– Заткнись, Виктория! Ты просто завидуешь, потому что Рис тебя бросил!
– Завидую? – взвилась старшенькая. – Я тебя умоляю! Мне просто жаль тебя! Тебе нужно научиться обходиться без мужчин. Это анахронизм, пережиток патриархата…
– Спасибо тебе, Виктория, – тихо сказала я.
– Я люблю его! – настаивала Люси, отталкивая чашку.
– Это просто гормоны! – опять вступила Виктория. – Правда ведь, мам? Скажи ей! Ты сказала, что знала, что все дело в гормонах, каждый раз, когда я влюблялась. Ты должна была сказать об этом мне, и сейчас ты должна сказать Люси! Давай, говори!
– Виктория, неужели ты думаешь, что Люси прислушается хоть к одному моему слову? – шикнула я. – В отличие от тебя?
– Я не была такой дурочкой. Я не собиралась уезжать в Корнуолл и заводить детей…
– Ты не любила по-настоящему, – бросила ей Люси.
– И ты тоже! – не выдержала я. – Это тебе только кажется. Ты просто так думаешь!
– Да что ты об этом знаешь? – едко спросила Люси.
Пол поднял брови.
– Я-то знаю, – ответила я, слегка покраснев, – поверь мне.
– Послушала бы ты маму, – агрессивно заявила Виктория, – она знает о жизни больше твоего. Она старая.
Ну не такая уж старая, черт побери.
– Никто не знает, что я чувствую! – возопила Люси. – Только Нейл меня понимает!
Ох, избавьте меня от скрипки, ради бога.
– Спасибо тебе большое, – произнесла я капризным тоном мученицы. – Значит, я тебя не понимала, когда среди ночи ты плакала от голода, или когда в два года ты испугалась пылесоса, или когда ты отказывалась идти в садик, потому что Джейсон Джонс смеялся над твоими красными туфельками…
– Ты знаешь, о чем я, – вздохнула младшенькая. – Ты же знаешь.
Да, конечно, я знаю. И Виктория тоже, несмотря на то, что в последнее время ее позиция в корне изменилась. И Пол, возможно, знает даже лучше нас всех, потому что это именно он после всего, что было сказано и сделано, ушел от жены, с которой познакомился чуть ли не ребенком, и стал жить с женщиной, заразившей его тем самым безумием, которое сегодня демонстрирует нам его младшая дочь. Не знаю, подумал ли Пол о том же или просто решил избрать другую тактику, но внезапно он сделал глубокий вдох, глотнул кофе и начал все сначала:
– Хорошо, Люси. Скажем прямо. Мы все понимаем твои чувства…
Но не успел он закончить, как зазвонил телефон и Люси бросилась к нему со скоростью опытного регбиста.
– Нейл! Привет, дорогой! – услышали мы, и дверь за ней захлопнулась.
– Я не могу больше этого выносить, – сказала Виктория. – Я ухожу. Пока, папа.
– С кем она гуляет, – спросил Пол, глядя, как она садится в свою машину и уезжает, – теперь, когда с мужчинами покончено?
– С подружкой, Хейли. Они развлекаются, пьют и танцуют. – Я улыбнулась: – Уверена, это просто очередная фаза. Как только появится мало-мальски симпатичный молодой человек, вся эта ненависть к мужчинам немедленно вылетит в окно. Но я думаю, ей полезно некоторое время побыть одной.
Пол поежился. Я помолчала и пристально посмотрела на него.
– Иногда очень приятно побыть одинокой девушкой, – сказала я. – Помогает во всем разобраться. Выяснить, что ты собой представляешь, не как часть пары, а сама по себе.
– Правда? – сказал он, глядя на меня так же пристально.
– Да.
– Ты выглядишь совсем по-другому, – заметил он после паузы. – Лучше.
– Все так говорят. А что, раньше я выглядела настолько ужасно?
– Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что ты стала лучше выглядеть.
– Я бегаю. И лучше питаюсь. Так посоветовал врач. Только с релаксацией не справляюсь. Музыка напоминает мне о курсах для беременных.
Пол засмеялся.
