Дикарь неловко и широко замахнулся своей железкой словно ломом, и опустил нашлепку дульного тормоза прямиком на макушку зараженного. Вышло неуклюже, с одной рабочей рукой не больно-то поразмахиваешь, зато действенно. Металлический грибок пробил свод черепа спидера, и он мешком завалился на немца, мелко подергиваясь всем своим телом. Не теряя времени, Дикарь стянул тело зараженного и увидел, что под ним лежит совсем молоденький солдатик, немо разевая рот, и смотрит на него такими дикими глазами, что те того и гляди вылезут из глазниц. Как видно, внешность Дикаря его напугала едва ли не больше, чем объятия спидера. Наверняка решил, бедолага, что его сейчас начнут есть. Дикарь наступил на автомат на животе немца ногой, пресекая попытки того полапать свое оружие, наклонился и рывком его обезоружил. Передал МП-40 разведчику, выдернул из кобуры пистолет, и сунул его себе в карман. После этого оставил фашиста в покое и деловито начал потрошить затылок зараженного, словно позабыв про существование окружающих.
Немчик, осознав, что есть его пока никто не собирается, задрал лапы вверх и затарабанил дрожащим, испуганным голосом.
– Bitte, nicht schießen!!! Bitte, nicht schießen!!!
Разведчик мрачно сплюнул на землю и выдал абсолютно противоположное просьбе немца:
– Пристрелю его?
– Только попробуй и через минуту тут будет вся орава тех проглотов, что мы оставили позади.
– Я и ножом могу сработать, по-тихому.
Дикарь закончил с затылком мутанта и спрятал свою добычу – два спорана, в карман.
– Дался тебе этот немец. Других проблем будто нет.
Тут немчик смог его нехило удивить.
-Bitte… пожалюйста, не стреляйте, не надо!
– О, ты смотри-ка, он по-нашему лопотать умеет! Слышишь, жертва фашизма, ты где русский успел выучить, полиглот недоделанный.
По напряженному лицу фрица было понятно, что он изо всех сил напрягает уши и голову, чтобы уловить смысл сказанного.
– Main mutter… мать уехала из России после революции, как это … scheiße, auswandern…эмигрировать в Австрию, да, верно. Она работать russisch-lehrer, учитель. Учить меня. Русский сложно, я понимать не совсем хорошо.
Тут голос снова подал советский разведчик, снова начавший мрачнеть прямо на глазах. Он наставил ствол трофейного МР-40 на распластавшегося на земле немца.
– Да чего с ним разговаривать, шлепнуть и делу конец.
Немец поняв, что его вот-вот отправят к проотцам, мелко затрясся и зачастил шепотом на родном языке.
– Остынь, Антип Петрович, не навоевался что ли еще? Слышишь, немчура, оружие еще есть? – судорожное мотание головой в ответ – Поднимайся тогда. Идти сам можешь? – снова резкий кивок головы, настолько поспешный, словно секундное промедление могло оборвать его жизнь.
Дикарь протянул ему руку и помог подняться с земли. После этого сунул ему в руки ПТРД. От немалого веса оружия тот пошатнулся и чуть снова не упал на пятую точку.
– Отныне бережешь это как зеницу ока. Сломаешь или потеряешь – лично тебе колени прострелю и оставлю на прокорм вот этим ребятам – Дикарь пнул распростертое тело бегуна – Отстанешь от нас, я вернусь и прострелю колени. Будешь трепаться или шуметь – прострелю колени. Делаешь, что велю, и не дергаешься. Все понял?
Немец снова яростно закивал в ответ, что Дикарь даже испугался, как бы у того не оторвалась голова от такой интенсивной тряски.
– Это и тебя касается, Антип Петрович. Считай что ты в разведке и вокруг потенциальный противник, который нападет, стоит ему тебя увидеть, услышать или почувствовать.
Разведчик, сверля Дикаря глазами, направил в его сторону автомат.
– Значит, наших бросил там умирать, а фрица пожалел? Предатель, гнида, я тебе сейчас сам колени продырявлю!
Дикарь тяжело вздохнул, в очередной раз пожалев о собственной сердобольности. Ведь хотел же в одиночку и по-тихому уйти в лес, так ведь нет, пожалел соотечественника. Тоже, блин, мать Тереза долбанная.
