Если все пойдет не так. Если ты разлюбишь Теда. Если атмосфера праздника улетучится, реальность окажется слишком жестокой, а мечта – слишком труднодостижимой. Если вы начнете ссориться и внезапно тебе захочется вернуться в Англию, к старым, знакомым переживаниям и старым, знакомым неурядицам. Когда это случится – если это случится, – мы будем с тобой, мама, потому что именно для этого существует семья, правда?
Я повесила трубку и оглядела комнату. Там сидели мои дочери в новых нарядах, с остатками торта на тарелках, и моя сестра откинулась в кресле с бокалом вина. На ней все еще был передник, напоминавший о том, что она провела сегодня много времени на кухне, готовила пиццу и закуски. И цветы, и поздравительные открытки, и шарики, привязанные к карнизу для занавесок. И внезапно все это вызвало во мне такую бурю чувств, что пришлось сглотнуть несколько раз и налить себе еще вина.
– Что она еще сказала? – спросила Беверли, не совсем четко произнося согласные.
– Что она скучает по всем нам.
– Так я и поверила!
– И мы увидимся через несколько недель, когда они приедут забрать вещи.
– Если к тому времени не передумают!
– По-моему, это ты уговаривала не вмешиваться в их дела.
– Ну да, конечно. Я только скептически настроена относительно их долгосрочных планов.
– Ну и что?
Примерно минуту мы все смотрели друг на друга. Виктория стянула с блюда последний кусочек бисквита и облизала губы.
– Мама права, – объявила она. – И что такого, если все это быстро кончится? По крайней мере, сейчас бабуля счастлива. И сколько бы это ни продлилось – неделю, месяц или год, в ее возрасте это в любом случае прекрасно, правда?
– Быть счастливой прекрасно в любом возрасте, – напомнила я дочери. – Счастье, увы, нельзя назвать естественным состоянием человека.
– Значит, бабуле повезло, – серьезно заметила Люси. – Потому что, если вы спросите меня, я скажу, что до того она совсем не казалась счастливой.
– Лучше поздно, чем никогда, – засмеялась Виктория.
– Да. И по крайней мере некоторое время мне не придется возить ее в больницу, – сказала я, внезапно почувствовав, что с плеч у меня упал тяжеленный камень. – А если вы захотите отдохнуть, – с улыбкой добавила я, – она просила передать, что будет очень рада видеть вас у себя в любое время.
Эффект был такой, словно я вызвала извержение вулкана. Виктория соскочила со стула, возбужденно вопя, Люси прыгала и танцевала по всей комнате, Беверли пыталась унять их, рассуждая о полетах на Майорку в стиле «Вы хоть знаете, сколько это стоит?», а телефон опять зазвонил, и…
– Телефон звонит! – окликнула их я.
– Алло! – закричала Беверли, пытаясь что-то расслышать в этом безумии. – Джеймс? Да, она здесь, Джеймс, подожди минутку.
Я так быстро выхватила у нее трубку, что потом она утверждала, будто на ладони остались ссадины.
– Я так и не поздравил тебя с днем рождения, – сказал Джеймс.
Я унесла телефон в свою спальню, чтобы поговорить спокойно. И закрыла дверь. И легла на кровать.
– Ну, при данных обстоятельствах меня бы даже удивило, если бы ты сделал это.
– Мне только жалко, что ты не была со мной искренна. Неужели ты думаешь, что меня волнует, тридцать девять тебе или пятьдесят?
– Вообще-то нет. Я просто пошутила, а потом уже было трудно все объяснить.
– Значит, на самом деле ты не в отпуске. Ты восстанавливаешься после… чего? Нервного срыва?
Я громко рассмеялась:
– Нет! Я вообще не больна. Но никто мне не верит, даже доктор.
– Элли, ты никогда не слышала историю о мальчике, который кричал: «Волки!»?
– Я не больна. Я прогуляла работу, и так получилось, что все стали считать меня страдающей от стресса. Даже моя семья. И мне никак не удается их переубедить.
Его молчание мне не понравилось.
– В чем дело? – спросила я.
– Тут нечего стыдиться. Ты не должна смущаться, если страдаешь от психологической болезни, это ведь такая же болезнь, как и физическая.
