– Саби, – говорю я, – Что происходит?
Она вздрагивает. Оборачивается и смотрит на меня задумчивым взглядом. С каждым движением её ресниц, капельки воды стекают с них вниз на её щёки.
– С нами, – уточняю я, – Что происходит с нами?
– Глеб, я… – она явно хочет что–то сказать, но замолкает.
Я тоже молчу, просто впитываю каждую эмоцию, которая отражается на её лице. Смущение. Смятение. Грусть. Стыд.
Почему? Что не так?
– Я хочу сделать дубликат ключей. И купить посуду на двоих. Но мне кажется, что я не должен этого делать.
Сабина шумно выдыхает, закрывает глаза. И отворачивается.
Отворачивается.
Она, блять, отворачивается.
Я смотрю на её одежду, сложенную на раковине и замечаю кое–что, чего не замечал раньше.
Когда я понимаю, что я вижу, мне кажется, я слышу скрип собственного сердца в груди. Мне кажется, что я слышу его треск, как скрежещет каждый клапан, когда понимаю, что я не должен.
Я ощущаю её руки, как она обнимает меня и чувствую её губы на своей шее. Мои ладони сжимают её талию, когда я прижимаю её к кафельной стене душевой. Целую её – отчаянно, болезненно. Я не понимаю её, я не понимаю нас и есть ли вообще мы.
Вода хлёстко бьёт в спину, обжигая кипятком – Сабина дёрнула кран, когда я поднял её вдоль стены. Она громко стонет, когда я вхожу в неё, погружаюсь на всю глубину, и я стону в ответ, накрыв её рот своим. Я пью эти звуки, срывающиеся с её губ; мои руки скользят по её коже; бёдра трутся о её бёдра, пока я пытаюсь оставить в ней хоть что–то от себя. Пока я пытаюсь остаться с ней.
Это происходит слишком быстро. Всё – слишком и всё – быстро. Я не знаю её. Я даже не знаю самого себя.
Я держу её в своих руках, пока она всхлипывает, уткнувшись лицом мне в шею. Медленно опускаю её, ставя на пол и смотрю в это красивое лицо, приподняв за подбородок.
Ничего не говоря, я выхожу из ванной и поднимаю свою одежду с пола. Натягиваю футболку прямо на мокрое тело, надеваю брюки и ухожу из квартиры. Стою, прислонившись спиной в двери, а затем шагаю к лифту.
В ванной, на горстке сложенной женской одежды, осталось тонкое золотое кольцо.
Обручальное.
ГЛАВА 13
Why didn’t you wake me up?
I’m pretty sure I would have told you to stop
Lets try again and say goodbye
Goodbye to yesterday
Elina Born feat. Stig Rдsta «Goodbye to Yesterday»
Заливая в себя виски, я изучаю очередную девушку, прошедшую мимо.
Знакомые шортики…
Невольно ухмыляюсь и поднимаю бокал в воздух, допивая остатки на дне. Хватаюсь за горлышко бутылки и наливаю ещё.
Я даже не замечаю, как расходятся люди. Не обращаю внимания на то, что танцовщиц на пилонах не осталось. Не вижу, что барменша нервно косится в мою сторону. Точнее вижу, но делаю вид, что меня это не волнует.
К утру я приговорил добрый литр хорошего, и, закономерно, дорогого виски.
– Мы закрываемся, – говорит охранник.
В ответ я махнул рукой в его сторону.
– Эй, – меня трясут за плечо, – Вот блин.
Тишина. Кажется, я в отключке.
– Глеб. Глеб, – голос Сабины слышится размыто, размазано, – Чёрт, помоги его поднять.
Чьи–то руки подхватывают меня, и я висну на шее, которая пахнет резким мужским парфюмом.
– Сам, – я отбрыкиваюсь и принимаю вертикальное положение, раскачиваясь из стороны в сторону, – Сам.
Выхожу из здания, не обращая внимания на кружащую улицу. Кажется, я ощущаю, как вертится Земля вокруг своей оси – неприятное чувство. Делаю несколько шагов в сторону и замечаю свою машину впереди.
– Ну почему все они – шлюхи? – бормочу я, глядя на неё.
– Глеб, – кто–то трогает меня за плечо.
Обернувшись, я различаю до боли знакомое лицо и хмурюсь. Затем расплываюсь в улыбке и хватаю её запястье, потянув за угол.
