Рабочие уже ушли в поля пропалывать только что взошедший тростник. Гэби, помогавшая Тин Ян убирать со стола тарелки, слышала разговор Джордана и Евы и поняла, что Джордан очень взволнован.
— Я могла бы пойти вместе с Евой, — предложила она.
— В этом нет необходимости, Гэби, — прервала ее Ева дрожащим от нетерпения голосом. Всю жизнь она ревниво оберегала свою независимость, и предложение Гэби сопровождать ее было очень неприятно ей.
— Было бы лучше, Ева… — начал Джордан, но тут же увидел по решительному лицу девушки, что спорить бесполезно, и только безнадежно вздохнул. — Если уж вас черт несет одну… я знаю, что не смогу остановить вас. «Будь я проклят, — подумал он, — если не поеду вслед и не прослежу за ней!»
— Вот и прекрасно! — воскликнула Ева. — И перестаньте так волноваться! Макс, конечно, домашний тиран и любит угрожать, но я уверена, что он не тронет меня, — сказала Ева, стараясь не думать о том, что случилось с матерью. — Да и Силия проследит за тем, чтобы мы не встретились, она совсем этого не хочет! Она очень беспокоится о матери и просила меня приехать. Я просто не могу отказать ей! — беззаботно продолжала Ева, однако ясно видела, что слова ее нисколько не успокоили Джордана. — И вы же знаете, что у меня есть особые причины, чтобы повидать Летицию. Я должна узнать правду о…
— Я знаю, — тихо ответил Джордан. — Но я все равно не буду спокоен, пока вы не вернетесь сюда… целой и невредимой.
Ровно в два часа пополудни Ева подъехала к воротам Уиллоуби и с облегчением увидела, что ворота никем не охраняются. Несмотря на нарочитую уверенность, с которой она говорила с Джорданом, ей было страшно, и сердце ее сильно билось. Спрятав велосипед в олеандровых зарослях, она отошла немного в сторону и стала ждать, нервно поглядывая на часы. Силия задерживалась, и Ева даже подумала, не заставила ли Лекси отменить назначенную встречу. Наконец Силия показалась на веранде.
«По крайней мере долго ждать не пришлось», — с облегчением подумала Ева, наблюдая, как сестра торопливо идет к воротам.
— Привет! — тихо сказала Ева, подойдя к воротам, и заметила, как сильно взволнована ее сестра.
Интересно, подумала Ева, жалеет ли она, что позвала меня?
— Привет, — осторожно ответила Силия. — Хорошо, что ты не передумала. Ночью мама опять несколько раз звала тебя. Она была очень возбуждена. Не знаю, что с ней, но… это касается тебя. Я не представляю, что это может быть… Ты не знаешь? — Она отомкнула висячий замок, впустила Еву и вновь заперла ворота.
Ева не знала, что ответить.
— Я… еще не уверена, Силия, но, может быть, я узнаю это очень скоро.
Сестры быстро шли по аллее к дому, и Ева видела, что Силия нервно поглядывает на конюшню. Еве очень хотелось сказать сестре, как она восхищается тем, что она решилась позвать ее ради здоровья матери, но от волнения Ева не сумела найти подходящих слов: слишком многое должно было решиться в эти минуты. Ее мучил страх: за себя, за Силию, а мысль о том, что очень скоро она сможет узнать тайну своего рождения, совершенно подавляла ее.
— Ты уверена, что Макс спит? — едва сумела сказать Ева.
— Да, — шепотом ответила Силия, как будто боясь, что отец может услышать их. — Я только что послала Джабари проверить. Обычно он спит два-три часа, но знать наверняка нельзя… — Где-то далеко в горах прогрохотал гром, и Силия ускорила шаг, обогнав Еву. Остановившись у лестницы, ведущей на веранду, Силия подождала, пока сестра не подойдет к ней.
— Нужно спешить, — сказала она, поднимаясь по ступенькам. На веранде девушки лицом к лицу столкнулись с Лекси.
Лекси окинула Еву холодным, неприязненным взглядом, нисколько не удивившим Еву. Было ясно, что визит сестры не вызвал у Лекси никакой радости и она не намерена тратить время на дружеские приветствия.
Ева взглянула на Силию, и та, поняв ее мысли, чуть усмехнулась. Лекси, видя, что сестры перекинулись парой слов о чем-то своем, пришла в еще большее раздражение.
