Я сделала только шаг, когда Матеуш удержал меня и качнул головой, едва наши взгляды пересеклись.
— Я сам, Ева, — процедил холодно. — Иди к мальчику.
Я не успела спросить, что он имеет в виду. Он больше не говорил — действовал. Открыл заднюю дверь машины, достал корзину с цветами, вопросительно взглянул на меня, а увидев кивок, подмигнул. И, нацепив на лицо широченную улыбку счастливого папаши, дождавшегося первенца, рванул к девушке на лестнице.
— Успел! — порывисто, но осторожно обнял ее. — Надо же, успел! Спасибо, что дождалась меня!
Девушка хотела что-то сказать, хотела что-то пояснить мужчине, который очевидно ошибся и принял ее за другую. Но Ковальских сложно убедить в том, чего он слышать не хочет. Он кружил возле девушки, радовался, не знал, как ей вручить цветы и не решался взять сына на руки.
— Неужели за ней приехал? — послышался голос той тетки. — Такой богатый, весь из себя буржуй и за этой?!
— Да ну! Не верю! — возмущенно пискнула напарница тетки. — Щас все развеется, щас он одумается, щас он другую присмотрит!
— Ага, тебя! — буркнула я, не в силах сдержать раздражение.
Но тетки меня не слышали — во все глаза смотрели спектакль, правдоподобно разыгрываемый Матеушем. И удивленно ахнули, когда девушка вроде как буржуя признала и пошла следом за ним, к такой шикарной машине.
— Да не, — хохотнули тетки, заметив меня у авто, — вон та его ждет. Та с ним смотрится, а эту хоть прикрывай цветами, хоть нет…
Но девушка была переполнена эмоциями и реплики либо не слышала, либо не обратила внимания. Она крепко прижимала сына к себе, позволяла Матеушу вести себя под руку и приобнимать, и сквозь слезы любовалась огромной корзиной цветов, которые были для нее… хоть это и странно…
— Вы… — приблизившись ко мне, нерешительно начала девушка. — Если бы я не увидела вас, я бы не решилась… незнакомый мужчина, и… У меня же ребенок, но… Они…А вы — девушка, и не страшно…
— Успокойтесь, пожалуйста, — попросила я, отгоняя прочь свои слезы.
Мне плакать нельзя, мне еще идти к мальчику, и надо быть сильной, потому что он тоже сильный.
— Ева, — обратился ко мне Ковальских, снова пристраивая корзинку в авто, но уже на переднем сиденье. — С твоим мальчиком я познакомлюсь в другой раз, а пока решу вопрос с этим.
— Хорошо, — я кивнула, а потом спохватилась. — А вы что, собирались знакомиться с мальчиком?
— Ну, как руководитель, я должен быть в курсе всего. Так что я просто обязан узнать, ради кого ты опаздываешь каждое утро, рискуя такой зарплатой.
— Что, снова хотите меня уволить?
— Опять провоцируешь, — хмыкнул он. — Так, пока ты работаешь, меня еще сдерживает деловая этика, а так…
Взгляд Ковальских, обжигая, скользнул по моим скулам, задержался на губах, ненадолго нырнул в декольте и вернулся к глазам.
— Добрых снов, — пожелал он таким тоном, словно знал, что я всю ночь не усну, терзаясь мыслями только о нем…
— А куда мы… — заволновалась девушка, когда Ковальских распахнул перед ней дверь машины.
— Садитесь — решим вопрос по пути.
Несмотря на тень улыбки, Матуеш говорил уверенно и в приказном тоне — ему трудно было сопротивляться.
— А вы… — бросив на меня испуганный взгляд, забеспокоилась девушка.
— Не переживайте. Он ничего вам плохого не сделает.
— Он не такой? — доверчиво спросила незнакомка.
— Он не такой, — подтвердила я.
— Поверь в это сама, Ева-Ева, — обходя мимо меня, чтобы сесть в машину, шепнул Ковальских. — И перестань от меня шарахаться.
— С какой стати? — напыжилась я и поспешно отвернулась, чтобы он не заметил румянца.
— Задание на выходные, — хмыкнул он, бережно заправив одну из прядей волос мне за ухо. — От твоего самого главного босса.
— Самый главный босс в «Синергии Лайт» — это ваш папа!
— Я сказал: твой босс, Ева. Не компании, а твой. Чувствуешь разницу?
— Нет, — ляпнула я.