– Саби, – бормочу у её шеи.
– Глеб, ты очень пьян, – она пытается отвернуться, когда я накрываю её губы своими и мычит что–то неразборчивое.
Я не обращаю на это внимания. Совсем. Вместо этого я держу её одной рукой за шею, а другой расстёгиваю её джинсы.
Тепло. Какая же она тёплая…
Внезапно я трезвею. За секунду, или даже меньше. Злость заставляет кровь в жилах бурлить в буквальном смысле. Я отстранился, собирая её влагу пальцами и поднял ладонь на уровень её лица.
– Ты знаешь, что я больше всего полюбил за это время? – говорю я, – Твой вкус. Твой вкус Сабина, – облизываю пальцы одним за одним, и морщусь, – Но сейчас я гадаю: не ощущаю ли я на языке вкус другого мужика?
– Глеб, всё не так, – она ненадолго закрывает глаза и начинает дрожать, – Это не то, что ты думаешь…
– Шлюха, – резко дёрнув рукой, я ненароком ударяю её головой о кирпичную стену, – Шлюха.
Шагнув назад, я вытираю лицо и смотрю на неё в последний раз. Разворачиваюсь и выхожу из переулка.
Резкий поток головной боли сметает меня с ног. Мои руки на асфальте. В крови.
Почему мои руки в крови?
– Глеб! – кричит Анжела, – Стой! Тормози! Остановись!
Я чувствую хруст костей. Лицо Стаса превращается в кровавое месиво, когда я бью его кулаком.
Снова. И снова. И снова.
– Остановись! – визжит моя невеста, – Глеб, пожалуйста…
Она тянет меня за руку, пытается оттащить от него, а я продолжаю бить со всей дури.
Мой лучший друг обнимал мою девушку.
Девушку, на которой я хочу жениться. Девушку, которой я сделала предложение.
Моя девушка обнимала моего лучшего друга. Её губы были на его губах. Его член был в её вагине, и я видел это собственными глазами, потому что, когда зашёл в спальню, он удобно расположился между её разведёнными бёдрами.
Удар. Удар. Удар.
Хруст костей. Нос всмятку.
Когда лёгкие зажгло огнём, я отступил на шаг.
– Глеб, ты всё не так понял, – шепчет Анжела, – Это не то, что ты думаешь.
Резко разворачиваюсь и хватаю её лицо ладонью. Вжимаю в стену, сквозь слёзы видя ужас на её лице.
– Шлюха, – бормочу я, – Шлюха, – резко бью её головой и морщусь, когда она начинает скулить от боли.
Кольцо, которое я принёс из мастерской лежит тяжёлым грузом в кармане. Я достаю его, открываю коробку и швыряю в лицо этой суке, которая за моей спиной трахалась с моим другом.
– Глеб! – кто–то трясёт меня за плечи, – Глеб, что с тобой?
– Голова… – мычу я в ответ.
Боль разрывает меня на части. Я чувствую, будто с головы заживо снимают скальп и ору изо всех сил.
Где–то вдалеке звучат сирены…
Я помню этот звук.
На руках привычней видеть повязки, чем ролексы
Ведь в моей боли теперь нет места для совести.
Нет страниц в книге для новых историй,
Нет повторов для сук, что любят грязные роли.
Мои руки сжимают руль, а я толком не вижу дороги. Глаза застелило пеленой, или это слёзы, быть может.
– Сука.
Музыка разрывает салон машины, и я стучу окровавленным кулаком по рулю, постоянно задевая клаксон и кричу изо всех сил:
– Сука, сука, сука!
Зная, что память однажды сотрут внезапно.
Я помню эту песню.
Резкая вспышка света ослепляет, и я выворачиваю машину. Лечу, лечу, лечу…
Меня трясёт, я бьюсь головой о крышу. Ещё, и ещё, и ещё. Больно, чёрт, это очень больно… Повсюду осколки, дым, кровь, запах гари.
Музыка продолжает орать.
Когда нам казалось, что понимаем сигналы
Когда бокалы вдребезги разбивали
Когда под небесами клятву давали любви,
О том, что не перегорят изнутри огни
Когда мы гуляли ночью среди аллей
Мечты об алтаре, и как назовём детей
Когда как будто твоей была моя фамилия
Не знаю теперь, были ли это ты и я
Тишина.