— Пойдем скорее, пока нас кто-нибудь не увидел, — сказала Силия и, прежде чем Лекси успела сделать еще какое-нибудь язвительное замечание, слегка подтолкнула Еву к двери.
В родительском доме царила атмосфера преждевременной скорби, и Еву бросило в дрожь. В дверях спальни Летиции Силию неожиданно охватила неуверенность в себе — и Еве показалось, что сестра все еще колеблется.
Старшие сестры понимали, что им придется позвать Еву, но Лекси сразу объяснила Силии свое отношение к визиту младшей сестры: если Макс узнает о приходе Евы, сказала она, Силии не стоит рассчитывать на ее поддержку. Силии еще никогда не приходилось противоречить отцу, и сейчас она сильно волновалась.
Ева хорошо понимала страх Силии.
— Мы уже здесь, Силия, — прошептала она. — Теперь мы не можем просто уйти.
Силия, тяжело вдохнув, кивнула в ответ.
— А мама была сегодня в сознании? — Ева только сейчас наконец решилась спросить сестру о состоянии матери.
— Не совсем. На самом деле утром она лежала очень тихо, это и встревожило нас… Обыкновенно она то теряет сознание, то приходит в себя. Если она сейчас не спит, постарайся не утомлять ее, — ответила Силия. Услышав эти слова, Ева в первый раз поняла, насколько тяжело состояние матери — она почувствовала комок в горле и только кивнула в ответ.
Силия открыла дверь. Сестры вошли в комнату в полном молчании. Ева встала у постели и потрясенно посмотрела на Летицию: в глаза ей бросилось, как бледна и измождена мать и как сильно она постарела всего лишь за несколько дней. Впервые Ева заметила на висках Летиции седину. Но Ева не собиралась показывать сестрам, особенно Александре, свое уязвимое место и была полна решимости скрыть подлинные чувства под маской полного самообладания.
Несмотря на решение сохранять хладнокровие, Ева, дотронувшись до руки матери, не смогла скрыть нервной дрожи. Почувствовав пристальный и злой взгляд Лекси, Ева поняла, что, по мнению сестры, у нее нет права даже прикасаться к матери. Подавив в себе раздражение и злость, Ева бережно опустила руку матери на хрустящую белоснежную простыню.
— Мама, — сказала Силия, погладив лицо Летиции, — к тебе пришла Евангелина.
Все трое сосредоточенно смотрели в лицо Летиции — Силия и Ева с надеждой, а Лекси с обиженным и возмущенным видом.
Силия искоса взглянула на Еву — она видела, как разочарована ее сестра тем, что Летиция не отвечает ей. Сама Силия была тоже расстроена, но только потому, что желала выздоровления матери. Если Ева могла помочь матери, Силия была готова забыть о личных обидах, но Лекси не могла простить Еве, что когда-то она отказалась общаться с ними, и надеялась, что мать совсем не ответит ей.
— Мама, — повторила Силия уже настойчивее, — пришла Евангелина.
Девушки смотрели в лицо Летиции, ожидая увидеть хоть какой-нибудь знак того, что она услышала слова Силии, но лицо матери по-прежнему было безжизненно.
— Может быть, я попробую? — прошептала Ева, посмотрев на Силию.
— А почему ты думаешь, что у тебя получится? — резко спросила Лекси.
— Вреда от этого не будет, — ответила Силия. — Мы же хотим, чтобы мама поправилась.
— О ней не было речи, — Лекси взглядом указала на Еву, — и…
— Я, пожалуй, пойду, если можно, — сказала Ева.
— Это почему же? — повысила голос Лекси.
— Потому что я пришла сюда только из-за того, что Силия сказала… что мать звала меня, — сказала Ева и с испугом почувствовала, что готова заплакать.
Силия и Лекси переглянулись.
Летиция вдруг застонала и слегка повернула набок голову.
— Ев… Евангелина…
— Я здесь, мама! — ответила Ева, беря мать за влажную, покрытую синяками руку.
Веки Летиции задрожали, и она слегка приоткрыла глаза.
Ева наклонилась над постелью, так что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица матери.
— Здравствуй, мама! Как ты себя чувствуешь?
— Все тело ноет… и голова сильно болит, — прошептала Летиция, поднимая дрожащую руку к опухоли на виске.
— Ты упала с лестницы. Ты помнишь это?
