Что-то неприятно ёкнуло внутри. Желание читать улетучилось, но ознакомиться всё нужно было, поэтому...
"Жил-был один почтенный и знатный человек. Первая жена его умерла, и он женился во второй раз, да на такой сварливой и высокомерной женщине, какой свет еще не видывал.
У нее были две дочери, очень похожие на свою матушку и лицом, и умом, и характером.
У мужа тоже была дочка, добрая, приветливая, милая - вся в покойную мать. А мать ее была женщина самая красивая и добрая. И вот новая хозяйка вошла в дом. Тут-то и показала она свой нрав..."
Прочтя последнюю строчку, отбросила это творение чьего-то извращённого ума.
Это было возмутительно! Это было ужасно! Мерзко!
Ладно я. Я действительно иногда превращаюсь в сварливую, всем недовольную девицу. Но матушка?... Ей-то это за что? Самое доброе, милое, нежное существо на свете облили помоями, описали так, что...
Слов не хватало, зато эмоции перехлестывали. То хотелось разрыдаться, то добраться до одной личности и переломать ему пальцы, чтобы неповадно было такое выписывать. Появилась мысль призвать фею, чтобы разворотить эту клоаку, называемую Новостным листом, и плевать во что мне это обойдётся.
Это надо же такое придумать - замученная Золушка! А сколько она нам нервов попортила, почему не описали? А во сколько её выходки нам обошлись - это такая мелочь, что и вспоминать не стоит, так что ли? И у меня оказывается ещё и сестра имеется! Несуществующая!
Я скрежетала зубами, разрывая брехливый листок с извращениями на мелкие клочки. А потом я услышала, как подъезжает карета. Выглянула в окно, а это матушка вернулась. Мысль о том чтобы пересказать ей прочитанное, была невыносима.
Ни за что! У меня язык не повернётся. Это всё равно, что богохульствовать.
Нужно уехать! Как можно скорее. Уедем домой, там, где нет никаких лже-Новостных листов. Там где мы забудем и столицу и всё что связано с ней как отвратительный кошмар. Может, обойдётся, и матушка даже не узнает, ведь лист я уничтожила. Точно. Придумаю что-нибудь, чтобы убедить её сегодня уехать. Матушка такая отзывчивая, не откажет.
Вспомнив какими словами её описывали в "Золушке", чуть не заревела. Никогда, никогда не прощу этого Изабелле.
Я отправилась на встречу с матушкой, на ходу сочиняя предлог для скорейшего отъезда. Но появившись в гостиной, поняла, что этого не потребуется.
Матушка неестественно бледна, губы дрожат, глаза потухли, плечи поникли, а в руках... ненавистный Новостной лист.
Я опоздала.
Худые вести не лежат на месте.
***
Мы уехали в тот же день.
Как только собрали вещи. Матушкина подруга поглядывала на нас со странным любопытством. Я представила, как она, после нашего отъезда, побежит смаковывать последние новости с соседями. Очень злило то, что мы оставляли всё как есть. Не требуем опровергнуть клевету, не протестуем против явной лжи.
Когда я заговорила об этом, матушка посмотрела на меня таким взглядом, что я поняла, её нужно спасать, увозить отсюда, пока она окончательно не разочаровалась в людях. Пока она не потеряла свою веру в чудеса...
Мы уехали, а я вознесла страстную молитву, прося Бога оградить нас от всего того, что здесь пережили. Смилостивиться, и помочь забыть случившееся как дурной сон.
В дороге у матушки началась мигрень. С ней такое случалось редко, но если случалось, то по веским причинам. Вот как сейчас.
Пряча в душе бессильную злобу, я старалась облегчить её страдания как могла, но ей было плохо от всего. От звуков, от запахов, и больше всего от тряски. Но она мужественно терпела, ни разу не попросив остановиться. Слишком сильно она хотела попасть домой, туда, где мы смогли спрятаться от несправедливости этого мира.
Но по какому-то безжалостному закону подлости моё колено разнылось. Тёмная кромка неба вдали подсказывала почему. Я стиснула зубы. Сейчас мне никак нельзя поддаваться своему настроению. Я нужна матери. Усилием воли, заперев в себе сварливую ведьму, я превратилась в лучшую дочь на земле. Окружила матушку нежностью и заботой. Уложив её голову к себе на колени, постаралась, как могла, уберечь её от тряски. Обмахивала веером. Поглаживала спину...
В своих страданиях нам обеим эта дорога показалась бесконечной. Но всё же она кончилась. Мы подъехали к дому, отчего на глазах выступили слёзы облегчения. Мы упивались тем покоем и уютом, которым нас встретили ставшие родными стены. Я захлопнула дверь, надеясь тем самым отрезать от нас всё, что произошло до этого. Недаром, мы так не хотели ехать в столицу. Как будто предчувствовали. Но это неважно. Теперь уже неважно. Мы дома, мы забудем эту жуткую, иначе не скажешь, поездку. Жизнь войдёт в прежнюю колею. Всё будет хорошо!