– Антип Петрович, если ты еще не понял, то дом твой, вместе с Советским Союзом, нацистской Германией и самой войной остался далеко позади. И туда ни ты, ни этот бедолага уже не вернетесь никогда. Я тебя спас, а ведь мог бы там бросить рядом с твоим урчащим напарником. Так что, не заставляй меня пожалеть об этом, усек? Нет тут больше ни фашистов, ни коммунистов, есть только живые, мертвые, да еще зараженные. Радуйся, что ты пока в стане живых, а не присоединился ко вторым или к третьим. Вот только если ты продолжишь и дальше дурить, то надолго твое пребывание в Улье не затянется, понял? Я тех солдат там бросил, потому что на помощь тогда идти – все равно, что в могилу самому прыгнуть. А этого бегунца спасти мне ничего не стоило, наоборот, он зараженного от нас с тобой отвлек. А тот своим урчанием мог других мутантов привлечь, ты сам видел, какой там комитет по встрече собрался. Ну, так что, бодаться будем или уже пойдем отсюда от греха, пока новые мутанты не набежали?
Солдат несколько бесконечно долгих секунд сверлил его мрачным, тяжелым взглядом, после чего медленно отвел ствол автомата в сторону. Дикарь незаметно выдохнул с огромным облегчением, но постарался сохранить невозмутимый вид и не выдать, что от напряжения и страха у него разве что коленки не тряслись.
– Ладно, Егор, покуда замнем. Но учти, вопросов у меня к тебе столько, что не унести, и я их тебе задам!
– Нет проблем, Петрович. И ты тоже учти, что с этого момента зовут меня не Егор, а Дикарь. Обращаться ко мне только так и никак иначе, ясно? Повторяю, идете за мной молча, не шумите, стрелять разрешаю только в самом крайнем случае, если других вариантов уже не останется. Ты Антип, прикрываешь тыл, и по сторонам поглядывай. Все, выдвигаемся.
Троица двинулась прочь от злосчастной вырубки, где уже давно замолкли последние выстрелы.
Разведчик показал себя с хорошей стороны, передвигался незаметно и совершенно бесшумно, дважды заметил бегунов, прежде, чем они обнаружили их группу. Короче, пластунская школа разведки в нем была видна сразу и без вопросов. Тут он, пожалуй, дал бы огромную фору и самому Дикарю – тот по лесу ходить умел, но до советского солдата ему было далеко. А вот с немцем все было значительно печальнее. Он громко сопел под немалым весом продукта советского военного гения, постоянно наступал на сухие веточки и сучки, шуршал листвой и цеплялся за кусты и ветви деревьев. Сразу видно дитя цивилизации, для скрытного перемещения по враждебному лесу не приспособленное ни капельки. Дикарю даже пришлось несколько раз его грубо одернуть, благо тот понимал русскую речь, вот только толку от этого было мало. Ну, он хотя бы не жаловался на свое незавидное положение – не то военнопленного, не то носильщика, с неясными перспективами на будущее, и на том спасибо.
Их разношерстная компания несколько часов двигалась на юг, стараясь избегать дорог. Поначалу ориентиром Дикарю служила высокая металлическая конструкция – то ли вышка сотовой связи, то ли радиомачта, она хорошо просматривалась с любой возвышенности даже в лесу. Лесные кластеры меняли друг друга, иногда попадались поля, засаженные рожью или пшеницей. Когда они добрались до этой радиомачты, слева на горизонте замаячили серые коробки высоток городского кластера, но Дикарь оставил его за спиной – он старался избегать проблем по максимуму. Иммунных, которые могли бы подогреть их важной и нужной информацией, им не попадалось, пару раз сталкивались с бродячими пустышами и бегунами. Еще через час их отряд вышел к солидному водоему, то ли к реке, то ли к озеру, противоположный берег которого едва просматривался вдалеке. К этому моменту немец уже окончательно выбился из сил, его мотало из стороны в сторону, несколько раз он спотыкался и падал на землю вместе со своей ношей. Он начал волочить ноги, из-за чего шумел еще сильнее, чем раньше. Разведчик кидал ему в спину красноречивые взгляды, было заметно, что Антип отошел от отката и его распирает жажда поквитаться с врагом народа, но Дикарь его желания пока что игнорировал, запретив трогать немца и отложив важный разговор до привала.
