– Все в порядке, – перебил меня Пол. – Сколько с нас?
Когда он отдавал ветеринару деньги, в глазах у него было странное выражение. Сначала я его не узнала, но по дороге домой внезапно поняла, что это напомнило мне Викторию, которая однажды, в возрасте семи лет, стянула у меня коробочку с шоколадками. Она отдала мне то, что осталось, и попросила прощения, но потом залилась слезами и сказала:
– Я должна была отдать тебе все шоколадки, но я не могу! Я их съела!
Это была вина. Вина и сожаление. Ну что же, и поделом ему.
Вы понимаете, к чему я клоню? Даже если бы я сама сняла банку с кормом с полки, даже если бы я принесла Кексика в сарай и сказала: «Вот, детка! Вкусный рыбий корм! Давай-ка, скушай!», даже если бы я смешала корм с его едой и затолкала в кота с ложечки… Все равно, вряд ли мне удалось бы сделать то же самое с Линнетт, это ведь очевидно, правда? Я совершенно уверена, что даже в моменты тяжелого умственного затмения – и тут я должна добавить, что бо?льшую часть времени мой муж был вполне разумным человеком, – даже в самом мрачном настроении Пол вряд ли мог бы вообразить, что Линнетт станет есть что-нибудь, в чем содержатся гнусные, вонючие, мерзкие, склизкие, протухшие черви. Я не в состоянии понять, как это мог съесть кот, но уж человеческое существо? Никогда. Никогда, даже в самом диком ночном кошмаре, даже если сварить их в шампанском и полить шоколадным соусом. Ни при каких обстоятельствах. Так что я ни секунды не сомневаюсь, что его молчание по пути домой было вызвано именно чувством вины, а не усталостью, сосредоточенностью или озабоченностью состоянием Кексика.
– Завтра вечером я заеду за ним и привезу сюда, – тихо сказал он, заворачивая на нашу улицу. – И не волнуйся из-за денег. Я обо всем позабочусь.
– Если тебе это и правда не трудно…
– Конечно.
– Что ж, спасибо. Ты… выпьешь кофе?
– Нет. Я лучше поеду к Линнетт.
– Да. – Я открыла дверь и начала вылезать из машины. – Я рада, что ты приехал, Пол.
– Я тоже. Хорошо, что мы узнали… в чем была проблема.
Он не мог смотреть мне в глаза. Я не мстительна, но тут должна сказать: он это заслужил. Надеюсь, он еще долго будет нервничать из-за этого.
Когда мы с Люси наконец ввалились в дом, на автоответчике было два сообщения. Поставив чайник, я на всякий случай нажала на кнопку воспроизведения. Скорее всего, это что-то для Виктории или Люси, но в жизни ведь всякое бывает: может, это организаторы лотереи хотят сказать, что я выиграла миллион фунтов, или агент Джорджа Клуни оставил весточку, что Джордж видел меня в городе и хочет пригласить на обед.
– Здравствуй, Элли, дорогая. Это мама. Я звоню попрощаться.
Запищал длинный гудок, означающий, что сообщение окончено. Я уставилась на телефон. Попрощаться? И это все? Она уезжает на Майорку на всю оставшуюся жизнь и даже не потрудилась сказать: «Счастливо оставаться, будь умницей, не пропадай»? И ни слова о том, что она будет скучать по мне? Никаких сожалений – после всего, что я для нее сделала, после всех артритов и мозолей? В тот самый момент, когда мы наконец подружились – или мне это только показалось? Неужели я даже не заслужила прощального визита? Ну что ж, чудесно! Просто чудесно! Ладно, если она думает, что я побегу за ней до самой Майорки…
– Второе сообщение, – ласково сказал автоответчик, а потом опять раздался мамин голос:
– Ох. Элли, тебя еще нет? О господи!
– Би-и-ип! – подвел итог разговора автоответчик.
О господи? О господи?! Это все, что ты можешь сказать?
Я насыпала кофе в чашки и стала наливать в них кипящую воду, нарушая все правила техники безопасности. Я прямо дымилась от злости. Что же это за мать, которая оставляет такие сообщения на автоответчике собственной дочери? С тем же успехом она могла бы вообще мне не звонить. Могла бы попросту уехать на свою Майорку, и узнала бы я в свое время, что она даже не удосужилась попрощаться со мной, и нечего было меня дразнить.