– Но я не…
– Я имею в виду, если у человека грипп, или тонзиллит, или что-то в этом роде, все его жалеют, но если у кого-то нервный срыв…
– У меня нет…
– …никто не хочет говорить об этом, даже сам человек, у которого проблема. Мы все притворяемся, что ничего не происходит, как будто невежливо признавать это…
– Джеймс! – Он уже начал серьезно действовать мне на нервы. Я чувствовала, что вот-вот прикажу ему заткнуться.
– Стресс – последствие современного стиля жизни. Мы живем в слишком быстром темпе, на нас постоянно что-то давит, и мы никогда не останавливаемся, чтобы посмотреть, как растут цветы…
– Джеймс!
– Да?
– Могу я тебе кое-что сказать?
– Конечно.
– Ты самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо встречала, но это ты, конечно, и сам знаешь. Мы фантастически прекрасно провели время в постели, и я благодарна тебе за то, что поняла: это для меня еще возможно. – Я почти слышала, как он самодовольно улыбается. – Но все это не дает тебе право нести чушь, – спокойно добавила я.
– Что?!..
– Спасибо, что позвонил, Джеймс. Я рада, что мы расстаемся друзьями.
– Да, но…
– Пока!
Как ни смешно, это было исключительно приятно.
– Все кончено, мам? – тревожно спросила Виктория, посмотрев на мое лицо.
– Ага!
– Ну что ж. – Она пожала плечами. – Не счесть рыбы в море, не счесть песчинок на пляже, не счесть…
– Виктория! – сердито сказала ей Люси. – Мама же не ты! Она не будет заводить новый роман, не успев покончить со старым! Правда, мам? – добавила она, бросив на меня предостерегающий взгляд.
– Маловероятно. – Я улыбнулась. – Только подумайте, сколько мне потребовалось времени, чтобы подобрать замену вашему отцу…
Я запнулась, осознав, что такие вещи не следует говорить дочерям, но они и глазом не моргнули. Нет, шокирована была только я. Как я могла такое ляпнуть! Подобрать замену Полу? Как могла я даже подумать о таком? Он был моим мужем, наш брак не был обычной интрижкой, как… как эта история с Джеймсом. Их невозможно сравнивать! Просто не верилось, что такое пришло мне в голову. Какая там замена, я же должна сражаться, чтобы увести его от этой коровы Линнетт, правда же?
Правда же?
Как ни странно, я больше не ощущала желания сражаться.
– Славный день рождения, мам? – спросила Люси, доливая мне в бокал вина. – Мне кажется, ты выглядишь гораздо лучше. Корнуолл пошел тебе на пользу.
И возможно, во многих смыслах.
Глава 8
Виктория и Люси остались еще на два дня и ночевали в гостиной Беверли. Мы ходили на пляж полюбоваться на серфингистов, и Люси болтала с бронзовым от загара светловолосым молодым богом серфинга по имени Нейл, который обнимал ее на глазах у прочих членов семьи (не говоря уж обо всем Ньюквэе), а вечером увел фотографироваться.
– Ну и как он? – спросила я ее утром.
– Сексуально озабоченный, – с довольной улыбкой ответила младшенькая. – А его друг Мартин неровно дышит к тебе, Виктория…
– Я даже смотреть на него не стану! – холодно заявила старшая. – Моя жизнь остановилась до тех пор, пока я не вернусь к Рису.
На следующий день на пляже я заметила, как она бросала на Мартина манящие взгляды поверх своего журнала, но решила, что лучше не заговаривать с ней об этом.
Солнце светило, море искрилось, и пока мы валялись на пляже с плеерами и солнцезащитным кремом (фактор защиты 12), наша кожа медленно становилась золотисто-коричневой. Нам было бы ничуть не лучше на юге Франции. Или на Майорке, где мы могли бы помочь маме и Теду оформлять бар в стиле кокни.
Когда мы проснулись утром в воскресенье, небо было серое и накрапывал дождь. В Англии больше двух солнечных дней приводят в экстаз, правда? После завтрака Виктория около часа задумчиво бродила по дому, а потом объявила, что скучает по Рису и, поскольку завтра ей все равно на работу, она с тем же успехом может отправиться немедленно. Люси сказала, что не может уехать, не попрощавшись с Нейлом, так что всем пришлось подождать, пока она свяжется с ним по мобильнику. Потом он подъехал к дому на мотоцикле. Они с Люси примерно час прощались у парадной двери. Он был слишком застенчив, чтобы войти в дом, но в результате мы заманили его внутрь с помощью бутылки колы и половины пачки печенья в шоколаде, и после этого они прощались еще полчаса на диване моей сестры, а мы с Викторией и Беверли сидели на кухне. В конце концов терпение у Виктории лопнуло.
