– Вот твой сок, Элли. Не пролей, пожалуйста. Будь осторожна, ничего не испачкай!
– Кто здесь живет? – спрашивает она, с любопытством вертя головой. – У них есть дети?
– Нет. Здесь живет один дядя.
– Он живет совсем один?
Дочь удивлена. Неужели это возможно? Как дядя может жить один и заботиться о себе?
– Да. И у него всегда чистота и порядок, Элли, поэтому, пожалуйста, будь поаккуратнее.
Она с величайшей осторожностью принимает из моих рук питье, держит чашку обеими руками и очень медленно опускает ее на поднос.
– Хорошо, мамочка, – послушно говорит она. – Я буду аккуратной. Можно мне посмотреть мультик?
Я принимаюсь за уборку кухни и слышу, как в гостиной смеется Элли. Я тоже улыбаюсь, протирая духовку, микроволновую печь, столы, которые и без того сияют чистотой. Работа не бей лежачего. Даже не верится, что мне за это платят. Потом я вспоминаю, что Луиза уезжает и мне нужно договориться, у кого чванливая матушка Алекса Чапмэна будет оставлять мои деньги. Вспомнив о Луизе, я перестаю улыбаться. Наверное, нужно подать объявление, чтобы найти парочку новых клиентов. Или попробовать обойтись без них, пока Элли не пойдет в школу? Тогда я смогу подыскать нормальную работу. Но что будет с Элли во время школьных каникул, если я так и не помирюсь с Фэй?
У меня портится настроение.
Конечно, я помирюсь с Фэй, как же иначе.
Все эти годы мы были так дружны, она должна сделать первый шаг и извиниться. Она поймет, как подло она поступила, используя нашу дружбу, сделав меня прикрытием для своей лжи, своего романа, и не сказав мне ни слова. Она еще приползет ко мне и будет умолять простить ее, куда она денется.
– Мамочка! – кричит Элли из гостиной. – Мамочка, я пролила чуточку, капельку апельсинового сока…
В половине девятого я глажу белье, и в это время звонит Мартин.
– Кто? – нелюбезно переспрашиваю я. Я совсем забыла про него.
– Мартин. Друг Нила.
– Ах да.
Я не знаю, что сказать. Пожалуй, «что тебе нужно?» прозвучит грубовато.
– Просто хотел узнать, как у тебя дела, – неуверенно говорит он.
– Прекрасно.
Почему бы и нет? Ему-то что за дело?
– Я слышал, что вы с Фэй… поссорились.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказал Нил. Извини. Звучит так, точно мы сплетничаем о тебе.
– Ты прав.
– Извини, – повторяет он.
Воцаряется неловкое молчание. Мне хочется попрощаться и повесить трубку.
– Я беспокоился за тебя, – говорит он неожиданно громко, точно решил высказать, что у него на душе. – Я знаю, ты очень рассердилась…
– У меня были основания.
– Я тебя не упрекаю. Если бы так поступили со мной, я чувствовал бы то же самое. Но я подумал, что, наверное, Фэй не хотела… то есть… она просто не подумала.
Я не желаю это слушать.
Я не хочу, чтобы тот, с кем я едва знакома, искал оправдание для поступка Фэй. Его мнение меня не интересует.
– Меня не интересует, что ты об этом думаешь, – резко обрываю его я. – Это касается только меня и Фэй.
– Да, – соглашается Мартин. – Прости, – повторяет он совершенно убитым голосом.
Внезапно я понимаю, чего ему стоило мне позвонить. Скорей всего, теперь он проклинает себя за это. Я была в скверном настроении, когда мы расстались, и сегодня, когда он пытается утешить меня, я веду себя как настоящая стерва. Он не виноват в том, что случилось, и, сказать по правде, пока я не узнала про Фэй и Нила, мне было очень весело с Мартином.
С одной стороны, я больше не намерена иметь дело с мужчинами вообще и с другом Нила в частности.