– Мама с тобой разговаривала? – спросила я через несколько минут, позвонив Беверли.
– О боже, – ответила сестра и зевнула.
– Что значит «о боже»? О боже – что?
– Это значит: «О боже, только не еще один телефонный звонок». Ради бога, Элли, я уже в постели. Ты знаешь, который час?
– Ты никогда так рано не ложишься. И почему еще один телефонный… О. Я поняла. В постели с кем? Кто это?
– Ты его не знаешь.
В ее голосе была улыбка, улыбка, которая говорила, что Ты-его-не-знаешь покусывал ей ушко, или целовал в шею, или… еще что-нибудь, пока она разговаривала со мной. И я почувствовала себя раздраженной и несчастной, и мне стало завидно. Совершенно неожиданно мне тоже захотелось лежать в постели с кем-нибудь, кто заставлял бы меня так же улыбаться во время разговора по телефону.
– Не могла бы ты прерваться на минутку, – обиженно сказала я. – Я хочу с тобой поговорить.
– Похоже, сегодня весь мир хочет со мной поговорить.
– Что ты имеешь в виду? Весь мир – это кто?
– Люси, мама…
– Люси?! Она уже позвонила тебе? Господи, да когда же она успела… И что она сказала?
– Это что? Программа «Спроси семью»? Она сказала: «Привет, тетя Бев, это Люси».
– Очень смешно. Что она…
– Она сказала: «Я сразу позвонила тебе, потому что не могла дождаться, когда мама позвонит тебе вечером, но – угадай, что!» А потом она сказала: «Вот черт! Кота вырвало прямо ко мне на одеяло! Ой, дьявол! Я перезвоню!»
– Вот противная девчонка. Не могла подождать. Я собиралась сама позвонить и спросить тебя…
– Что спросить, Элли? Мне что-то уже надоело играть в загадки, и, честно говоря, у меня сейчас совсем другое на уме… – В ее голосе снова была улыбка.
Я нахмурилась. Вот везучая.
– Я хотела спросить, нельзя ли Люси приехать и немного пожить у тебя…
– Так и думала, что дело именно в этом. Не может оторваться от своего нового возлюбленного?
– Детей собирается заводить. Не давай ей, ладно? – с внезапной тревогой добавила я.
– За кого ты меня принимаешь? У меня презервативы в каждой комнате. Даже в гараже.
– Ну ладно. Насчет Люси мы поговорим, когда у тебя… будет другое на уме. Просто скажи, что сказала мама.
– Мама?
– Беверли, пожалуйста, сосредоточься. Ты сказала, что тебе звонила мама.
– Три раза.
– Три раза! – проскрипела я. – Просто замечательно! Она звонит тебе три раза и даже не способна оставить вразумительное сообщение на моем автоответчике! Ничего себе прощаньице…
– В первый раз она позвонила, сказала: «Привет, Беверли», уронила трубку, и нас разъединили. Потом она позвонила во второй раз, и к телефону подошел Лоренцо.
– Кто?!
– Лоренцо.
Даже его имя она произносила улыбаясь. И с итальянским акцентом. Тьфу, какая гадость.
– И Лоренцо сказал: «Да-а, слуушаю? Этто ктооо?» – Я вполне могла бы обойтись без имитации сексуальной манеры речи Лоренцо.
– И она сказала?.. – Я попыталась поторопить сестрицу.
– Она, наверное, подумала, что ошиблась номером, и повесила трубку.
И в этом вся соль истории? Этот Лоренцо со своей харизмой напугал нашу маму? Или наша мама не понимает итальянского акцента?
– И потом она позвонила еще раз? – устало уточнила я.
– Да. Десять минут назад.
– А ты была уже в постели.
– Ну да. Но правда ведь, уже поздно…
– И она сказала?..
– О, она сказала «до свидания».
– И все, что ли? До свидания? И больше ничего? Ни слова? Жалкое «до свидания», когда она собирается весь остаток жизни провести в чужой стране, вдали от семьи, которая столько для нее сделала? Просто «до свидания»?!
– Ну нет, не совсем.
Я вздохнула.
– Что значит «не совсем»? Ты можешь на секундочку прервать свои… итальянские дела и просто сказать мне?