Я помогла матушке добраться до комнаты, где устроила её отдыхать: расшнуровала платье, сняла с неё туфли, а когда она легла - укрыла одеялом. До заката было далеко и осеннее солнце заливало окна своими лучами. И хотя лучи те были не яркими, они доставляли дискомфорт мучающейся от мигрени матушке, поэтому я стала задёргивать гардины. Окна этой комнаты выходили во двор, посему въезжающую во двор карету я увидела. Увидела и выругалась. Про себя. Баронесса Шатони, чтоб её черти уволокли.
Матушка, которая прекрасно расслышала шум экипажа, приподняла голову:
- Кто там, Адель?
Пришлось взять себя в руки.
- Это баронесса Шатони, матушка, - голос мой звучал спокойно и ровно. - Не волнуйся, приму её и быстро выпровожу, отговорюсь усталостью с дороги, - мило пообещала я, злобно ощерившись про себя на стервятницу, что прилетела поклевать наши и без того истерзанные души.
Ещё раз заверив, что сама разберусь с гостьей, вновь помогла матушке укрыться и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
До гостиной добралась полная решимости вцепиться кому-нибудь, а данном случае баронессе, в глотку, причём живущая во мне ведьма хотела принять в этом непосредственное участие.
Ворвавшись в комнату, опустив все приличествующие приветствия, грубо объявила:
- Матушке нездоровится, устала очень с дороги, хотелось бы передохнуть от назойливых посетителей.
Вот так вот, без светской утончённости, по-мещански прямо. Ожидала возмущения, чтобы воспользовавшись этим откровенно выгнать вон настырную гостью. Разум предупреждал о недопустимости такого поведения, но разнывшее колено и предшествовавшие события застилали туманом умные мысли.
Мой демарш не произвёл того впечатления, на которое я рассчитывала. Баронесса оглядела меня с усталой снисходительностью, словно ребёнка - капризного и избалованного.
- Добрый день, милочка. Как поживаете? Как матушка? Понравился ли бал и столица? Устали ли с дороги? Погода нынче стояла хорошей, жаль только портится...
Каждое слово баронессы хлестало меня, как розга воспитательницы за невыученный урок. Лишь своим тоном она сумела превратить меня в маленькую девочку, которая отсутствием прилежания расстраивает взрослых. Она перечислила всё то, что мы, как люди светские, должны были обсудить прежде. Одним своим видом баронесса Шатони показала, что, несмотря на обстоятельства, истинно благородный человек не опускается до базарного ора.
Я мигом растеряла свою воинственность. А прозвучавшая следом фраза, вообще ошеломила:
- Понимаю, что "История Золушки", шокировала вашу матушку, - голос баронессы звучал укоризненно, - но это не повод рвать все отношения с соседями, - после короткой паузы она добавила: - С соседями, которые прекрасно знают, как обстоят дела.
Мой недоверчивый взгляд она интерпретировала верно.
- Да, милочка, в округе все в курсе, что из себя представляет Изабелла.
В этот момент открылась дверь. Матушка, всё ещё бледная, но тщательно одетая и причёсанная вошла в гостиную.
- Добрый день, мадам, рада вас видеть, - поприветствовала моя мать гостью. - Прошу, присаживайтесь, - предложила она баронессе, которая всё ещё стояла посреди комнаты, опираясь на трость.
Хоть кто-то в этом доме не потерял голову и вёл себя подобающе своему статусу и положению.
- Как жаль, что закончились погожие дни, - продолжила матушка играть роль гостеприимной хозяйки, скользнув по мне печальным взглядом.
Вот оно что! Несмотря на своё состояние, она узнала, что погода испортилась и, зная, во что это выливается для меня, спустилась сюда. Самоотверженная - она решила принять удар на себя, не зная, что этого не понадобится. Подойдя к ней, я с нежностью взяла её руки в свои. Нужно отправить её наверх, объяснив, что нам не грозят нравоучения.
- Моя дорогая, - заговорила между тем баронесса, опустившись на диван, - то, что мы сегодня прочитали в этом Новостном листе, крайне возмутило всех, кто вас знает. Поверьте мне. Уж немало было тех, кто собирался вызвать на дуэль авторов этой инсинуации, - приглашающе похлопав на свободное место рядом с собой, продолжила: - Идите сюда, дорогая, вы очень бледны, эта поездка не пошла вам впрок...
Матушка незаметно сделала знак, что я могу уходить. Понимая, что я нахожусь не в самой лучшей форме, она постаралась отправить меня восвояси.
Чем я трусливо воспользовалась. Нарастающая боль в ноге подбивала сорвать на ком-нибудь своё мерзкое настроение, вот только баронесса не тот человек, с кем это можно проделать. Прохромав на кухню я потребовала, чтобы в гостиную подали чай на двоих, на что Матильда выставила меня вон, проворчав вслед: "Без всяких болезных разберёмся"
Ну и что я могла противопоставить этой монументальной "мадаме"? Только словесные угрозы, на которые кухарка даже не сочла нужным отреагировать. Тут в наши препирательства вмешалась Сюзанна, объявившая, что прибыла мадмуазель Бовиль, которая хочет меня видеть. Я откровенно застонала. Неужели в городе не осталось человека, который бы не был в курсе, что мы вернулись домой? Зачем Аделаида приехала? Чтобы смаковывать отвратный пасквиль или, как баронесса, посочувствовать? Не зная, что меня ждёт, я, тем не менее, решительно вышла на крыльцо.