Неподалеку от них, на берегу стоял небольшой деревянный домик рядом с постом сбора метеоданных – на огороженном участке неподалеку находились всякие флюгера для замера скорости и направления ветра, ящики на подставках в которых располагались оборудование для замера влажности и температуры воздуха, давления и всякая прочая аппаратура, о назначении которой Дикарь не имел ни малейшего понятия. После непродолжительного изучения обстановки из ближайшего к посту перелеска, было решено остановиться здесь на ночлег. Разведчик и Дикарь оставили немца рядом с вещами, строго-настрого запретив ему двигаться, и отправились на осмотр домика. Внутри было тихо и спокойно, разве что пришлось добить собаку-пустыша, прикованную цепью к будке. Бедняга, как видно, просидела тут несколько недель, ибо дошла до последней стадии изнеможения и даже шевелиться толком не могла, лишь слабо хрипела. Ее хозяина внутри не обнаружилось, возможно, он обратился не здесь или куда-то ушел уже после обращения. А может домик и вовсе прилетел в Улей без человека внутри. Одним словом, дом был признан пригодным в качестве прибежища на ночь. Дикарь сходил за немцем, который вымотался настолько, что умудрился вырубиться за те десять минут, что ждал их в кустах. Разбудив его без лишних сантиментов, он забрал оружие и рюкзаки, после чего они вернулись в дом.
Солнце склонилось к закату и Дикарь вместе со своими нежданными попутчиками стали свидетелями грандиозного оптического представления – светило не исчезло постепенно за линией горизонта, как ему полагалось, а погрузившись наполовину, расплылось зловещими черно-багровыми кляксами, после чего растворилось в этом мареве окончательно. Зрелище, надо признать выглядело очень удручающе, Дикарь, как и его спутники, видел это впервые – накануне закат был скрыт за облаками.От этой картины помрачнел и он сам и Антип, а про молодого немчика и говорить нечего, тот за весь этот насыщенный разнообразными негативными впечатлениями, уже устал пугаться.
Разведчик многозначительно молчал, кидая двусмысленные взгляды в спину Дикаря, да тот и сам понимал, что дальше молчать не получится, так или иначе придется дать им хоть какие-то крохи информации, да и решить пару вопросов тоже стоило.
На кухне обнаружилась газовая плита, подключенная к баллону с пропан-бутановой смесью, и Дикарь, нагло манкируя хозяйственной деятельностью в виду своей частичной инвалидности, нагрузил готовкой разведчика. После того, как скипел чайник, Дикарь решил что оттягивать момент больше нельзя, поэтому поудобнее устроился на стуле с кружкой горячего чая в руке, приготовившись к непростому разговору.
– Не сверли ты меня взглядом, Антип Петрович, вижу, что тебя от вопросов распирает. На что смогу – отвечу, только учти, я тут почти такой же новичок как и вы двое, просто мне встретился кое-кто опытный, ну и поделился информацией. Но для начала, давай с тобой разберемся с одним вопросом. Вижу же, как ты на меня и на немца волком смотришь. Не отрицай, все я прекрасно понимаю. Так что, решим эту проблему сейчас раз и навсегда.
– Эй, жертва фашизма! Давай, излагай, что, почем и откуда ты такой красивый в армии Вермахта нарисовался? И не вздумай врать, а то моментом голову открутим.
Немец вспотел, понял, что решается его судьба. Но, надо отдать ему должное, присутствия духа не потерял.
– Хельмут Дитц, уроженец города Зальцбург, Австрия. Mainmutter, мама беженка из Царская Россия, Vatter…отец австриец, немецкого происхождения.
– Где так наблатыкался на русском языком чесать?
– Я говорил, мама учитель русский язык, дома постоянно говорила на родном, я многое запомнил, понимал, что она говорит. После призыва меня использовали для допроса мирного населения и военнопленных, так я улучшил свои знания, научился более хорошо говорить на русском.
– Чем до войны занимался?
– Отец владеет булочная в Зальцбурге, до призыва я помогал ему выпекать хлеб. Потом нацизм, аншлюс Австрия, война с Чехословакией. Отца призывали почти сразу, он офицер запаса еще со времен Первой Мировой войны. Меня призывали сразу после начала войны с Советами.
