Ждать, к удивлению, пришлось не так уж и долго. Лорд Бриггс вышел из отеля первым, мало того, что надвинув поля шляпы ниже, так еще и темные очки надев, а даму я сразу не узнал — она переоделась и сменила шляпку. До машины они шли отдельно и только уже возле «роллс-ройса» вице-губернатор снова обратился в джентльмена и распахнул перед подоспевшей дамой дверцу.
Дама, кстати, довольно красивая. К тридцати, наверное, брюнетка, породистое лицо с большими глазами. Невысокая, чуть даже в теле, но пропорциональная и с тонкой талией. Сочная такая. Раньше я никогда ее не встречал, это точно.
К этому времени я уже рассчитался по счету и, пока сам вице-губернатор грузился за руль, успел дойти до машины и завести двигатель. И когда «роллс-ройс» проехал мимо, последовал за ним. Ехать пришлось совсем недолго, до Пляс де Фош, на которой друг против друга выстроились эпатажный Вернисаж — местная Мекка современного искусства — и кабаре «Ксанаду», пока еще с выключенными огнями, но с битком набитым публикой одноименным уличным рестораном с верандой. Стоянка перед ним была заполнена дорогими машинами, места тут не для бедных, но даже на их фоне купе «роллс-ройс» смотрелось претенциозно.
Останавливаться я не стал, не получится не нарваться на лорда Бриггса, если попытаюсь припарковаться рядом, поэтому прокатился вокруг памятника и встал в самом начале Двадцать Восьмой, на съезде с площади. Площадь большая, три перехода, так что шел я долго и боялся парочку потерять. Но не потерял, они заняли столик в ресторане в глубине террасы и сели, судя по тому, что вокруг ели, как минимум на ланч. При этом дама дружески болтала с метрдотелем, причем выглядело все так, что это не первая их встреча. Впрочем, именно эта загадка разрешилась почти сразу, стоило лишь взглянуть на афиши «Ксанаду», висящие там же: «Волшебный вечер с Моник Франсуа! Божественный голос, прелестный кордебалет!»
Вот оно как… Рара Марго пошел по звездам кабаре… седина в бороду, так сказать. Кстати, а ведь мне совсем недалеко до «Отель Жозефин», а там у меня есть… ну да, те самые фотоаппараты. И пленка. Одна камера точно с пленкой. И на самом деле фотографировать я умею, просто не до этого мне. Интересно, успею или нет? Или подождать, пока они закончат ланч, и проследить дальше? Нет, не думаю, что есть смысл. Моник Франсуа наверняка потом уйдет в «Ксанаду», готовиться. Или ей рано? Черт знает, чем эти звезды кабаре там занимаются.
Жильбера бы за ними следом пустить, но Жильбер делом занят и так. А мне следить рискованно дальше некуда, вице-губернатор меня в лицо прекрасно знает, а когда-нибудь и машину может вспомнить. Поеду я просто, пожалуй.
Уже тронув «ласалль» с места и проехав изрядно от Пляс де Фош, я вспомнил, что сказала тогда, в лодочном клубе, Жанин. А сказала она то, что Моник Франсуа будет петь на открытии выставки каких-то там новых искусств в Вернисаже. То есть петь она будет в «Ксанаду», где пройдет вечеринка в честь открытия. Кстати, вообще-то немалый финансовый размах для просто группы художников. Наверняка нашлись меценаты, и не бедные. Интересно, барон Бриггс никак не поучаствовал? Жанин — подруга его дочери, а тут еще вот такое. Их семья богата всерьез и богата давно, Бриггсы на работорговле успели состояние сделать в свое время. И вот тут звезда кабаре, близкая к тем художникам, нашла путь к сердцу… ну, не обязательно к сердцу, но как минимум к бумажнику вице-губернатора. В горячую любовь все же не очень верится.
Ладно, тогда займемся основным — Краус. Где-то во внутреннем кармане пиджака должна лежать его визитка… точно, лежит. Теперь найти телефон.
Телефон нашелся в баре, откуда я набрал номер, и мне ответил женский голос на немецком языке, но тут же перешел на английский, услышав меня:
— Я хотел бы поговорить с мистером Краусом.
— Простите, как вас представить?
— Роберт Ван Дер Меер, мы встречались.
— Одну минутку, сэр.
Голос Крауса зарокотал в трубке через минуту:
— Мой друг Роберт! Рад вас слышать и счастлив, что вы перезвонили.