— Это заметно, — мужчина коснулся костяшками пальцев моей заалевшей щеки, и с сожалением убрав руку, сел в машину. — И да, не забывай, пожалуйста, о первом задании, да? Матеуш, Матеуш Леславович… В общем, тренируйся. Надеюсь, когда мы увидимся в понедельник, ты меня сумеешь порадовать.
— Слишком самонадеянно! — проворчала я.
А он…
Он самонадеянно улыбнулся, как бы говоря: все будет именно так, как он говорит, и мы оба знаем об этом… А потом завел машину, и уехал.
— Ты смотри, — проворчала одна из теток, когда я проходила мимо, — игрушка мягкая… Это что же он, одну из роддома забрал, а другую рожать привез? Это ж не бордель, а больница! Здесь люди лечатся!
— Да с вами полечишься! — бросила я на ходу, не став притворяться глухой. — Только обогатишься нервным расстройством и комплексами! А еще люди в белых халатах! Вы же — элита! Оплот здоровья! Опора в самый сложный момент!
Женщины переглянулись. И я видела: они буквально разрываются между тем: нахамить мне в ответ или промолчать, что они не достигли столь высокого статуса, как я им приписываю.
Но тщеславие пересилило говорливость, и они, важно выпятив грудь вперед, обогнав меня, вошли в здание больницы.
Чуть позже, поднимаясь по лестнице, я их видела с ведрами и швабрами, но целая минута триумфа у них была и, возможно, ее хватило, чтобы хотя бы остаток вечера не злословить. А, может, они просто поняли, что поддержкой в сложный момент можно стать не только с дипломом врача. Не знаю.
Но у меня на душе стало немного светлее, когда я увидела, как одна женщина и слова бранного не сказала, когда пробегающий мимо мальчишка опрокинул ее ведро с водой. А вторая помогала беременной дойти до стульчика по влажному полу.
Так, все, хватит отвлекаться на чужих бегающих мальчиков! Меня свой мальчик ждет! Который, если все пройдет хорошо, тоже вскорости сможет бегать…
Глава № 35
В палате было не протолкнуться — помимо десятерых больных, включая самого Прохора, там суетились врач и две медсестры. Врач осматривал мальчика, медсестры нависали над постелью и умиленно ахали, слыша, что говорит маленький пациент. А тот не только покладисто отвечал на вопросы врача, но и заливисто смеялся, когда к нему прикладывали стетоскоп и пытались выяснить, как он себя чувствует после операции.
— Отлично все! — заверял мальчик. — Хоть сейчас готов попробовать бегать!
— С этим повременим, — унял его энтузиазм доктор и оставил веселого пациента в покое.
Когда он и медсестры выходили, я отступила в коридор, чтобы их пропустить, и потому расслышала слова врача:
— Видели? Смеется… А ведь сейчас он испытывает жуткую боль.
— Может быть… — встревожилась медсестра.
— Нельзя пока, — отказал ей врач. — После. Он сильный мальчик, до ночи продержится. А вот перед сном обязательно уколите.
Медсестры смиренно вздохнули, окинули меня равнодушным взглядом — теперь мои визиты сильных эмоций не вызывали, и скрылись в дали коридора вместе с врачом. А я зашла в палату.
— Ева! — тут же приметив меня, замахал рукой мальчик. — Я так и думал, что ты придешь! Я всем говорил, что ты обязательно сегодня появишься! И перед наркозом, когда операцию делали, я сразу сказал доктору, что мне надо успеть проснуться к семи!
— К чему нам такая точность? — присев на стул у его кровати, перевела сбившееся от эмоций дыхание. — Я бы обязательно дождалась, когда ты проснешься.
— Нет, Ев! Ты же после работы, устала, тебе надо домой, отдохнуть и к своим… А тут я отвлекаю!
— Не говори глупостей, — я убрала с его лба непослушный локон отросшей челки, — ни от кого ты меня не отвлекаешь. И мне нравится к тебе приходить.
— Спасибо, мне тоже нравится, когда ты приходишь… — мальчик немного смутился. — Это все ненадолго! Скоро я сам смогу к тебе приходить! Только…
Он замолчал и обеспокоенно взглянул на дядю Сашу. И я запоздало поняла, что не поздоровалась ни с ним, ни с другими мужчинами в палате. Кивнула, не могла говорить — а они поняли, и тоже ответили кивками и улыбками.
— Что? — снова потянулась к рыжему локону мальчика, и он, вздохнув, посмотрел на меня.