– Что же мне делать с Люси, Пол? – В горле у меня был комок. Курсы для беременных были кошмаром, роды хуже любого кошмара, но посмотрите, что получилось в результате. Лучшие две вещи в моей жизни. Я не могла потерять младшенькую именно сейчас, понимаете? Но и остановить ее я тоже не могла! – Ей девятнадцать. Она взрослая. Если она будет настаивать…
– Послушай. – Пол сел рядом со мной и взял меня за руку. Я тупо смотрела на это. Казалось странным сейчас, через столько времени, видеть его руку, сжимающую мою, как будто он до сих пор волнуется за меня. Как будто он никогда не говорил мне тех ужасных вещей о том, что я отравила Линнетт и кота. – Я не думаю, что нужно сражаться с ней, – ласково сказал он. – И если мы будем возражать, она только скорее убежит к этому парню. И будет крепче держаться за него.
– Так что же нам делать? Просто отпустить ее? Она его едва знает…
– Отпусти ее, и пусть живет у твоей сестры. Бев ведь не будет возражать, правда? Тогда Люси получит столько Нейла, сколько захочет, и ей не надо будет срочно переезжать к нему…
– А колледж?
– Я бы не стал биться об заклад, что к началу семестра их роман будет еще продолжаться. А если будет – что ж, тогда и отнесемся к этому серьезнее.
Я еще минуту или две держалась за его руку, обдумывая все сказанное, тихо кивая по мере того, как смысл слов Пола проникал в мой мозг и боролся с паникой, охватывающей меня.
– Почему я сразу об этом не подумала? – спросила я наконец.
– Потому что ты все время находишься здесь и принимаешь все удары на себя. А я приезжаю только в особых случаях, вроде этого, чтобы… дать совет. И поэтому, возможно, мне со стороны виднее.
– Это всегда так будет? Ты всегда будешь приезжать, если мне понадобится совет? Даже если… даже если мы разведемся?
Вот. Я это сказала. Я первая предложила. Сердце мое бешено колотилось. Это был отчаянный поступок.
Пол смотрел на меня с удивлением:
– Если разведемся? Да, конечно. Ты знаешь, я всегда готов помочь детям. И тебе тоже, Элли. Я всегда хотел, чтобы мы были друзьями.
– Но я никому не давала яда, – быстро проговорила я. – Ни Линнетт, ни коту. Особенно коту!
Он пожал плечами:
– Я и сам в это не верю, честно. Но я не знал, что и думать…
– О чем думать? – вмешалась Люси, вернувшаяся после телефонного разговора. Щеки у нее порозовели, как у всякого человека, который в течение получаса хихикал и кокетничал.
– Мы решили, что поступим следующим образом, – твердо сказала я. – Сегодня вечером я позвоню тете Бев…
Все прошло на удивление хорошо, Люси перестала протестовать в ту же минуту, как поняла, что в течение двадцати четырех часов может прибыть в Корнуолл и в объятия своего возлюбленного, если правильно разыграет свои карты. Бев вряд ли могла бы представлять какую-то опасность как дуэнья.
– Я иду собирать вещи! – несколько преждевременно объявила младшенькая и стала подниматься по лестнице, напевая какую-то глупую любовную песенку.
– Спасибо, – сказала я Полу, провожая его к дверям.
– Рад, что тебе стало лучше, – повторил он. – Какие, говоришь, таблетки ты принимала?
Ничего я не говорила.
– Я их не принимала. Они мне не нужны. Настоящего стресса у меня не было, просто пришла пора отдохнуть. Диа-зиа-что-то. Подожди, они тут, на кухне. Сейчас, я тебе скажу… Я уверена, что там диа-зиа… Да где же они? – Я отложила в сторону пачку счетов и вчерашнюю газету. – Я их точно оставила здесь, еще хотела отнести их назад в аптеку. И куда, интересно, они подевались? Люси? Люси, ты не убирала таблетки со шкафчика в кухне? Люси?
Она спускалась по лестнице, и вид у нее был встревоженный:
– Мам! Ты не видела Кексика? Он сидел у меня на кровати, и его опять тошнило, прямо на мое одеяло, такой кошмар… Что ты говорила насчет таблеток?
Когда в первый раз часами бродишь по саду и кричишь: «Кексик, где ты?», соседи могут счесть, что это временная проблема. Во второй раз будет вполне логично, если они обратятся в ближайший сумасшедший дом. А моим душевным здоровьем и так уже озабочено достаточно людей.
– Он наверняка лежит где-нибудь мертвый! – рыдала я, пробираясь через кусты и снова вглядываясь в мутные глубины пруда с рыбками. – Я не могу в это поверить! Не могу поверить, что ему удалось открыть баночку с таблетками. Крышечка была с системой защиты от детей.