— Где мы встретимся? — не стал я вступать в длительный обмен любезностями.
— Выбирайте место, я специально не хочу ни на чем настаивать. А то и мне придется долго идти пешком, — он сам засмеялся своей шутке.
— Давайте в даунтауне? У меня там еще дела будут.
— Превосходно! Где?
— Вы музеи любите? Приходите в Музей восточной истории, в зал Тутанхамона.
— Могу там быть через… — он на секунду задумался, — сорок минут. Вам удобно?
— Значит, через сорок минут.
В этот огромный музей, построенный на взносы всех стран, входящих в Покровительствующий комитет, ходили мало. Школьники на экскурсии, иногда семьи с детьми, да и все. А выстроен он был в масштабе пирамид и занимал целый квартал между Шестой и Седьмой авеню, в районе сороковых улиц. В него вело множество входов и подъехать туда можно с любой стороны, поэтому его я и выбрал.
Сам я приехал в музей минут через двадцать после звонка и прошелся по залам, оглядываясь по сторонам и мимоходом разглядывая бесчисленные камни с барельефами, фрески и расписные саркофаги с запеленутыми мумиями внутри. А Краус, в сопровождении того самого блеклого, появился минута в минуту. Впрочем, блеклый сразу отстал и свернул в другой зал, увидев, что мы встретились.
— Друг Роберт! — Краус расцвел так, словно встретил давно потерявшегося, а теперь нашедшегося брата. — Я рад вас видеть.
— Взаимно, — я решил не изображать невежу.
— Готовы к серьезному разговору?
— Разумеется, тогда бы мы и не встречались, будь я не готов. Пройдемся?
Краус не стал выдерживать драматических пауз, спросил сразу:
— Что вы решили?
— Если вы снимаете с моего загривка Антенуччи и его людей, то я буду с вами сотрудничать. Сотрудничать, прошу заметить, а не стану вашим агентом. То есть буду согласовывать с вами свои действия, а не работать на вас.
— Я понял. А как вы видите согласование действий?
— Пока никак не вижу, если честно. Потому что не пойму, что вам вообще нужно в этом деле. И чем это может помочь мне.
— Про Антенуччи вы сами сказали, — чуть поднял бровь Краус. — И еще у нас много полезной информации, которая может вам помочь.
Мы остановились у каменного саркофага, сплошь покрытого иероглифами, стоящего за толстым стеклом. В саркофаге лежала очередная мумия. Тут прорва мумий, их даже пытались когда-то вместо дров в паровозных топках использовать. Табличка уверяла, что это жрец, но в реальности в ящик могли положить кого угодно, кто проверит?
— Что именно нужно вам? Я так пока и не получил ответа.
— Почему же, — возразил Краус. — Получили. Мы хотим, чтобы вы ограбили аукцион. Даже если у вас не получится, должен быть большой скандал, как можно больший. Это первая задача.
— А вторая? Третья?
— Их чуть сложней сформулировать, — он вздохнул. — Мы точно знаем, что не только мы ходим кругами возле аукциона, есть другие группы, представляющие другие интересы. Чем ближе к делу, тем выше вероятность того, что они себя проявят. Это нам и важно.
— А я за наживку?
— Не думаю, — вроде как вполне искренне усомнился он. — Вы, скорее, одна из фигур на поле. А вот игрока за доской нет, только фигуры разного достоинства, и играют они пока по своим личным правилам.
— Вы что за фигура?
— Претендуем быть ферзем. Но ферзь пока далеко от хороших позиций, а вот вас мы видим проходной пешкой. Вы уже внутри, но вас расценивают как приятного богатого бездельника. Это самое выгодное положение. И да, если вы все же доберетесь до камней, то мы их у вас выкупим. Дороже, чем сделают любые роттердамские евреи.
Тут я словно споткнулся. Сингер? Или они просто вычислили возможный канал? Не самый удачный момент просить разъяснить, потому что это могла быть просто фигура речи, а я выдам больше деталей, чем нужно.
— Вам зачем?
— Камни Силы — не украшение, не деньги и даже не активы, это именно Сила, — Краус остановился и уставился мне прямо в глаза. — Какое государство не заинтересовано в своем усилении? Я таких не знаю. Отдай их в новую огранку и они могут понемногу возвращаться, наполняясь Силой в интересах новых владельцев. Если их начнут приносить в Долину Фараонов и в Луксор частные лица, это вызовет подозрение, но если одна из великих держав, то кто удивится? Германия влиятельна в Южной Америке, и все знают, что в ее хранилищах много больших камней нужного качества.
