– Я не знаю, чему ты улыбаешься, – сказала Бев, покачав головой. Она явно была шокирована. – Мне кажется, это что-то болезненное.
– Да, – мрачно кивнула я. – Думаю, так оно и есть.
Я уже почти спала, когда позвонила Виктория.
– Мам? Ты еще не в постели?
– Ну… – Я лежала, одетая, на кровати, обдумывая важные вопросы, вроде того, стоит ли мне садиться на диету и оставлять ли в живых Линнетт, и слегка задремала. Было только половина девятого. Забавно, как сильно можно устать, ничего не делая.
– Ты уже слышала о Линнетт? – спросила Виктория, безо всякой преамбулы переходя прямо к сути.
– А что с ней?
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова не запустить видео. Нет, не может быть! Она ведь ничего не говорила о свадьбе?
– Она больна.
– О боже. Надеюсь, серьезно?
– Мам, это ужасно!
– Я шучу, – поспешно сказала я. На самом деле я, конечно, не шутила, но мне не хотелось, чтобы родная дочь думала обо мне плохо. – Так что с ней? Грипп? Корь? Стресс, связанный с переутомлением на работе? – Может, это заразно, я же не знаю.
– Нет. Пищевое отравление.
– Пищевое отравление! Боже! – Не стоило ей есть собственную стряпню. – А папа в порядке?
– Да, если не считать того, что он смертельно волнуется.
– Ой, перестань. Простое расстройство желудка…
– Нет-нет, все серьезно. Она в больнице.
Ох. Я села на кровати. Это уже не смешно. Последние несколько дней я думала гадкие, отвратительные вещи об этой женщине, и вот она отравилась и угодила в больницу. Это испугало меня. Я чувствовала себя так, словно желала ей чего-то подобного. В будущем надо быть поосторожнее со своими мыслями. Если я добиваюсь таких результатов одними фантазиями, что же будет, если я сделаю что-то действительно страшное, например начну втыкать в куклу булавки или рвать фотографии? Ну, делают же люди такие вещи, да?
– Сейчас ей уже лучше? – спросила я дрогнувшим голосом.
– Да. Но она еще очень, очень слаба.
Вот черт. С нарастающим беспокойством я подумала о видеофильме с похоронами. Но ведь я же нажала на «стоп», верно? Честно, я нажала. Я решила, что это уже слишком. Хотя идея была вполне ясна.
– Ну… Я… э-э… мне грустно слышать это… – сказала я, стараясь, чтобы мой голос действительно звучал грустно.
– Дело в том… – Виктория помедлила.
– Что?
Пол решил жениться на ней? Она заболела, и он счел, что обязан предложить ей это. Он ее пожалел. Решил, что она немного развеселится, если оденется в белое и… Нет! Я не собираюсь снова смотреть этот фильм…
– Папа думает, это ты, – выпалила дочь.
– Я? Что я?
– Что ты отравила ее. Линнетт, – добавила она зачем-то.
Я чуть не рассмеялась, но остановила себя, потому что услышала тревожные нотки в голосе Виктории.
– Он думает, ты положила ей в кофе средство от вредителей. – Дочь готова была расплакаться.
– Что за чушь! – воскликнула я. – Бога ради, Виктория, надеюсь, ты велела ему прийти в себя и…
– Он серьезно, мам! Удивляюсь, что он сам тебе не позвонил. Он говорит, ты ей угрожала.
– Я шутила!!!
– И ты налила ей чашку кофе, а потом сказала, что отравила его.
– Да шутила же я! Что с ним такое? Совсем разучился понимать…
Да, конечно. И в этом нет ничего удивительного, учитывая, что его возлюбленная, слабая и несчастная, лежит на больничной койке. Я почувствовала, как во мне поднимается тревога. Не мог же он говорить серьезно?
– Эту чашку кофе она выпила сто лет назад! – сказала я. – И я даже не знаю, как выглядят эти средства от вредителей! И где их взять.
– Так ты это говорила? Ты сказала, что отравишь ее?
– Виктория, ты же не веришь в эту чушь, правда? Неужели весь мир сошел с ума?
– Нет, мам, – сказала она тихо. Голос у нее дрожал от слез.
Чертов Пол! Я была в ярости. Как он посмел пугать девочек своей ерундой! Он просто хотел отомстить мне за то, что я дразнила Линнетт. Оскорбила ее в лучших чувствах.