С другой стороны, когда тебе не с кем поговорить, кроме четырехлетнего ребенка, когда по утрам ты в гордом одиночестве убираешь чужие квартиры, а по вечерам по-прежнему одна занимаешься домашним хозяйством, возникает желание пообщаться с себе подобными.
– Ты не виноват, – говорю я.
– Я очень надеялся, что ты это поймешь, – отвечает он с облегчением. – Хочешь, поговорим об этом?
– Нет. Лучше поговорим о машинах. Или о футболе. Или о политике. Только не про Фэй и Нила. Договорились?
– Идет.
Он мнется.
– Наверное, ты не можешь пойти куда-нибудь выпить?
– Нет. Я только что уложила дочку. Но если хочешь, можешь зайти.
Я убираю гладильную доску, выключаю телевизор и включаю музыку. Раздумываю, не сменить ли джинсы на что-нибудь другое, но решаю оставить все как есть. Не хочу выглядеть так, словно я придаю этой встрече большое значение. Странно, что ко мне кто-то придет. Да еще мужчина.
Раздается негромкий стук в дверь.
– Я не стал звонить в звонок, чтобы не разбудить твою дочку, – тихо говорит он, и я невольно улыбаюсь.
Он купил бутылку вина. Я приношу с кухни стаканы и открываю пачку чипсов, купленных для Элли. Мне неловко, что стаканы разные, чипсы – самые дешевые, а мебель – обшарпанная.
– Извини… у меня все немного… – начинаю я, неопределенно обводя рукой комнату.
– Не извиняйся, – улыбается он. – Все прекрасно. Я не надеялся попасть в королевские покои. Скажи, где ты этим занимаешься? – Он с любопытством озирается.
– Чем?
– Где ты пишешь? Наверное, компьютер стоит в другой комнате?
Компьютер мне бы не помешал. Лишняя комната тем более.
Я вспоминаю уютный маленький кабинет Алекса Чапмэна и брякаю:
– Я работаю не здесь. Не люблю смешивать дом и работу.
– Правильно. – Он одобрительно кивает и разливает вино. – Так где же?
– Я снимаю небольшую квартирку, – беспечно говорю я. – Там я держу компьютер и использую ее как офис.
– Здорово. Нелегко, наверное, снимать две квартиры.
– Надеюсь, это ненадолго, – поспешно отступаю я. Господи, что я несу.
– Я тоже так думаю. Когда ты станешь знаменитой, дела сразу пойдут в гору! – говорит он и улыбается.
– Да. Твое здоровье! – я делаю большой глоток. Черт. Как мне из этого выпутаться? – Ну, хватит обо мне. Теперь давай поговорим о кардиологии!
Бутылка быстро пустеет. Мартин рассказывает мне разные истории о своих коллегах из больницы.
– Про пациентов рассказывать нельзя, – объясняет он. – Это врачебная тайна.
Он заводит разговор про наши прежние связи. Мне неловко говорить об этом, но я боюсь, что иначе разговор снова зайдет о сценариях.
– Давно ты рассталась с отцом своей дочки? – деловито спрашивает он.
– Прошло восемнадцать месяцев, – говорю я. – Он нас бросил. Нашел другую женщину.
Сказать по правде, я сама выгнала его, когда узнала про то, что у него появилась другая, но это не важно.
Мартин сочувственно качает головой.
– Моя бывшая бросила меня прошлым летом, – говорит он. – После таких вещей теряешь веру в себя.
С минуту я размышляю над этим. Заставил ли меня Дэниел потерять веру в себя? Да, он разбил мне сердце, вверг меня в бездну отчаяния, заставил плакать, негодовать, кричать, бить посуду и сторониться мужчин. Но при этом я научилась жить, когда это кажется невозможным, надеяться только на себя, заботиться о себе и своем ребенке и быть счастливой.
– Мне кажется, – задумчиво говорю я, – теперь я верю в себя больше, чем раньше.
Он удивленно приподнимает брови.
– Без этого мерзавца мне стало лучше, – решительно говорю я и с удовольствием допиваю оставшееся в стакане вино.