Летиция посмотрела на высокий потолок, на котором в ожидании добычи сидело несколько гекконов.
— Я упала с веранды, с лестницы… больше я ничего не помню. Как давно я уже лежу так?
— Это папа тебя толкнул? — холодно спросила Лекси.
— Лекси! — предостерегающе воскликнула Силия, но Лекси даже не взглянула на сестру.
— Нет, Александра… я споткнулась. Наверное, наступила каблуком на подол. Что ты такое сказала?
— Отец очень странно себя ведет. Он пьет… много… бродит по ночам, а днем спит в конюшне. И к дому никого не подпускает.
— Маме не нужно знать об этом! — страшным шепотом проговорила Силия, но Лекси сделала вид, что не слышит ее.
Поняв, что со времени ее падения прошло уже несколько дней, Летиция была поражена. Ей внезапно вспомнилась ссора с Максом, и она с болью в глазах посмотрела на Еву.
— Евангелина… Я хочу рассказать тебе кое-что… Мне давно уже нужно было рассказать тебе…
— Я знаю, мама, — прошептала Ева, прерывая ее — ей совсем не хотелось, чтобы сестры присутствовали при этом разговоре.
— Ты… знаешь? — с сомнением в голосе спросила Летиция.
— Макс… — Ева бросила на сестер смущенный взгляд, — приезжал в Эдем. Он и сказал мне, — неловко закончила Ева.
Глаза Летиции наполнились слезами.
— Мне нужно поговорить с Евангелиной… наедине, — всхлипнула она, повернув голову к Силии.
— Что случилось, мама? — спросила Силия и подозрительно посмотрела на Еву. — Что тебе сказал папа?
— Пожалуйста, оставьте нас, девочки, — сказала Летиция, вытирая глаза платком.
— Ты хочешь сказать Евангелине что-то, чего не хочешь, чтобы знали мы? — раздраженно спросила Лекси.
— Нам нужно кое о чем поговорить… наедине, — ответила Ева. — Пожалуйста, оставьте нас на несколько минут.
Силия и Лекси нерешительно переглянулись. Они чувствовали себя униженными тем, что мать не желала, чтобы они присутствовали при разговоре с этим почти чужим человеком.
— Пожалуйста! — жалобно попросила Летиция.
— Позови нас, если что-нибудь понадобится, — сказала Силия и встала, бросив на Еву недовольный взгляд. — Я скажу Зете, чтобы она приготовила чай, — добавила она, беря Лекси под руку.
Дверь за ними закрылась. Ева повернулась к матери.
— Что тебе сказал Макс? — спросила Летиция, чувствуя, как тяжело бьется сердце.
Ева, услышав ее хриплый пересохший голос, налила в стакан воды из стоявшего подле кровати кувшина и поднесла стакан к губам матери, потом, оглянувшись на дверь, подвинула стул ближе к постели.
— Он сказал… что он не мой отец, — прошептала Ева.
Летиция разрыдалась, чувствуя себя всеми преданной. Как она надеялась, что Макс уступит ей хотя бы в одном и даст возможность самой рассказать Еве правду! Разве он не должен был поступить так? В конце концов она же заявила ему, что не претендует после развода на его имущество. Бессердечие мужа еще раз больно ранило ее, и в который раз Летиция с удивлением подумала, как могла когда-то любить этого человека.
— Я просила его… Я сама хотела сказать тебе правду! — По лицу Летиция пробежала слеза. — Он не имел права…
— Значит, это правда? — воскликнула Ева. — Правда, что Макс… не мой родной отец?
Летиция кивнула в ответ:
— Прости меня, Евангелина, мне нужно было давно рассказать тебе об этом, но я не знала, как и начать… и я… — Глядя на Еву, Летиция почувствовала, как сжимается ее сердце, и отвернулась.
— Ты боялась?
Летиция слабо кивнула.
— Наверное, ты думаешь, что я просто позорно струсила, — добавила она. — Так и есть.
— И почему ты вдруг решила сказать мне правду? — спросила Ева и внезапно почувствовала, что краснеет от стыда — ведь она не раз мысленно обвиняла свою мать в малодушии.