– Не обращайте на него внимания! – строго приказала я. – Понятно? И скажите вашему отцу… – Тут я выдохлась. Что, собственно, они могли ему сказать? Что он мерзавец? Чтобы он перестал мутить воду и следил, как бы его подружка еще чего-нибудь не съела? – Скажите ему, что я уже еду домой, – с внезапной решимостью закончила я. – Завтра. Увидимся завтра, хорошо?
– Ладно, – всхлипнула Виктория. – Я скажу ему.
Жуткий мерзавец.
Непохоже это было на возвращение домой. Собственные дочери смотрели на меня как на маньяка-убийцу, и даже кот не подходил ко мне – наверняка кто-то сказал ему, что я разбрасываю повсюду средства от вредителей, как карамельки.
– Папа зайдет, – сказала Люси.
– Ну надо же.
– Хочет с тобой поговорить.
– Уж конечно, – мрачно кивнула я.
– Как ты? – спросила дочка, включая чайник.
А как я? Я непонимающе уставилась на нее. Это же Линнетт больна, правда? Ой. Погодите минутку – стресс от переутомления на работе! Я совсем про него забыла!
– Отлично, отлично, – туманно сказала я. – В понедельник на работу.
– Если доктор тебя выпишет, – предупредила она.
– Ну, с этим проблем не будет, если только никто не скажет ему, что я серийная отравительница.
– Это не смешно, мам.
А я и не смеюсь.
Пол присел на край дивана и тревожно посмотрел на меня. И как я этого добилась? Все домашние ходили вокруг на цыпочках и поглядывали на меня с уважением, смешанным со страхом. Вот что мне надо было делать, когда дети были маленькие и не слушались, а Пол отказывался помогать. Какая же я дурочка! Если бы только я догадалась распустить слух, что я сумасшедшая и у меня припрятан смертельный яд!
– Ты прибавила в весе, – сказал он.
– Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь.
Призрак улыбки. Возможно, он еще не окончательно уверен, что я спятила.
– В смысле, я думал, что ты будешь… ну, ты знаешь. Больной. Худой. Истощенной. Бледной. Опустошенной…
– Ну хорошо, я поняла. А я, наоборот, выгляжу здоровой и толстой. Может, это потому, что со мной все в порядке?
Он пропустил это мимо ушей, как и все остальные.
– Мне очень жаль, что Линнетт плохо себя чувствует, – со значительным усилием выговорила я.
– Она очень больна.
– Да, мне сказали.
Мы посмотрели друг на друга. Твой ход. Нет, твой.
– Пищевое отравление, – сказал он, кивнув мне.
– Ужасно.
– Они сказали, она съела что-то не то.
– Обычно так и бывает. Потому-то это и называется…
– Элли! – рявкнул он. – Пожалуйста, хоть раз, не будь такой легкомысленной.
– Извини.
– Это подействовало на почки.
– Бедная. Это ужасно. Но ей уже лучше?
– Да. Я все это говорю, Элли, то есть пытаюсь сказать, потому что…
Я посмотрела на него с интересом. Вежливым, озабоченным интересом. Потому что?..
– Кот. У него те же симптомы, правда? И на почки тоже подействовало.
Мне пришлось признать, что это действительно очень интересно. Удивительное совпадение. И какие выводы он из этого делает? Линнетт похожа на моего кота? Или она подцепила эту заразу от Кексика? Я слегка нахмурилась, мечтая выяснить, в чем дело. Валяй, просвети меня.
– И ветеринар сказал, что это отравление средствами от вредителей.
– Ветеринар? Линнетт консультировалась у ветеринара?
– Не глупи, Элли. Ветеринар, которому ты показывала Кексика. Он сказал, что…
– А-а, ну так он просто говорил, что кошки часто травятся средствами от вредителей, вот и все.
Я уставилась на него.
Ты что, хочешь сказать, что я отравила собственного кота?!
Я прижала руки ко рту. Это какой-то кошмар. Ушам своим не верю. Господи, одно дело подозревать, что я пыталась разделаться с Линнетт, но мой собственный кот? Какой же маньячкой он меня считает?
– Ты хотела узнать, сколько понадобится, Элли? Сколько нужно этой отравы, чтобы убить кота? А потом бросила ее в кофе Линнетт?
– Я вообще не знаю, что это такое, эти средства от вредителей! – прошептала я.
– Они убивают вредителей, – сухо сказал он.