– Извини. Да. Она сказала, что пыталась дозвониться до тебя. Она сказала… – Я почти слышала, как Бев напряженно пытается сосредоточиться. Должно быть, это нелегко. Везет же некоторым. – Да, и она сказала, что собиралась заехать к тебе вечером, чтобы повидаться и все такое, ну, ты понимаешь, выпить, поцеловаться на прощанье. Но тебя не было. И уже подошло такси, чтобы отвезти их в аэропорт.
– О, – произнесла я, лишь слегка смягчившись. – Ну, она могла попробовать…
– И она сказала, что не может больше разговаривать, потому что такси уже ждет.
– И все? И это все? Вот и попрощались?
– Да! А потом она сказала, что заедет по дороге в аэропорт и…
Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Лоренцо, очевидно, совсем устал ждать, и телефон упал на пол под отдаленное хихиканье.
Они заехали только на минутку, им пора было лететь, так что я успела только пожелать маме и Теду всего наилучшего, поцеловать ее на прощанье и немного всплакнуть, пока такси терпеливо дожидалось их снаружи. Почти все их вещи были уже собраны и отосланы, и их отъезд казался невероятно реальным и окончательным. Поездки в больницу с ворчливой неблагодарной старухой, которая наслаждалась своими болезнями и обожала выводить из себя всех окружающих, не имели ничего общего с этой оживленной пожилой леди, и все-таки для меня было шоком, когда напоследок мама сказала:
– Ты выглядишь гораздо лучше, Элли, дорогая. Ты повеселела, успокоилась и помолодела. Продолжай эту диету, бег или чем ты там еще занимаешься!
Гораздо лучше? Почему все постоянно это говорят, учитывая, что со мной и так все было в порядке? Это она выглядит лучше… Наверное, она теперь иначе смотрит на меня, потому что сама стала счастливее.
Виктория пришла домой как раз в тот момент, когда мама с Тедом садились в такси, так что обе девочки успели попрощаться с бабушкой, а потом мы сели все вместе выпить чаю и поговорить о серьезных вещах.
– Люси некоторое время поживет у Беверли, – сказала я Виктории.
Старшенькая кивнула:
– Хорошая идея.
Я уставилась на нее:
– Ты не возражаешь? Тебя это не смущает?
– А почему меня это должно смущать? Я могу ей звонить. И она вернется домой к сентябрю.
– Не вернусь! – отрезала Люси. – Я останусь там и выйду замуж за Нейла. Вот увидишь, я не вернусь.
– Как скажешь, – пожала плечами Виктория. Ей явно все это надоело.
– Я так и говорю! – сказала Люси, красноречиво набиваясь на драку.
– Ну, тетушка Бев живо с тобой разберется. Она ведь феминистка, правда, мам?
– В некотором роде, – уклончиво ответила я, думая о Лоренцо и о том, станет ли он бродить по дому, пока там будет Люси.
– Держу пари, что ей в жизни не нужен мужчина! – сказала Виктория.
Пожалуй, мужчина ей не нужен. Ей нужно несколько. Одновременно. Если она и «разберется с Люси», то только убедив мою младшенькую, что не стоит раньше времени останавливаться на каком-то одном мужчине. И, учитывая все последние события, это будет не так уж плохо.
– Это временная мера, – предупредила я Люси. – Мы еще посмотрим, как у вас пойдут дела.
– Когда я приеду туда, мы вместе будем подыскивать собственное жилье, – настаивала Люси. – Я не собираюсь надолго задерживаться у тети Бев.
– Посмотрим, – повторила я.
Я покупала время и знала это.
– Понять не могу, куда я дела эти таблетки, – сказала я, складывая чашки в посудомоечную машину, перед тем как отправиться спать.
– Какие таблетки? – спросила Виктория.
– Ну эти, диази-что-то. Те, что врач мне выписал, а я не стала принимать. Я думала, их съел кот, но…
– Нет! Они у меня.
– У тебя? – Я в ужасе уставилась на дочь.
– Да. Они у меня в сумочке. Вот…
Я знала. Я всегда знала, что рано или поздно это произойдет. Не могло мне так повезти, чтобы обе девочки выросли и ни разу не попробовали наркотики. Воровать таблетки у собственной матери, открыто это признавать… Боже! Значит, ей уже ничем не поможешь. Я пристально смотрела на старшенькую, пытаясь вспомнить, за чем было велено следить в тех листовках, которые они приносили домой из школы. «Угроза наркотиков – руководство для родителей» и «Как узнать, принимает ли мой ребенок наркотики». У нее расширены зрачки? Странный запах изо рта? Или это я уже выдумываю? Может, это чеснок?