– Не надо делать поспешных выводов, – сказал Пол. – Мы не нашли баночку, и в рвоте не было никаких следов таблеток, хотя, честно говоря, мы не слишком тщательно ее изучали.
– Ну а что еще я должна думать? Таблетки пропали, а бедный кот снова отравился. Пол, у него и так больные почки! Он даже вечернее лекарство не съел! Я никогда себе не прощу, никогда! Как я могла быть такой дурой, как могла оставить таблетки валяться на столе! Любой маленький ребенок мог взять их!
– У нас нет никаких маленьких детей, – заметила Люси.
– Тогда любой маленький кот, – сказала я. – Кексик! Котик, милый, иди сюда, где ты? Иди к мамочке! Пожалуйста, не умирай!
Никогда больше не брошу таблетки без присмотра.
У меня в доме вообще никогда больше не будет ни одной таблетки.
Я не позволю врачам выписывать их мне, я не стану покупать их в аптеке, даже витамин С. Никаких таблеток.
Кроме лекарства для кошачьих почек, конечно.
Если Кексик вернется целым и невредимым.
Пожалуйста, Господи, пожалуйста, не заставляй меня снова проходить через все это. Не заставляй осушать пруд с рыбками, я этого просто не вынесу. Но с другой стороны, если нам все-таки придется сделать это, спасибо тебе, что привел сюда Пола.
– Тебе придется осушить пруд, – мрачно сказала я ему.
– Нет, не придется, – ответил он.
– Если мы не найдем кота, придется. Кто тебе дороже, Кексик или твои дурацкие рыбы?
– Они не дурацкие. У них тоже есть чувства. Они живут и дышат. Они влюбляются, и у них появляются дети, а потом они болеют и умирают, совсем как…
– Ой, умоляю тебя! Рыбы не влюбляются!
– Конечно влюбляются! Посмотри на того, оранжевенького. Держу пари, ему нравится эта серебристо-розовая малютка!
– Пол, ты даже не знаешь, самцы они или самки, так что…
– На вас просто смотреть противно! – запротестовала Люси. – Бедный Кексик лежит где-то и умирает, а вы спорите о том, влюбляются ли рыбки! Боже! Как будто вы снова живете вместе!
Несмотря ни на что, мы с Полом посмотрели друг на друга через пруд и улыбнулись. Нет, в этом не было ничего общего с совместной жизнью. Но было приятно снова переругиваться, беспечно и шутливо, как это делают давно женатые люди. Я вдруг подумала, что теперь, когда я окончательно поняла, что больше не люблю Пола, он, возможно, снова начнет мне нравиться. Но потом я опять стала паниковать из-за кота и забыла об этом. Да и вообще, глупо думать о таких вещах, когда с меня все еще не снято обвинение в преднамеренном отравлении.
Уже темнело, когда мы наконец услышали ангельский звук: слабое, очень слабое, дрожащее мяуканье.
– Мама! – крикнула Люси. – Я его слышу!
– Где?
– Ш-ш-ш! Слушай!
Мы все на цыпочках подкрались к дому.
– Мяу! Мяу!
Мяуканье было жалобное и жалкое, и оно шло из…
– Сарай! – сказал Пол и бросился в кухню, где у нас до сих пор лежал ключ от старого садового сарая.
– Он не заперт! – закричала я ему вслед.
Пол замер на месте и уставился на меня.
– Почему?
– Какая разница? Давай откроем дверь!
Дверь была тугая – такая тугая, что запирать ее не имело никакого смысла. Когда-то Пол пекся о сохранности сарая с ретивостью тюремщика. Можно было подумать, что у него там хранятся все сокровища британской короны, но на самом деле там не было ничего, кроме любимых мужских игрушек: мешков с компостом, удобрениями и торфом; банок с креозотом и лаком; цветочных горшков, пакетиков с семенами, лопат и совков; банок с винтиками и гвоздиками (это-то зачем?); печальных и нераспознаваемых останков сломанных вещей и механизмов, в которых не хватает одной-двух деталей… ну, вы уже поняли, о чем я. Со всеми этими штуками они играют часами, пока вы занимаетесь домашней работой, и думают, что вы ничего не понимаете. Но вы-то знаете, что это просто игровая терапия, как в начальной школе: сортировка и раскладывание, вырезание и наклеивание, рисование и моделирование. Может быть, именно поэтому мужчины так стараются держать все это в тайне. В любом случае, достаточно сказать, что я не видела никаких причин запирать дверь сарая на цепочку, на замок или на щеколду с тех пор, как Пол уехал. Уже несколько лет в нашем районе ничего не было слышно о ворах, промышляющих похищением цветочных горшков. Летом я обычно оставляла открытым маленькое окошко, потому что в сарае было невероятно душно и отвратительно пахло, и я ненавидела, когда случайно залетевшие внутрь пчела или бабочка отчаянно бьются о стекло, пытаясь выбраться.
