почувствовал облегчение. Хотя бы с этим было покончено.
«Такого я не предвидел».
— Значит, не обратил внимания.
Она коснулась его плеча с неожиданной нежностью.
— Спасибо, что попытался. Это только начало.
И он наблюдал, как девушка уходит прочь.
Брат Захария перевел взгляд на потоки воды под мостом. Ему вспомнился другой мост в совершенно другом городе, куда он возвращался раз в год, чтобы вспомнить человека, которым когда-то был, и мечты, которыми этот человек когда-то жил.
На другом конце Моста Искусств молодой уличный музыкант открыл футляр со скрипкой и поднес инструмент к подбородку. На мгновение Захарии показалось, что ему это мерещится — словно он видел картинки себя прошлого. Но, подходя ближе — попросту не мог оставаться вдали — он осознал, что музыкант оказался девушкой. Молодой, четырнадцати-пятнадцати лет, с собранными под беретом волосами и с аккуратной старомодной бабочкой на белой блузке.
Она перехватила смычок и начала играть. Брат Захария узнал моментально: скрипичный концерт Бартока, написанный намного позже того момента, как Джем Карстаирс играл на своей скрипке в последний раз.
Безмолвные Братья не играли на инструментах. И не слушали музыку, по крайней мере, не привычным способом. Но даже когда их чувства были отгорожены от смертных удовольствий, слышать они могли.
И Джем слышал.
На нем были чары, и юная музыкантка вполне могла подумать, что она одна. Вокруг не было слушателей, которые могли бы дать денег. Она играла не ради мелочи, но ради собственного удовольствия. Глядела на воду, на небо. Исполняла мелодию в честь солнца.
Он отдаленно вспоминал мягкое прикосновение подбородника. Как ласкал кончиками пальцев струны. Танец смычка. Как изредка казалось, что это музыка играла с ним.
В Безмолвном Городе не было никакой музыки. Ни солнца, ни рассвета. Лишь темнота и тишина.
Париж же был городом, нежившимся в чувствах — в еде, вине, искусстве, любви. Повсюду его преследовали напоминания о том, что он утратил, о прелестях более недоступного ему мира. Он научился жить с этой потерей. Было тяжелее, когда он погружался в человеческий мир, но терпимо.
Но здесь было нечто иное.
Слушая мелодию, наблюдая за танцующим смычком, он не чувствовал ничего. Огромная дыра внутри него лишь отдавала эхом воспоминания о прошлом. Ощущение было отвратительным и бесчеловечным.
А желание чувствовать, слышать, ощущать? Эти мечты помогали ему оставаться живым.
«Возвращайся домой», — шептали ему братья. — «Пришла пора».
Спустя годы, научившись контролю, Брат Захария научился изолировать голоса других братьев при необходимости. Братство было странной вещью. Многие полагали, что оно означало одинокую жизнь — и жизнь, бесспорно, была одинокой. Но он никогда не был по-настоящему один. Братство всегда было рядом, на краю сознания, наблюдая и ожидая. Брату Захарии достаточно было лишь протянуть руку, чтобы Братство вернуло его обратно.
«Скоро», — пообещал он им. — «Не прямо сейчас. У меня еще остались дела».
Он был больше Безмолвным Братом, чем кем-то иным. Но в то же время меньше Безмолвным Братом, нежели остальные. Странное ограниченное пространство, позволявшее ему каплю уединения, которого он так жаждал, в отличие от всех остальных Братьев.
Захария выключил голоса в своей голове. Он ощущал сожаление по поводу неудачи, но ощущалось это хорошо. По-человечески. И наслаждаться этим чувством хотелось в одиночку.
Или, может быть, все же не в одиночку.
У него было еще одно дело до возвращения в Безмолвный Город. Необходимо было объясниться с человеком, беспокоящимся об Эрондейлах столь же сильно, как и он сам.
Ему нужна была Тесса.
***
Селин не собиралась вламываться в квартиру Валентина. Это было бы сумасшествием. Тем не менее, после ночи и дня слепого блуждания по городу она была слишком сонной, чтобы о чем-то разумно мыслить. И просто последовала прихоти. Ей хотелось уверенности и силы, в которую Валентин заставлял ее поверить. Не только в него, но и в себя.
После той странной встречи на мосту хотелось вернуться в квартиру в Марэ. Она знала: Стивен и Роберт будут осведомлены о демонической активности, а также о том, что какой-то охотник-одиночка может причинить неприятности Кругу.
Но смотреть им в глаза она не могла. Пусть беспокоятся о том, что с ней произошло. Или не беспокоятся. Было все равно.
По крайней мере, в этом она пыталась себя убедить.
Она провела день в Лувре, блуждая по галереям, в которых не было туристов, разглядывая старые этрусские маски и месопотамские монеты. В детстве она часами блуждала по музею, сливаясь с толпами школьников. Ребенку всегда легче оставаться незамеченным.
А сейчас ей хотелось быть замеченной. И затем вытерпеть приговор.
Она не могла не думать о той паре на мосту. О том, как они друг на друга смотрели, как прикасались друг к другу с заботой и нуждой. Равно как и не могла не думать о предупреждении женщины насчет Валентина. Селин казалось, что она может доверить Валентину свою жизнь.
Но раз уж она была так неправа насчет Стивена, как можно было быть уверенной в чем бы то ни было еще?
Валентин жил в роскошных апартаментах в шестом округе, буквально в квартале от знаменитой шоколадницы и галантереи, где одна шляпа на заказ стоила больше месячной ренты за квартиру. Она громко постучалась. И тут же вскрыла замок, когда никто не отозвался.