– Что ты так смотришь? – с любопытством спросила дочь.
– Какие еще наркотики ты принимаешь? – со вздохом спросила я.
Лучше сразу узнать всю правду.
– Принимаю? Наркотики? Ты о чем?
– Диази-всякое-такое. Что еще? И давно это с тобой?
– Мама! Как тебе не стыдно! Ты отлично знаешь, что я не принимаю никаких наркотиков. Ради бога! Я просто положила их в сумочку, чтобы завтра отвезти в аптеку, потому что ты жаловалась, что все время забываешь.
– О! – Я беспомощно посмотрела на Викторию. – Тогда спасибо. Извини, пожалуйста.
Она подняла брови и покачала головой.
– Нервишки пошаливают, да? – съязвила Люси. – А если у меня голова заболит, я могу принять парацетамол, или ты сразу позвонишь в Отдел по борьбе с наркотиками?
– Ну ладно, ладно, я же извинилась, – пробормотала я, чувствуя себя полной идиоткой. – Я иду спать.
– Она все-таки как-то странно себя ведет, тебе не кажется? – тихо сказала Люси, пока я поднималась по лестнице.
– Да, – ответила Виктория. – К тому же, в любом случае, от диазепама никакого кайфа. Я бы просто заснула, и все.
– Ага. Это все знают, – засмеялась Люси.
Все.
Никогда я эти листовки как следует не читала.
Глава 13
Понедельник, 7 июля.
Диета: завтрак – оставалась в постели и не могла встать, так что…
Ланч – сэндвич с беконом и томатным соусом.
Обед – очень, очень хорошо – деревенский сырный салат и картошка в мундире.
Позже – использовала остатки бекона, потому что им было очень одиноко на тарелке. Поджарила бекон с двумя яйцами, двумя помидорами и грибами.
НО целый день никакого шоколада и печенья!
Физические нагрузки: отлично. Пробежала несколько миль через парк, вниз к каналу, обратно вверх мимо гаража (чтобы скорчить рожу проклятой машине), вокруг паба и назад. В таком восхищении от собственного героизма, что вечером отправилась еще на одну пробежку (отработать яйца и бекон).
Разумеется, в дневнике я ни словом не упомянула о БМВ.
Это уже начало пугать меня. Я видела эту машину уже несколько раз, и водитель всегда смотрел на меня так, словно был со мной знаком. Или я ему нравилась? Вряд ли. Стало совсем жарко, и я бегала в шортах в белую и синюю полоску, в розовой майке Виктории с британским флагом на груди и черепом со скрещенными костями на спине и в бейсболке. Добавьте к этому тот факт, что я была очень красная и потная, и вы поймете, что на меня вообще никто не должен был бы смотреть, но поскольку у БМВ был очень необычный номер, я не могла ошибиться. И вот в понедельник, когда я вернулась с утренней пробежки, машина была припаркована у моего дома.
Я замедлила ход, перед тем как повернуть, и увидела ее. Это было странно. Чертовски странно. Водитель сидел в машине, опустив окно и наполовину высунувшись наружу, и курил сигару. Во всю мощь играла песня «Куин» «Я хочу вырваться на волю», и он постукивал рукой в такт музыке. Смешно, как человек замечает такие мелочи. Подойдя ближе, я обнаружила, что на нем кремовая рубашка с короткими рукавами, судя по всему, очень дорогая. Рука, торчавшая из окна, была худой и загорелой, а на пальце блестело толстое золотое кольцо.
«Знает Бог, знает Бог, как на волю я хочу…»
Я очень медленно прошла мимо машины, борясь с желанием заглянуть в окно, и свернула на дорожку к дому.
«Я влюблен, я влюблен… Я влюбился в первый раз; на этот раз я уверен… Знает Бог…»
Я полезла в карман шортов за ключом. Не тот карман. Мне нестерпимо хотелось обернуться и посмотреть на машину, чтобы узнать, смотрит ли на меня водитель.
«Я не могу, когда ты любишь меня так… Я должен быть уверен, что когда выхожу за дверь…»
Есть. Вот он, ключ. Теперь нужно вставить его в замок, открыть дверь и войти. Незачем оглядываться. Просто очень шумно. Эта БМВ к тебе никакого отношения не имеет, простое совпадение.
«О, как я хочу вырваться на волю. Бог знает…»