– Скорей всего, так оно и есть, – улыбается Мартин. – Но он, наверное, просто был не тем, кто тебе нужен.
Не тем, кто мне нужен?
Я чувствую знакомую мимолетную острую боль, от которой сжимается сердце и перехватывает дыхание.
Мы с Дэниелом идеально подходили друг другу.
Мы были как две половинки единого целого, как пара башмаков. Мы одинаково думали, говорили на одном языке, смеялись над одними и теми же шутками.
Знаете, что он сказал, когда узнал, что мне известно о его романе? Когда я сообщила ему, что эта тварь позвонила, спросила его и бесстыдно заявила, что вечером у них свидание? Когда я кричала на него, рыдая и осыпая упреками, пытаясь дать выход невероятной, немыслимой боли?
– Я думал, ты поймешь, – сказал он. – Мне казалось, мы выше этого.
Да, представьте себе.
– Могут ли какие-нибудь отношения выдержать это? – спрашиваю я Мартина. Я немного опьянела. Выпила немного, но пила слишком быстро. – Могут ли двое пережить чей-то роман на стороне? Можно ли принять такое и жить дальше?
– Да, – сказал он. – Видимо, да. Это случается сплошь и рядом.
– А Фэй? Что будет с Саймоном, если он узнает? Об этом она подумала? Станет ли он закрывать на это глаза? Простит ли ее?
– Возможно, об этом она не думала. Она увлечена и не верит, что он об этом узнает.
– Что ж, будем надеяться, что нет, – с жаром говорю я. – Он этого не заслужил.
Мартин серьезно смотрит на меня.
– Я тоже так думаю.
– Хочешь кофе? – спрашиваю я, внезапно решив, что пора немного протрезветь.
– С удовольствием. Я помогу.
Я поднимаюсь, но, слегка пошатнувшись, падаю на него. Он успевает подхватить меня под руку, и внезапно мне делается безумно весело. Я хохочу как сумасшедшая.
Господи, что здесь смешного? Мало того что я напилась, теперь еще корчусь от идиотского смеха. А ведь я в первый раз пригласила беднягу к себе.
Но чем больше я стараюсь справиться с собой, тем сильнее душит меня смех. Взглянув на Мартина, я вижу, что он тоже смеется, и это лишает меня последних сил.
– Извини… я не знаю, почему я смеюсь, – с трудом выговариваю я.
– Ничего, все нормально! – отвечает он, продолжая поддерживать меня, словно я в любую минуту могу упасть, что на самом деле не так уж далеко от истины. – Не переживай… с тобой очень весело.
Он произносит эти слова и целует меня.
Я мгновенно трезвею.
Гораздо быстрее, чем от кофе.
Мы отстраняемся друг от друга и вытираем губы. Нам обоим неловко, что вполне естественно после долгого влажного поцелуя с едва знакомым человеком. Во всяком случае, не настолько близким, чтобы не смущаться из-за струйки слюны на подбородке.
Мы оба не знаем, что сказать.
– Э…
– Гм…
– Так, значит, кофе?
Мы идем на кухню, избегая смотреть друг на друга. Я наливаю воды в чайник, включаю его и показываю ему, где стоят кружки. Достаю банку с кофе и принимаюсь рыться в ящике в поисках ложки. В этот момент он обнимает меня сзади, поворачивает к себе лицом, я отставляю банку с кофе и обвиваю руками его шею, и на этот раз поцелуй уже не застает меня врасплох, и никакой неловкости нет, и это очень приятно. Да, я прекрасно помню, я говорила, что больше не желаю иметь дела с мужчинами. Но внезапно я вспоминаю восхитительное, давно забытое ощущение. Так какого черта? Прошло уже столько времени, а я ведь живой человек.
И все же, увы, последнее, что промелькнуло у меня в голове, было: Дэниел!
Среда
Утром еще издалека я слышу, как за дверью заходится лаем Тоссер.
– Замолчи! – слышится голос Дотти, когда я звоню в дверь. У меня нет ключа от ее квартиры. В этом нет необходимости. Дотти всегда дома.