– Окно открыто! – обвиняюще сказал Пол.
– Только форточка.
Однако этой форточки оказалось достаточно, чтобы пропустить внутрь средних размеров кота.
Кексик лежал на полу в сарае, тяжело дышал и виновато посматривал на лужицу рвоты рядом с собой.
– Бедный мой мальчик! – ахнула Люси, подхватывая его на руки.
– Осторожней, Люси, – предупредила я, памятуя о том, как чутко реагировал его желудок на подобное обращение в прошлый раз.
Но Кексик позволил младшенькой поднять его, и ничего страшного не произошло.
– Я немедленно позвоню ветеринару, – сказала я.
– Сейчас вечер воскресенья.
– Тогда в неотложную помощь. Они должны взглянуть на него. По-моему, он опять отравился.
Пол смотрел на пол.
– Что? – резко спросила я, проследив за его взглядом.
– Корм для рыбок, – сказал он, показывая пальцем.
– Что-что?
– На полу, посмотри. Наверное, кот опрокинул банку.
– Ну и что?
Неподходящее время для того, чтобы обсуждать, кто должен следить за порядком в его святилище.
– Я совсем про него забыл. Он тут уже много лет. И наверняка совсем стух.
– А я-то удивлялась, почему тут такая ужасная вонь.
– Элли, – сказал Пол, очень тихо и очень медленно, все еще, словно загипнотизированный, глядя на кучу на полу сарая. – Элли, я думаю, его и съел Кексик. Средства от вредителей совсем ни при чем. Думаю, надо отнести немного этой дряни ветеринару и сказать, что скорее всего кот отравился именно ею.
Я уже начала набирать номер скорой ветеринарной помощи.
Если вам приходится ехать по пригородам Лондона поздним вечером с измученным рвотой котом на коленях, вы можете счесть, что лучше попросить бывшего мужа отвезти вас на его «воксхолл-примере», чем трястись в подземке. Я прекрасно понимала, что все могло бы быть куда хуже. Некоторым образом Люси оказала нам огромную услугу, потому что объявила о своих матримониальных планах и мне пришлось вызвать ее отца. Говорю я об этом потому, что именно она сидела на заднем сиденье «примеры» с банкой гнусно пахнущего рыбьего корма в одной руке и банкой с кошачьими рвотными массами в другой.
– Это отвратительно! – простонала она в пятнадцатый раз, когда Пол повернул направо, потом налево у светофора, потом опять налево у круговой развязки возле паба, в соответствии с указаниями, которые нам давали по телефону. – Быстрее! Я больше не вынесу! Это… фу-у-у!
– Мяу! – закричал Кексик и слабо закашлялся.
– Пол, быстрее, мне кажется, ему хуже! – испуганно сказала я. – Еще далеко?
– Думаю, нет. Слушайте, кончайте ныть и ищите справа Гринуэй-роуд, ясно?
Мы прибыли к ветеринару в половине одиннадцатого. К одиннадцати он дал Кексику обезболивающее и промыл ему желудок, исследовал содержимое наших банок с образцами и согласился с тем, что, скорее всего, причиной пищевых отравлений был корм для рыбок. Однако на этот раз мы успели вовремя, яд не успел полностью всосаться, и ничего серьезного не произошло.
– Слава богу! – выдохнула я. Теперь, глядя на безжизненное тело в клетке, я готова была расплакаться.
– Но с ним все будет хорошо? – спросила Люси, поглаживая лапу Кексика сквозь решетку.
– Будем надеяться. На ночь мы оставим его здесь для наблюдения.
– У нас нет страховки… – начала я, зажмурившись, чтобы отогнать образы благоразумных семей с иррационально здоровым лабрадором и улыбающимися сладкими-сладкими детишками.