— Вы откровенны.
— Я откровенен наедине, — усмехнулся он. — Даже если вы решите сообщить об этом разговоре британцам, вы ничем их не удивите. Они знают — кто я, все резиденты всех разведок всем известны. Они знают почти все, но себе вы устроите большие проблемы. Причем такие, какие вам самому совершенно не нужны.
Он в очередной раз облизнул губы кончиком языка. Что-то змеиное есть в такой привычке.
— Нас ведь уже могли видеть вместе.
— Не думаю. Мы проверяем обстановку. А обычные полицейские информаторы вроде работников отелей не знают меня в лицо. Дальше мы уже не будем встречаться напрямую, а пока я счел это допустимым риском.
— А телефон? Я же вам звонил.
— Вы звонили не мне на самом деле, а в совсем невинную контору. Эта линия не прослушивается.
— Кто же будет связным?
— Вы будете посещать кабинет восточного лечебного массажа. Просто записывайтесь предварительно и мы поймем, что вам нужна встреча. Если мы будем искать вас, то вам в отель доставят заказ из «Фицтджералд и Моррис», водительские перчатки. Там будет карточка с телефоном, по которому мы будем ждать звонка. В самом крайнем случае вам позвонят в номер. Женщина. Представится, как миссис Моррис из той же фирмы, по поводу вашего заказа.
— Какую информацию вы можете дать?
— Возле семейства Бриггс должны появиться новые люди. Могут появиться, — Краус чуть задумался, формулируя осторожный ответ. — Мы не знаем точно, но совершенно уверены, что здесь будут работать агенты советского НКВД. Им нужны сами камни. Нам нужен скандал, но не нужно, чтобы камни попали к большевикам. Поэтому мы рассчитываем на то, что они попытаются найти подход к губернатору или вице-губернатору. Губернатор выглядит менее уязвимой фигурой, он холостяк, скучный педант и очень осторожен. Лорд Бриггс же назначен на этот пост не из деловых качеств, а по политическим связям.
С этим согласен, Сингер не зря делал свою домашнюю работу, на его картинке фигуры расположены в том же порядке. Фигура губернатора выглядит почти что неуязвимой. Опытный администратор из колоний, преодолевший не один кризис за свою карьеру. Его уважают все представители всех стран в совете покровительствующих. А вот барон Бриггс — фигура куда менее впечатляющая. Частная школа, с трудом через университет, где отличался больше участием во всех вечеринках, потом перемещался с синекуры на синекуру, не отвечая ни за что всерьез. На новые должности его перемещали уже тогда, когда на прежних вред от его действий начинал превышать вред от полного бездействия. Зато связей в высшем обществе у него много, он сам достойнейший представитель этого общества, так что уволить его никто бы не смог. И сейчас он здесь.
— Вокруг них все время новые люди. Семья ведет активную светскую жизнь.
— Разумеется. Но на самом деле весь свет — это постоянный круг. Несколько кругов, которые соприкасаются теми или иными краями, но новых людей там почти нет. Именно поэтому вы вызвали интерес у нас. Богатый наследник из Аргентины, возникший из ниоткуда, и который вдруг начал встречаться… — он ухмыльнулся, — с дочерью вице-губернатора как раз перед аукционом. Мы стараемся сейчас отслеживать всех подобных людей. Не беспокойтесь, о характере вашей связи кроме нас никто не знает.
— Поверьте, это последнее, о чем я беспокоюсь, — почти зеркально ухмыльнулся я в ответ.
— Не сомневаюсь, поэтому и не пытался использовать это знание как козырь.
— Кого вы еще заметили?
— Молодую богемную француженку Жанин, — ответил Краус. — Мы навели справки о ней, но она… «натуральна». Она действительно парижанка, действительно вращается в богемных кругах, живет на наследство. У нее больше четырехсот тысяч франков годового дохода от скончавшейся бабушки.
— Это… — я посчитал в уме, — около шести тысяч фунтов, если не ошибаюсь?
— Примерно.
— Не бедствует, — заключил я.
— Разумеется. Но французская богема заражена коммунистическими идеями, так что мы не стали бы снимать с нее все подозрения. И в Париже множество русских иммигрантов, так что среди них агентам большевистской разведки легко затеряться и оперировать. Впрочем, это вы и без меня должны знать, Павел.