– Люси! Я еду! Сейчас же, с тобой или без тебя! – завопила она сестре, которая целовала на прощанье своего красавчика, обменивалась с ним адресами, телефонными номерами и сувенирами и долго махала рукой вслед его удаляющемуся мотоциклу.
– Вот черт! – прокомментировала Виктория, взглянув в глаза Люси. – Вы же только вчера познакомились!
Бывает такое, девочка моя. Бывает.
– Думаю, ты хочешь получить назад машину, – покорно сказала я.
– Мамочка! Мы же не можем лишать тебя… – начала Люси.
– Ты уверена, что не будешь возражать? – быстро вмешалась Виктория. – Понимаешь, мне действительно было бы проще, если бы я быстро добралась до дому и успела подготовиться к завтрашней работе…
– И подольше поболтать с Рисом, – прошептала Люси.
– Нет, я не буду возражать, – засмеялась я. – Это самое меньшее, что я могу сделать для вас, учитывая, что вы проделали такой путь, чтобы поздравить меня с днем рождения. Но вам придется взять с собой мою черную сумку. Тогда на следующей неделе мне не придется тащить с собой ничего, кроме чемодана.
Да и не нужна мне эта одежда. По крайней мере, до сих пор я провела бо?льшую часть времени в купальном костюме на пляже или голышом в постели с Джеймсом.
– Какие у тебя планы на вторую неделю? – спросила Бев вечером, когда мы уселись за стол с разогретым в микроволновке ужином и пакетом вина.
– Особо никаких. У тебя есть предложения?
– Ну… Теперь я уже боюсь знакомить тебя с моими друзьями-мужчинами. Вдруг ты начнешь сдирать с них штаны, как только я отвернусь…
– Ну, не со всех, – улыбнулась я. – Я не в большом восторге от Бо.
Сестра засмеялась:
– Понятно. Мне кажется, это мужчина на любителя. Для меня пока что он слишком экстравагантен!
Мы задумчиво посмотрели на наши тарелки.
– Собственно говоря, – сказала я, – я бы не стала особенно возражать. Все это так… тревожно… Джеймс, и вообще. Я хочу немного подумать обо всем этом.
– О Поле?
– Ну да, и о нем тоже.
– Знаешь, ведь прошло два года, Элли.
Что это должно было означать? Прошло два года, так что пора обо всем забыть? Пора найти кого-нибудь другого? Пора начать строить новую жизнь?
– Пора тебе принять ее. Линнетт.
Ну вот, чудесно! Я должна принять ее, да? А может, это она должна была принять меня, когда решила украсть у меня мужа, – принять, что я его жена, что он занят, ни для кого не доступен.
– У меня нет никаких причин, – ледяным тоном проговорила я, – принимать ее. Никаких причин и никакой необходимости.
– А что ты скажешь, если они захотят пожениться?
М-да, какая интересная мысль.
Я думала об этом ночью, в постели, когда крутилась и вертелась в ярости, что Беверли лишила меня ночного сна. Я думала об этом на следующий день, сидя дома с книжкой, потому что опять шел дождь. Но я была не в состоянии читать, потому что все время представляла себе, что Пол и Линнетт решат пожениться. Я все еще думала об этом и на следующий день, когда дождь перестал и я вернулась обратно на пляж. Пол и Линнетт поженятся. Нет, они не могут. И не станут, правда? Раньше мне такое никогда не приходило в голову.
Я что, дура? Почему мне это никогда не приходило в голову? Каждый раз, когда я думала о Линнетт (хотя обычно старалась не делать этого), я всегда утешала себя тем, что, возможно, сейчас он принадлежит ей, но я-то все равно остаюсь его женой. Официальной. Законной. Признанной Богом и людьми. Так что, сколько бы ему ни понадобилось времени, чтобы во всем разобраться и бросить ее, все равно рано или поздно он вернется ко мне. Развод никогда даже не упоминался. Он никогда не просил о нем, никогда его не предлагал, а я была слишком уверена во временном характере нашего разлада.
Временном, но довольно продолжительном. Я уже почти привыкла к нему. За два-то года любой бы привык. Просто другого выхода нет. Разумеется, я все равно хочу, чтобы он вернулся.
Разумеется. Это совершенно очевидно.
Или нет?