— Если только ты позволишь мне к себе приходить. Я же… — Прохор сжал в кулаках простынь, которой был накрыт, а потом смирился, отпустил ее и выдавил из себя признание. — Я же детдомовский, Ев, а многие люди, нормальные люди, у которых все в семье живы… Они боятся, что такие, как я, могут что-то украсть или дать наводку ворам. Я знаю, у нас некоторых детей из детдома брали на выходные в нормальные семьи, а потом возвращали и такое про них рассказывали, что… Они больше не хотели идти на выходные в семью, даже если за ними опять приходили, и это была другая семья…
— Прохор…
— А мы можем видеться на лавочке, у подъезда! — Не дав мне хоть что-то сказать, поспешно затараторил мальчик. — Знаешь, Ева, я часто сижу на лавочке у своего подъезда — ну… там, где мы с мамой и папой жили. У нас хорошие лавочки в городе, на них даже зимой почему-то не холодно! Только курточка иногда прилипает, и все. А сейчас тем более лето! Даже если твоя лавочка далеко от детдома, я за пару часов дойду, я хорошо город знаю, все закоулочки! А потом как раз и посидеть захочется, отдохнуть. Ну как, хорошо я придумал?
— Плохо, — снова медленно выдохнув, качнула укоризненно головой. — Никаких лавочек в нашем дворе не будет! Вернее, никаких посиделок на них!
— Почему? — растерялся мальчик.
— У нас все лавочки заняты бабушками.
— Но я же худенький, я посижу, отдохну с дороги и уступлю им потом! Ев, пожалуйста, ты… Можно я все-таки буду к тебе приходить? Я бы хотел, чтобы мы и дальше дружили!
— Будем, — заверила шепотом мальчика, а сама заморгала ресницами, чтобы он не заметил, что я на грани. — Чтобы дружить, лавочки не обязательны. Я хочу, чтобы ты пришел в квартиру, где я живу. Вот. Приглашаю тебя.
— А я люблю ходить в гости! — тоже шепотом поделился мальчик. — Я могу из бумаги такие фигурки делать… Животных, цветы… Я сделаю, и это будет подарком тебе! И тогда я получусь настоящим гостем! Ты каких любишь животных?
— Всех, — с трудом из-за комка в горле ответила я, — кроме наглых котов.
— А я котов обожаю! Но ладно, тогда я тебе жирафа сделаю. С жирафом можно прийти?
— Хоть со слоном, — позволила я. — Хоть с бегемотом. Мне главное, чтобы ты пришел, а кто там будет с тобой — это такое дело…
— Даже если с котом? — расплылся в озорной улыбке мальчишка.
— Даже если с котом, — покладисто согласилась я. — Но только бумажным или вот этим…
Подмигнув ему, я потянулась к пакету с покупками, достала огромного рыжего кота с зелеными яркими глазами, и…
Это было удивительно — я видела, как загораются искорки в изумрудных глазах мальчишки, а потом сначала ощутила, увидела смех, который зародился, а потом и услышала его. Заливистый, детский, доверчивый…
— Похож на меня, — оценил мальчик, присмотрелся и ахнул: — И новый, ничейный еще! А к нам обычно привозят игрушки, что уже не нужны, но я не беру, у нас малышни полно… А этого кота оставлю себе. На память.
— Так! — я добавила в голос строгости. — Что значит, на память? Я с тобой прощаться не собираюсь.
— Ну да, это да… — мальчик утешительно погладил меня по ладони. — Я же буду к тебе приходить!
— Вот так-то! — не удержалась и легонько щелкнула его по веснушчатому носику, а то, понимаешь ли, расстраивает меня. — Но пока это случится, к тебе буду приходить я.
— Надеюсь, — вздохнул он и бережно обнял кота, чтобы тот не упал с кровати.
Я провела с Прохором несколько часов, до тех пор, пока не пришли медсестры и не сказали, что будут делать ему укол. Конечно, его бы отвлекли от боли и без меня — мальчишку действительно полюбили в палате. И все же мне хотелось знать, что когда я уйду, он уснет. А еще мне нравилось быть с ним рядом. Салфетки только быстро заканчивались, а так… И посмеемся, и поболтаем…
— Ева, — так же выйдя из палаты, окликнул меня дядя Саша, и пошел рядом со мной, провожая до такси, которое я вызвала. — Ты скажи… Смотрю я, ты к мальчику всерьез привязалась?