— Я вернулась с праздника… а он бушевал, кричал о твоей статье, просто рвал и метал… Ты могла писать, что считаешь нужным, я сама мысленно восхищалась твоей храбростью. Я думала, что со временем… я тоже сумею набраться мужества. Я… слишком долго боялась его и поняла, что больше не могу жить в постоянной лжи… И, честно говоря, впервые за много лет я почувствовала, как с меня упало это бремя… и я с гордостью сказала ему, что ты, такая чудная, храбрая, независимая — не его родная дочь. Наверное, ты подумаешь, что это было жестоко, но я… — Летиция запнулась, не желая говорить Еве, что Макс угрожал лишить ее наследства. — Он столько лет обращался со мной, как со своей рабыней! Я давно разлюбила его, и признаюсь, я с огромным удовлетворением сказала ему, как сильно я любила твоего настоящего отца.
Потрясенная, Ева молчала.
— Когда ты была совсем маленькая, я не могла сказать ему… Я всегда страшно боялась, что он выгонит меня из дому и я никогда не увижу тебя и твоих сестер. Но время все постепенно меняет — сейчас все вы выросли и больше не нуждаетесь во мне. Прошу, поверь мне, я видела твое горе, Евангелина — я видела боль в твоих глазах, слышала ее в твоем голосе. Я знаю, что никогда не смогу дать тебе то, что ты тогда потеряла… и сейчас все это уже ничего не значит… но я очень виновата перед тобой. — Летиция высморкалась и вытерла глаза. Ева отошла к окну, глядя на падающие с крыши капли дождя. Где-то далеко прогремел гром, обычно пугавший Еву, но сейчас оцепеневшая Ева едва услышала этот звук.
— Я понимаю, ты всегда хотела понять, почему я оставила тебя у Корнелии и Льюиса. Мне стыдно говорить об этом, — продолжала Летиция, снова заплакав, — но, глядя на тебя, я вспоминала о своей тайне. И чем старше ты становилась, тем сильнее ты напоминала мне его… и наконец, — Летиция вновь вытерла слезы, — я поняла, что мне легче не видеть тебя. Это убивало меня, меня мучила вина!
Ева медленно повернулась и посмотрела в лицо матери.
— Кто мой отец? — спросила она.
Летиция прикрыла глаза, и его лицо, как всегда, ясно предстало перед ее мысленным взором. Его теплота, его юмор, его особенное отношение к ней. На ее губах появилась чуть заметная улыбка, и Ева, поняв, что мать сейчас думает о ее настоящем отце, вдруг почувствовала к ней странную нежность.
— Его звали Лютер. Лютер Амос. Его мать была ирландка, а отец — родом с Самоа. Юмор, огонь в глазах достались ему от матери, а от отца он унаследовал физическую силу и мягкий характер. Это был чудесный человек, сильный, и все же добрый, заботливый и такой же сострадательный, как и ты. Когда он был со мной, я чувствовала себя такой счастливой, что не могла не смеяться, даже когда мне этого не слишком хотелось. Это трудно объяснить… но меня так тянуло к нему…
Ева вдруг вспомнила о Джордане и поняла мать.
— И я не могла не полюбить его, Евангелина, — продолжала Летиция. — Я знаю, я была не права… но в тот момент я совершенно потеряла голову. Я, наверное, оправдываю себя, но Макс проводил тогда в Эдеме все время. Он говорил мне, что помогает Патрику советами по хозяйству, но я-то знала, что он… увлекся Катэлиной Хейл.
Ева охнула от изумления.
— Не знаю, чувствовала ли она к нему что-либо… Я никогда не встречала людей, любивших друг друга так, как Патрик и Катэлина… но в тот момент наша жизнь с Максом превратилась в какой-то абсурд.
— И что стало с моим отцом?
— Он… пропал. — Летиция едва сдерживала слезы. Каждый раз, вспоминая о том, как потеряла Лютера, она чувствовала боль в сердце.
— Он бросил тебя?
— Нет. Я думаю, Мило заподозрил, что… между нами что-то есть и… — Летиция замолчала.
— Ты хочешь сказать, что Мило… убил моего отца? — похолодев, спросила Ева.
— Я не знаю, что произошло. Но больше я никогда не видела Лютера. Я бы знала, если бы он был жив. Он не мог просто исчезнуть, не сказав мне ни слова! Это был не такой человек, и он любил меня! Я уверена в этом, как в том, что я живу на свете!
Поняв, что ей не суждено увидеть отца, потрясенная Ева расплакалась.
Глядя на дочь, Летиция чувствовала, что сердце ее готово разорваться от горя.