Карета, с гербом маркиза Бовиль, стояла чуть в стороне, сама Аделаида дожидалась на ступенях. Очень хорошенькая, в бархатном платье цвета палой листвы. Её шею и плечи тепло кутала песцовая горжетка, защищавшая от по-осеннему стылого ветра.
- Здравствуйте, мадмуазель Аделаида, - поприветствовала я, наученная Шатони, как правильно себя вести в такой ситуации. - Почему вы не проходите в дом? Погода нынче не радует, - все, как положено - расшаркалась, про погоду опять же не забыла.
Аделаида, бросив взгляд на экипаж баронессы, скорчила гримаску.
- Добрый день, мадмуазель Адель, я ненадолго, право слово, не буду беспокоить вашу матушку.
Понятно. Не одной мне Шатони сентенции изрекала.
Аделаида с сомнением оглядела мой домашний наряд, не располагающий к прогулкам. В этот момент из дому выскочила Сюзанна с пуховой шалью в руках. Не иначе как подсматривала и подслушивала. Так бывало каждый раз, когда в поле её зрения оказывалась Аделаида, являвшаяся для неё эталоном истинной леди. Поглядев на горничную одновременно строго и благодарно, закуталась в шаль и спустилась к очередной гостье. Я молчала, но маркиза Бовиль не из тех, кто долго подыскивает слова.
- Я видела в окно вашу карету, - начала она, а я поджала губы.
Значит, то, что мы вернулись, знают почти все, ибо ехать нам пришлось через весь город. По всей видимости, покой нам сегодня не грозит, пожалуй, все захотят подробностей из первых уст. И, кажется, мои мысли не остались тайной для Аделаиды, потому что:
- Не волнуйтесь, мадмуазель Адель, больше у вас гостей не будет. Баронесса Шатони настояла, что она направится сюда и всё за всех скажет.
- А вы зачем приехали? - полюбопытствовала я.
- С тем же самым, - ответила она. - Видите ли, мы знаем Изабеллу с малых лет, а вы только последние три года. Вы с таким старанием скрывали её поведение, так трогательно заботились о ней, что все решили вам подыгрывать. Но все прекрасно осведомлены, что собой представляет ваша сводная сестра. Её отец совсем этого не скрывал, наоборот, очень часто жаловался окружающим на трудного ребёнка, с которым ему приходится возиться. Барон предпринимал жалкие потуги, стараясь заключить выгодный брак, но в округе все знали, с чем им придётся столкнуться, поэтому никто и не спешил с ними породниться... - Аделаида сделала паузу. - Когда он вернулся однажды из поездки и объявил, что женился, все поняли, что ему удалось-таки... заморочить кому-то голову.
Я сжала концы шали в руках. Это было так... неприятно. Ощущать себя деревенской дурочкой, облапошенной ушлым дельцом. Нет, не я была обманута. Обманули матушку, но от этого было не легче. Обиднее.
- Мне бесконечно жаль, что рядом с вами не оказалось человека, который удержал бы вашу мать от необдуманного шага, - продолжила Аделаида. - Хотя... если бы этого не случилось, мы бы не познакомились, - она улыбнулась.
А вот у меня не было настроения улыбаться.
- Аделаида, а с каких пор вы стали мне другом? Помнится, между нами иные отношения.
Местная "некоронованная королева" глядела виновато, чем немало меня удивила. Неужели мир сходит с ума?
- Вы простите, Адель, но я так устала от постоянной лести и подхалимства. Ни одна из моих, так называемых подруг, не смела мне заявить, что я что-либо делаю не так. Что шляпка мне не идёт, или украшения не те подобрала. Не заступались, когда я незаслуженно уничижала кого-либо. Даже не протестовали, когда их самих принижали. Ведь это не из-за того, что я такая стерва. Просто ждала, что кто-нибудь воспротивится... Понимаю, что мой отец очень влиятелен в здешних местах, но разве стоит из-за этого ронять своё достоинство? А когда вы при первом же появлении здесь возмутились моей откровенной лжи, я сильно изумилась. Потом поняла, что высказываете своё мнение, не оглядываясь на окружающих. Что вы непредвзяты и честны. Это так обрадовало меня, что я сделала всё, чтобы мы не подружились, - я удивлённо смотрела на мадмуазель, пытаясь понять логику. - Видите ли, я знала, что мы подружимся, у нас для этого много общего. Но если бы это произошло, вы могли бы из чувства деликатности и такта не говорить ничего из того, что выговаривали мне во время наших... перебранок, - Аделаида мило улыбнулась, подобрав последнее слово.