Тишина.
Ти–ши–на.
ИсцелениеГЛАВА 14
I'm gonna stay
'Cause you're really tired
More than usual
Deep in your eyes
There's no desire burning anymore
Loreen «Heal»
Разлепив тяжёлые веки, я осматриваю помещение, в котором нахожусь и морщусь от яркого света люминесцентной лампы на потолке.
– Глеб? – звучит голос Анжелы, – Он очнулся.
Какого х..? Что она здесь делает?
– Глеб? – ещё один голос, не знакомый.
Мужской.
Я снова открываю глаза и смотрю на чужого мужика со странными усами – длинными, с закрученными в стороны кончиками и моргаю несколько раз, чтобы настроить зрение.
– Где я? – хрипит мой голос, и я вынужден прочистить горло.
– Вы в больнице. У вас был приступ, – отвечает мужик, косясь на Анжелу.
Я тоже перевожу взгляд на неё, и, не сдерживая своей злобы, шиплю:
– А ты что здесь делаешь?
Она удивлённо моргает и её лживые глаза наполняются слезами.
– Я… Я… – мямлит она.
– Пошла на хрен отсюда, – рявкаю я, – Пошла. На. Хрен.
– Глеб, успокойтесь. Анжелика здесь, потому что она – ваша невеста. Я – ваш психолог.
– На кой чёрт мне сдался психолог? – фыркнула я, обратив внимание на мужика, – Я вообще вас впервые в жизни вижу.
В палате повисает тишина.
Гробовая, в буквальном смысле.
Я перевожу взгляд с «моего» психолога, на мою бывшую невесту–изменщицу и замечаю недоумение на их лицах. Хмурюсь, и опускаю взгляд, только сейчас заметив, что я лежу в обычной палате, в обычной больничной рубашке, или как там они называются.
И на мне нет ни одной царапины.
Но я точно помню, как машина съехала в кювет. Меня же колбасило не по–детски, лобовое стекло разлетелось вдребезги… Должны быть хотя бы порезы, если уж с переломами пронесло.
– Глеб, – неуверенно начинает психолог, – Меня зовут Георг. Вы меня помните?
– Как я уже говорил – впервые вас вижу, – усмехаюсь я.
– Интересно… – мычит он, поднимаясь.
Схватив со столика фонарик, он начинает светить им мне в лицо, на что я резко отвожу его руку в сторону.
– Что вы делаете?
– Глеб, – он внимательно смотрит на меня, самым наглым образов направив луч света мне в правый глаз, – Что вы помните?
– Я помню, как застукал эту… – покосившись на Анжелу, я прищурился, – Со своим лучшим другом. Кстати, как он? Я помню, что его смазливая рожа превратилась в пюре в буквальном смысле, – смешок вырывается из груди, – Помню аварию.
– Какой сейчас год? – допытывается Георг, или как его там звать.
– Тринадцатый, я полагаю.
Анжела вскрикнула и прикрыла рот рукой. Я удивлённо посмотрел на неё, а затем снова на врача, который навис надо мной, потирая подбородок большим пальцем.
– Очень интересно, – бормочет он.
– Вы мне объясните, что происходит? – не выдерживаю я, – Сколько я был в отключке?
– Глеб, сейчас июнь две тысячи пятнадцатого.
Вот те раз.
Смех зарождается где–то в глубине моей груди, а потом я начинаю тихо фыркать, прикрывая рот рукой.
– Серьёзно? Я два года был в коме?
– Вы не были в коме, – тихо отвечает мозгоправ, – Вы восстановились после ДТП достаточно быстро.
– Я вас не понимаю, – я продолжаю смеяться, если честно, немного истеричным смехом – совсем непохожим на мой.
– Глеб, два года вы… Вы ничего не помните? То, что происходило с вами после аварии?
– Нет, я же только что очнулся, – широко улыбнувшись, я начинаю озираться по сторонам, – Это какой–то прикол, да? Программа «Розыгрыш» на эстонский лад? Куда помахать ручкой?
– Георг, объясните, что происходит? – шепчет Анжела и я уставился на неё.
Ужас, в буквальном смысле, отпечатался на её лице.
Я же просто ржу. Давлюсь смехом.
Когда я наконец–то успокоился, и перестал смеяться, они оба продолжали буравить меня взглядами. Георг ещё раз посветил фонариком мне в глаз, и мне пришлось потереть веки – свет слишком яркий и раздражает.