– Пол, но ты же не серьезно, правда? Я понимаю, ты просто хочешь отомстить мне за то, что я дразнила Линнетт, но это правда не смешно…
– Нет. Не смешно.
– Ну, иногда я говорю такие вещи. Это просто… разрядка. Для чувств. Бог мой, нельзя же винить меня за то, что я чувствую! Но это ведь только так, пустой звук. Неужели ты считаешь, что я способна всерьез навредить кому-то…
– Обычно нет.
– А это что должно означать?
– Ну, как все тебе говорят, сейчас ты ведешь себя не совсем нормально. Это не вполне ты, понимаешь?
Я уставилась на свои ноги. Они выглядели вполне нормальными. Руки и плечи тоже вроде не изменились. Живот, конечно, толще, чем нужно, но все равно он мой. Я – это я. Я не изменилась! Я же не превращаюсь в монстра по ночам, правда?
– Но ты не… не собираешься никому об этом рассказывать? – тихо спросила я. Голос у меня дрожал.
– Пока нет, – буркнул Пол.
Пока нет. Это прозвучало как угроза. Пока нет, но я могу. Могу рассказать газетчикам, местной радиостанции, полиции.
Я содрогнулась. Полуночный стук в дверь.
– Миссис Бриджмен? Жена мистера Бриджмена, ныне проживающего у Линнетт из частной больницы? Мы арестовываем вас по обвинению в попытке убийства путем отравления черно-белого кота и худой рыжеволосой женщины. Вы не обязаны отвечать на вопросы, но…
– Я этого не делала! – завизжу я. – Я люблю этого кота! Он мой единственный друг в целом мире! Спросите его! Давайте, спросите его! Он скажет, как я его люблю, как я разговариваю с ним, когда кормлю его «Вискасом», как я глажу его, когда он прыгает мне на колени, как я возила его к ветеринару, когда он заболел…
И не смогла заплатить за лечение.
– Единственным свидетелем защиты, – скажет судья на суде, – является черно-белый кот, который отказывается отвечать на вопросы.
– Принес ли кот присягу?
– Он не хочет класть лапу на Библию, милорд.
– Арестуйте это животное за неуважение к суду!
– Кексик! – закричу я, когда его уведут в цепях, жалобно мяукающего.
– Вы не получите кекс там, куда вы отправитесь, – рявкнет тюремщик, и меня увезут в «воронке», а вокруг будет толпиться народ, они будут заглядывать в окна и кричать на меня.
«Отравительница средствами от вредителей!» – будут вопить заголовки таблоидов. «Женщина испытывала отраву для любовницы мужа на собственном коте!»
И все защитники прав животных в стране будут посылать мне в тюрьму злобные письма, и меня переведут в одиночную камеру, чтобы оградить от меня других заключенных, которые не захотят терпеть рядом с собой человека, способного отравить кота. Никто не будет скорбеть о Линнетт, кроме Пола, который посвятит остаток жизни борьбе за ужесточение моего приговора. Я буду чахнуть в тюрьме, медленно теряя рассудок, перестану разговаривать с людьми и только иногда буду рыдать и кричать: «Кексик!» Какой-нибудь мягкосердечный посетитель сжалится надо мной и принесет мне кусочек фруктового десерта, и не сможет понять, почему я брошу его на пол и начну топтать ногами, продолжая призывать Кексика, моего единственного друга, который мог бы спасти меня, если бы умел говорить…
– Что? – рявкнул Пол.
– Если бы только он умел говорить, – повторила я, с удивлением обнаружив, что говорю вслух. – Кексик. Он бы сказал тебе, что я не давала ему яда.
– Извини, Элли. Коты не умеют говорить, – резко сказал он, поднимаясь на ноги. – Потому-то ты и попробовала на нем эту дрянь, да?
Я уставилась на него:
– Пол! Но ты же не думаешь?..
– Я пойду, – отрезал он.
Гундосая Николя, кажется, удивилась, услышав мой голос.
– Ах, да! Элли! – сказала она, как будто забыла, кто я такая. – Как дела? Вы… э-э… повредили спину или что-то в этом роде, да?
– Нет. У меня был стресс, – твердо ответила я, страстно желая добавить «от переутомления на работе», но не осмеливаясь сделать это.
– Ах, да. Ну и как ваш стресс?
Она не могла бы говорить менее заинтересованно, даже если бы постаралась. Возможно, Саймон как раз целует ее в ушко.