Я лежала на пляже, закрыв глаза, и представляла себе очень странную сцену. Там был Пол, одетый в свой лучший серый костюм (тот, что для интервью и крестин), с белой гвоздикой в петлице, и Линнетт, в ниспадающем белом свадебном платье с фатой. Она идет к нему по проходу к алтарю, а за ней две подружки невесты в бледно-розовых платьях несут ее шлейф и… Погодите минутку! Открутите-ка пленку назад! Кто эти подружки невесты с ангельскими улыбками, букетиками роз и в атласных туфельках… Виктория и Люси?! Глаза у меня широко раскрылись от ужаса и шока. Ну нет! Не пойдут же против меня мои собственные дочери, правда? Они не станут подружками этой адской невесты, похитительницы мужей, злой мачехи…
Мачеха! Я поежилась от этой новой, еще более пугающей мысли.
Как она смеет! Как смеет эта шлюха иметь хоть какое-то отношение к моим дочерям! Мои дочери, мои дети, мои девочки, которых я произвела на свет в муках, со стонами, проклятиями и обращенными к Богу просьбами немедленно убить меня и покончить со всем этим. Она ничего подобного не испытывала, правда? Она не смотрела, как ее тело становится все толще и толще, а потом разрывается на части, как червяк, из-за которого подрались воробьи. Она не испортила себе грудь, а потом и счет в банке, выкармливая их, и на лбу у нее нет морщин от волнений за них. Она не станет их мачехой! Они не будут ее подружками невесты! Она не выйдет замуж за моего чертова мужа. Хочу я этого или нет!
Я пустила свое мысленное видео на обратную перемотку. Виктория и Люси прошли назад по проходу между рядами, волоча Линнетт за шлейф. Ха! Так-то лучше. Пол с удивлением огляделся, разыскивая ее, а потом тоже ушел, оставив в одиночестве викария, который только открывал и закрывал рот, словно золотая рыбка. Я докрутила пленку до конца. Люди задом наперед вышли из церкви. Свадебные машины, украшенные белыми лентами, задом наперед уехали. А это кто? Я нахмурилась, вглядываясь закрытыми глазами в свои мысли. Кто эта жалкая фигура в саронге, уходящая задом наперед от ворот церкви? Неужели это я? Нет, мне определенно нужно похудеть, прежде чем я смогу снова появляться в собственных фантазиях о свадьбах.
– Я этого не вынесу, – сказала я Беверли за обедом. Я чувствовала себя лучше, потому что теперь точно знала, что думаю по этому поводу. – Она не выйдет замуж за Пола. Он женат на мне.
– Возможно, он захочет развода.
– Он бы уже сказал мне об этом. Он никогда не говорил ничего подобного. Нет. Он не хочет жениться на ней. Он хочет быть женатым на мне. Линнетт – просто интрижка на стороне.
– Элли…
– Не надо так на меня смотреть.
– Скорее всего, она его любит, Элли. По-настоящему любит. Ты никогда не пробовала взглянуть на все это с такой точки зрения?
Нет, честно говоря. Не пробовала и не собираюсь. Любовь, ха! Я вообще начинаю сомневаться в существовании этой штуки. Я начинаю думать, что это очередная волшебная сказка. Вообще-то я даже думаю, что скорее можно поверить в «Белоснежку и семь гномов» с маленькими смешными человечками, злой ведьмой и отравленным яблоком, чем в мысль о том, что можно влюбиться (и продолжать любить). По-моему, все это заговор с целью заставить нас размножаться.
– Нет, – твердо сказала я. – Она его не любит. Она просто хотела украсть его у меня и моих детей. Так вот, это ей не удастся. Она никогда не будет его женой и никогда не будет их мачехой! Нет, пусть лучше умрет!
Тут я немного вышла из себя.
– Элли! – снова встряла Беверли. – Не следует говорить такие вещи. Ты ведь не думаешь так на самом деле.
– Да неужели? – мрачно откликнулась я. – Вот увидишь, что я на самом деле думаю.
У меня в голове снова начался фильм, только на этот раз в кадре были похороны. Пол был в другом костюме – черном – и без гвоздики. Я быстро нажала «паузу». Да, это, кажется, немножко чересчур. Я помедлила, поднеся палец к виртуальной кнопке «пуск», потом торопливо нажала на «стоп». Я всегда могу посмотреть это в другой раз, если очень захочется. Пожалуй. Пока можно подождать.