– Я читал о подобном, но никогда не сталкивался с такими случаями в практике, – после долгой паузы произносит врач, – Скорее всего, мой первичный диагноз был… Не совсем точным.
– В смысле? – произносим мы одновременно с Анжелой, – Какой диагноз? – добавляю я.
Георг поднимается, сцепляет руки за спиной и начинает ходить по палате туда–сюда. Молчит, вздыхает, а потом поворачивается ко мне лицом.
– Я поставил вам диссоциативную амнезию, – говорит он.
Меня сморщило – звучит отвратительно.
– Но, кажется, это было… Неверно.
– И какой же диагноз у меня теперь? – ухмыляюсь я, подтянувшись на руках и сев на койке.
– Фуга.
– Что за фуга? – снова спрашиваем мы хором с Анжелой.
– Есть такой термин, разновидность амнезии. Явление редкое и обычно длится несколько часов, дней. Самый длительный случай фуги наблюдался в течении нескольких месяцев. Ваш же… Длился два года.
– Бред какой–то, – бормочу я, потерев затылок, – Что это за фуга такая?
– Во время диссоциативной фуги пациент забывает свою прошлую жизнь и… Начинает новую. Скорее всего, вы слышали о случаях, когда люди резко уезжают в другое место, меняют документы, работу и ничего не помнят о своём прошлом. Некоторые врачи считают это расстройство памяти чем–то вроде раздвоения личности, – Георг быстро осекается и добавляет, – Но это не доказано, естественно.
– То есть, я псих?
– Нет, ни в коем случае. Просто… – он замолкает и останавливается напротив меня, – Слушайте, Глеб. Я никогда с таким не сталкивался. Сейчас я не могу ничего объяснить с точки зрения психологии, мне нужно проконсультироваться с коллегами. Но одно я могу сказать точно – с вашей личностью и психикой всё в порядке, просто… Вы не помните небольшой отрезок своей жизни. Два года – это немного, – добавляет он успокаивающим голосом.
Я моргаю. Смотрю на него, на Анжелу, снова на него.
И ни хера не понимаю.
– И, я хочу добавить, что все эти два года вы пытались вспомнить. Анжелика очень поддерживала вас, – говорит Георг, – Вы собирались пожениться.
– Звучит знакомо, – криво усмехнулся я.
Эта сучка спрятала лицо в ладони и разрыдалась.
Не верю. Ни одной слезинке не верю.
Тварь.
– Ладно, – я опускаю ноги на пол и встаю с кровати, на удивление уверенно держа равновесие, – Георг, да? – он кивает в ответ, – Я понял, что я ни черта не понял. Где мои вещи? Я хочу домой.
Он указывает на шкаф, стоящий в углу палаты, и я направляюсь к нему. Открываю дверь и вижу не знакомую одежду, но, честно – насрать. Надеваю брюки, затем снимаю больничный наряд и натягиваю футболку.
Осматриваю помещение внимательным взглядом и нахожу мобильный телефон. Явно новая модель, раньше у меня был другой. Кладу его в карман, и направляюсь на выход.
– Глеб! – кричит Анжела.
– Не сейчас, – громко отвечаю я, идя по коридору больницы, – Где здесь выход?
– Нужно спуститься на лифте, – она поравнялась со мной и семенит следом, указав направление, – Глеб, пожалуйста. Не заставляй меня проходить это снова. Я уже просила прощения.
– Анжела, я не собираюсь тебя прощать и вообще не хочу тебя видеть. У меня перед глазами, – я нажал на кнопку вызова и створки разъехались как по заказу, – Стоит картина, как ты трахалась с моим другом.
– Это было два года назад! – визжит она, залетая в кабину за мной следом, – Два. Года. Назад, – бьёт меня кулачком в грудь и топает ногой так сильно, что лифт качнуло, – Я была с тобой всё это время. Я поддерживала тебя, разгребала твоё дерьмо и вела все твои дела!
– Мне похуй, – я пожимаю плечами и отхожу от неё в сторону, оставив с ошарашенным выражением лица.
С каких пор я стал ругаться матом?
Выхожу на первом этаже и осматриваюсь. Замечаю окошко регистратуры и направляюсь в её сторону, чтобы взглянуть на календарь.