– Мне уже лучше, спасибо, – с достоинством ответила я. – Я выйду на работу в понедельник.
– Правда? Вы уверены?
Мне не понравился ее тон. Они должны были ожидать моего возвращения. Три недели как раз истекали.
– Конечно, я уверена, – сказала я, стараясь придать своему голосу оптимизм.
– А доктор вас уже выписал?
– Он сделает это завтра. Я иду на прием утром. Так что ждите меня в понедельник.
– Тогда окажите мне одну услугу, Элли. Позвоните еще раз, когда придете от доктора, хорошо? – Николя говорила мягким, низким голосом, как будто имела дело с ребенком, страдающим глухотой. – Тогда мы все обсудим.
Все обсудим? Что обсудим? И какого черта я загнала себя в ситуацию, когда мне приходится что-то обсуждать с жалкой секретаршей?
– Мне бы хотелось поговорить с Саймоном, – твердо заявила я. – Немедленно.
Если только он в силах вылезти из-под твоей юбки.
– Извините, Элли, – ласково пропела Гундосая Николя. – Его сейчас нет на месте.
Ну конечно.
– В таком случае, я позвоню ему позже, – сказала я.
– Да, так будет лучше всего. Позвоните, когда повидаетесь с доктором. Хорошо, Элли? Тогда и обсудим всё как следует.
Остаток дня я потратила на обдумывание вопроса, что такое «всё» и почему его нужно обсуждать «как следует». В конце концов, я не выдержала и позвонила по прямому номеру в мой собственный кабинет. Лиз с удовольствием успокоит меня и уверит, что ничего страшного не происходит. Она, по крайней мере, будет счастлива услышать, что мне уже лучше. Она будет ждать моего возвращения на работу, верно ведь? Я улыбнулась, уже предвкушая ее радость.
– Только не переутомляйся в первые дни, – скажет она. – Начинай не торопясь и позволь мне отвечать за тебя на звонки и готовить тебе чай…
– Добрый вечер. Чем я могу быть полезной? – сказал странный голос, прерывая мои сладостные мечты.
– Э-э… простите… кто это? – проблеяла я.
– Трейси Макмарн, временный секретарь. Чем могу помочь?
– Ничем! – огрызнулась я. – А Лиз здесь?
В холодной, оскорбленной тишине она переключила звонок.
– Алло? – тревожно сказала Лиз, которую, без сомнения, предупредили, что ей звонит какая-то сумасшедшая.
– Лиз, это я, Элли! Кто эта мерзкая Трейси и что она делает в моем кабинете?
– Привет, Элли! Как ты? Тебе лучше?
Смешно, но голос Лиз очень походил на голос Николя.
– Я в порядке, спасибо. Но кто…
– Ты хорошо провела время в Корнуолле? С сестрой? Погода была хорошая?
Я чувствовала себя ребенком, лежащим в коляске, в то время как взрослые наклоняются над ним и агукают. Вот-вот начнут мурлыкать колыбельную.
– Да, это было здорово, спасибо. Но кто…
– И ты чувствуешь себя лучше? Как будто из отпуска? Красивая и загорелая?
Да, а еще мне пятьдесят лет и я способна понимать предложения, состоящие более чем из пяти слов. И я хочу получить ответы.
– Лиз, – громко сказала я, – кто меня заменяет? Трейси Мак-как-там-ее? Сколько она уже работает и сколько еще планирует оставаться?
– Да, Трейси отлично справляется, – сообщила Лиз тем же тоном, который я использовала, когда мои дочери в первый раз шли в детский сад. – Она просто чудесно справляется. Правда, Трейси?
Вообще-то это я плачу за звонок, а не твоя проклятая Трейси. Могла бы поговорить с ней позже.
– Что, поставила на мой стол свои семейные фотографии? – с горечью спросила я. – И ящики уже вычистила?
– Ну, она прекрасно справляется, – весело прощебетала Лиз, совершенно игнорируя меня. – Она уже знает большинство клиентов. Правда, Трейси?
Я ненавидела ее. Сука.
– Ходит с тобой в паб по пятницам, так, что ли? – настаивала я, стиснув телефонную трубку.
– Да-да, мы часто выпиваем вместе. Правда, Трейси?
– И она наверняка ищет постоянную работу, да?
– Ну, всегда ведь надеешься, что подвернется местечко. Правда, Трейси?