– Скольких советских граждан ты убил?
Немец, вернее, австриец, как-то весь скукожился после этого вопроса. Оно и понятно, отвечать надо, а ответ нам может и не понравится. И кто знает, что с ним будет после этого.
– Одного точно. Может двух или трех.
При этих словах Антип отчетливо скрипнул зубами и со хрустом сжал ручку ножа, которым перед этим открывал банки с консервами. Немец вздрогнул, но говорить не перестал.
– В одной деревне наша рота окружила несколько русских солдат. Они отстреливались, ранили и убили несколько немцев. Двух из них смогли захватить живыми, их оглушило взрывом гранаты. Гауптман Шитке отобрал десять человек для показательного расстрела военнопленных. Я был там. Стрелял в одного из них, не знаю, попадал или нет. В атаке тоже несколько разов стрелял, но не знаю, убивал кого-то или нет.
– Одним словом, весь из себя белый и пушистый. Ладно, фашист, слушай внимательно. Убивать мы тебя не будем. Пока что. Дальнейшее полностью зависит от тебя. Будешь паинькой – останешься живым. Ну а если начнешь дурака валять, пеняй на себя, спрошу так, что мало не покажется. Суть уловил?
Дитц лишь кивнул в ответ. Было заметно, что он не слишком-то поверил в слова Дикаря, а согласился лишь от безысходности. Да и, в конце-то концов, какой у него мог быть выбор?
Тут голос подал Антип.
– Я защищаю свою страну от фашистских захватчиков! А ты хочешь, чтобы я вместе с фашистом плечом к плечу встал?
– Я и не спорю, давить фашистскую гниду это твое священное право и обязанность. Но, во-первых, если ты еще не понял, война осталась далеко позади. Мы все вместе оказались в ситуации, когда наши жизни зависят друг от друга, и чтобы выжить, нам потребуются все ресурсы и возможности. Надеюсь, ты это понимаешь. Я не прошу тебя любить этого немца . С меня будет достаточно, если вы не перестреляете друг друга и оба сможете меня прикрыть в ситуации, когда дерьмо полетит на вентилятор. И я должен знать, могу я на тебя положиться, или же ты стрельнешь в спину мне или этому немцу в самый неподходящий момент. И если я не могу тебе доверять, мы будем расставаться прямо здесь и сейчас, потому что я не хочу погибнуть по чей-то дурости. Все зависит от твоего ответа, Антип. Надеюсь, мы друг друга поняли!
Советский боец вновь скрипнул зубами от сдерживаемой злости. Ненависть к фашистам плотно укоренилась в нем, и Дикарь требовал от разведчика почти что невозможного. Однако он сдержал свои чувства и сухо кивнул в ответ.
– Ладно, Егор.. эм, Дикарь, твоя взяла. Просто пусть держится от меня подальше. А то я после сегодняшнего дюже нервный, как бы палец на курке случайно не дернулся.
– Ты уж постарайся, чтобы не дернулся. Немец, ты нас слышал, и я так понимаю, что ты тоже хочешь жить? – дождавшись утвердительного кивка – Тогда учти,– если ты мне соврал, или если ты меня подведешь или подставишь, и я в тебе разочаруюсь, пеняй потом на себя. Сам лично с тебя тебе кишки выпущу, понял? Учти, что без меня ты тут и пары часов не протянешь, сожрут и даже сапог не оставят. Так что, я твой единственный шанс выжить, постарайся этот шанс не прохлопать ушами, понял? – еще один испуганный кивок – Ну вот и ладушки.
– И еще, немец, один момент. Насколько я знаю, вокруг находятся кластеры, куда грузятся исключительно славяне. Может, где-то и есть кластеры и стабы с немцами или австрийцами или еще какими-нибудь немецкоговорящими гражданами, но я про них ничего не знаю. Я это к чему – у славян ненависть к фашизму впиталась с молоком матери, мы книги и фильмы про войну читать и смотреть начинаем с раннего детства. Поэтому я тебе настоятельно не советую кому-то рассказывать, про то, что ты в Вермахте служил, понял? Последствия этого могут быть непредсказуемые, и для тебя сильно печальные. А из-за этого и мы с Антипом можем пострадать, а этого я допустить никак не могу. Так что держи язык за зубами. Запомнил?