— А что? — с подозрением взглянула я на мужчину.
— Так, думаю… — Он немного замялся, что ему свойственно не было. — Подумываю я, в общем… Ева, ты мне сразу скажи… Я вижу, что ты задумала, но если твои родители не захотят усыновить мальчика, я поговорю со своей Варварой — еще одного пацана мы прокормить сможем!
— Дядь Саш! — возмущенно начала я, а потом поняла, что он не со зла, наоборот, переживает за мальчика, и уняла эмоции. — Я еще не говорила с родителями, но мальчик — мой.
— Ева, — мужчина положил мне ладони на плечи, как делал это, когда я была маленькой и, бывало, на что-то жаловалась ему, а он утешал. — Тебе Прохора усыновить не позволят. А если твои родители не захотят — не осуждай, не торопись с этим, не уговаривай. Уговоришь, и что? А если не примут его душой? Ты тогда просто подумай не о себе. Не о том, чего хочешь ты и что ты решила. Ты подумай о мальчике. Как для него будет лучше. Обещаешь?
— Обещаю, дядь Саш.
— Вот и умница, — похвалил он, и я даже немного зарделась, совсем как в детстве, когда он так говорил.
Сев в такси, я взглянула на часы — десятый час, поздновато для тяжелых и затяжных разговоров. А вот завтра соберусь с мыслями и поеду к маме и папе. Просить, чтобы у нас в семье появился мой братик — рыжий, веселый и солнечный. Даже если он им не понравится, как говорит дядя Саша, ничего, мне главное, чтобы они документы оформили, а там уж…
Впрочем, я не думала, что родители откажутся. Конечно, к мысли усыновить ребенка надо привыкнуть, и не так-то это легко, как кажется…
Но я знала, что они у меня сильные, как и Прохор. И что рыжий мальчишка им так же понравится, как и мне. Просто им надо помочь познакомиться. Папа рыжика видел, но это ведь не знакомство, это не то. А вот если они пообщаются…
— Да? — летая мыслями в светлых мечтах, я машинально ответила на звонок мобильного.
— Совесть есть у тебя? — послышался ворчливый голос Ларисы. — Я тут уже все твои цветы полила, уже второй урожай зеленого лука собрала, молодой картошки отварила, отбивных вкусных наделала, а ты… Ты меня спасать собираешься или как?
— Просто отставь тарелку в сторону, — посоветовала я. — Доедать все не обязательно. А когда я приеду, я все съем и тебя спасу.
— Вот хоть не ври на ходу. «Все съем» — это про меня, а не про тебя. Я не от переедания мучаюсь, Ева. У нас с едой спокойные, ровные отношения. Просто мне катастрофически скучно!
— Нам, — послышалось негромкое уточнение в трубке.
— Нам скучно — вот! — повторила Лариса.
— Судя по голосу, рядом с тобой мужчина — и тебе скучно?!
— Представь себе, ему со мной тоже.
— А…
— Больше ничего не скажу. Если мы разбудили твое любопытство — приезжай и спасай нас!
— Уже еду, — покладисто отозвалась я.
Конечно, торопить таксиста я не собиралась — мне до сих пор последняя поездка с ветерком иногда снилась в кошмарах. Но любопытство проснулось и отогнало усталость. Это что же там за мужчина, что Ларису до скуки довел? И при этом она от него не избавилась, а сидит рядышком. Хм…
Когда такси подъехало, я поначалу подумала, что мужчина, который поддакивал в трубку, решил, что женщина не для того создана, чтобы тоску нагонять, и сбежал. Лариса обнаружилась на лавочке — она сидела, монотонно помахивала ногами и болтала со старичком из соседнего подъезда. А вот других мужчин поблизости не наблюдалось. Даже Мурзик из кустов не выглядывал.
— Добрый день, — подойдя к унылой компании, поздоровалась я.
Ответы ожидаемо получились унылыми.
— Добрый… — прокряхтел старичок. — Где ж он добрый-то? Уже и забыл, что такое покой… Э-хе-хе…
— Э-хе-хе, — поддержала его Лариса и бросила на меня виноватый взгляд. — Ев, ты давай, выручай меня!
— Нас, — послышалось уточнение, и я во все глаза уставилась на старичка.
Ага, так никакого кавалера не было! Лариса изначально сидела с этим мужчиной, и это он тоже просил о помощи! Кстати, это был тот самый старичок, что отчитал посыльного за дурной запах и недержание.