— Мой батюшка покинул Россию еще до революции и совсем офранцузился к тому времени. А в семнадцатом году как раз попался с фальшивыми бондами и застрелился при аресте. Вроде бы даже самостоятельно.
— Мы знаем. И знаем вашу биографию более или менее. Поэтому исключили вас из большевистских агентов. Зато проследили вашу криминальную биографию. Не полностью, — он поднял руки, как бы заранее защищаясь от возражений. — Вы чертовски скрытны и не связываетесь с местным преступным миром. Мы мало о вас знаем на самом деле. Это было еще одной причиной, почему мы пришли к вам. Нам нужен разумный человек, а не обычный брачный аферист или грабитель.
— Как я узнаю, что Антенуччи меня больше не ищет?
— Из газет, — усмехнулся Краус. — Или мы вам сообщим.
Все верно, лесть и угрозы в одном стакане дают прекрасный коктейль для уговоров. И я не думаю, что они знают обо мне много. Много обо мне и Сингер не знает, так что если он работает на них, то беда не велика. А Цви знает еще меньше. Он не знает про Антенуччи, например. Про Антенуччи знает Иан, но Иан бы тогда рассказал и о последнем ограблении, а Краус его не упомянул ни разу, даже намеком, хотя это как раз был бы сильный козырь. Но про него и Сингер знает, к слову.
Все же не Сингер? Тогда через кого они могли это узнать? Цви? В Германии большая еврейская диаспора, к слову. Цви знает о моих деньгах, это плохо. Но они на номерных счетах, к которым ни у кого не может быть доступа, так что сами деньги в безопасности.
Откуда течет, черт возьми? Антенуччи знает меня заочно, не более. И точно не знает, где я живу. Немцы нашли мою квартиру, то есть проследили меня от отеля, надо лучше проверяться. И при этом сумели связать мое имя и награду за того, кого ищут сицилийцы.
Впрочем, обо мне знает полиция. В свое время я попал под подозрение за взлом меняльной конторы «золотого банка», меня задержали и сфотографировали, а заодно и сняли отпечатки пальцев. Если у них есть люди в полиции, то через отпечатки и фото меня можно было вычислить. Только адреса они наверняка не знают, я всегда и везде оставляю не свой, а с тех пор еще и переехал. Не думаю, что это простой труд поднять все записи о собственности в городе и найти меня по имени.
Нет, с немцами пока лучше дружить. И думать над тем, как ускользнуть от их опеки.
Что сдать им? Вот интрижка лорда Бриггса кому важней, мне или немцам? Что могу получить из этого я? На шантаж я не пойду, шантажисты плохо заканчивают, да и не пойдет вице-губернатор на выдачу кода в обмен на такой простенький шантаж. Может быть, его жена даже в курсе событий, я всякое встречал в этой жизни. А вот немцев это может занять на какое-то время. И мне вовсе не нужно участие НКВД в ограблении, у нас разные весовые категории, а кроме того, если у кого-то за спиной «правое дело», то он еще и на многое готов. А я не на многое, я не люблю стрельбу и насилие, у меня другой план.
Еще те американцы. Еще директор Гувер. Может быть так, что Гувер здесь из-за своих грабителей? Может. Но может и не из-за них.
Вот если я начну всех сдавать всем, что из этого получится? Вот чтобы все эти разведки и прочие начали борьбу друг с другом, а про меня забыли совсем, не выйдет такого? А я тихой сапой пролезу куда мне нужно, например. Не нужно вступать ни с кем в прямой конфликт, тогда от меня просто избавятся. А вот показать каждому бойцу достойного врага… как тореро красный плащ быку демонстрирует, и когда тот кидается на тряпку, человек уже отступил в сторону.
Они уже подозревают Жанин. Может быть, они даже правы на ее счет, это новая дружба Марго, такая же неожиданная, как и я сам. Если сдать им звезду кабаре, может быть, они отвлекутся на слежку за ними больше, чем за мной? Пусть следят за лордом Бриггсом и ей, никому от этого никаких проблем. Может быть, и я узнаю больше в порядке обмена сведениями. Если Моник Франсуа вовсе ничей не агент, то самое большее, чем она рискует, так это светским скандалом. Звезды варьете для таких скандалов неуязвимы, это лишняя реклама, а лорду Бриггсу выволочка от жены даже полезна.