– Замолчи, глупый пес! Это же Бет! Не то заткну тебе пасть носком!
– Что это с ним? – начинаю я, но когда дверь открывается, от неожиданности осекаюсь на полуслове.
Дверь открывает одна из старушек-соседок. На ней фартук Дотти. В руках она держит полотенце Дотти, а Тоссер рычит, подбираясь к ее ногам.
– Бет, милая, проходи, – бодро говорит она и, не закрыв за мной дверь, поворачивается и идет на кухню.
По пути она стряхивает Тоссера со своей лодыжки.
– Перестань, ты ведь хорошая собачка. Проходи в гостиную, Бет, я принесу тебе чаю.
Сбитая с толку, я смотрю ей вслед. Я пришла на работу или на утреннее чаепитие?
– Это ты, Бет? – кричит из гостиной Дотти. – Девочка моя, иди сюда, да поживее! Хочется увидеть молодое лицо – эти старухи меня утомили!
Она сидит на диване, обложенная подушками, в розовом стеганом халате, ноги прикрыты одеялом. В вазе на камине стоят несколько увядших тюльпанов, на их засохших стеблях поблескивает фирменный ярлык супермаркета «Теско». Рядом с вазой стоит зловещего вида открытка с пожеланием скорейшего выздоровления. Газовая горелка включена на полную мощность, в комнате нестерпимо жарко, и, увидев рядом с Дотти бутылочку с таблетками, я теряюсь окончательно.
– Что случилось? – спрашиваю я, чувствуя, что внезапно у меня начинает першить в горле. – Вы заболели?
– Ну конечно нет, детка, за кого ты меня принимаешь? Думаешь, я такая же трухлявая развалина, как эти старые перечницы? Нет, слава богу, я еще в самом соку, иначе все могло бы кончиться куда хуже… Тогда вместо меня здесь лежал бы просто мешок с костями… – она слегка запинается.
– Так что произошло? – снова осторожно спрашиваю я, присаживаюсь на диван и беру ее сухую мягкую руку, которая беспокойно теребит одеяло, в свою ладонь.
– Она очень неудачно упала! – радостно сообщает милая старушка-соседка, открывая дверь в гостиную пинком ноги в меховом тапке, и неосмотрительно ставит поднос с чайными чашками на край стола. – Давай, Дот! Выпей чаю! Прими свою таблетку! Делай то, что сказал доктор!
– Доктор, доктор… этот доктор просто старый болван, – хмурясь, бормочет Дотти. – Не знаю, Эди, зачем вообще нужно было его звать.
– Доктор знает, что делать, – недовольно поджав губы, говорит Эди. – Он сказал, что тебе нужно тепло и покой. И таблетки.
– А я не желаю глотать проклятые таблетки! – кричит Дотти, хватает бутылочку и швыряет ее за диван. Там ее немедленно подбирает Тоссер и, зажав добычу в слюнявой пасти, убегает прочь. Он встряхивает ее, словно крысу, и, услышав грохот таблеток внутри пузырька, останавливается как вкопанный, с налитыми кровью глазами.
– Фу, брось! – взываю я без надежды на успех.
Он смотрит на меня с нескрываемой ненавистью, утробно рыча. Так рокочет дремлющий вулкан, из недр которого вот-вот вырвется смертоносная стихия.
– Хорошая собачка, – сконфуженно бормочу я. Бутылочку я заберу потом, когда он заснет или когда я пойму, что готова лишиться пары пальцев.
– Нужно делать то, что сказал доктор, – наставительно повторяет Эди, удаляясь на кухню. – Мы с Норой всегда принимаем таблетки, которые прописывает доктор.
– Вы с Норой – старые клячи, – яростно парирует Дотти. – На самом деле они неплохие старушки, – говорит она, когда Эди, оскорбленно поджав губы, закрывает за собой дверь. – Они так добры ко мне, бедняжки. Мало того что сами еле ноги таскают, так им еще пришлось суетиться вокруг меня.
Я с ужасом вижу, что по ее пухлой щеке катится слеза. Я отбрасываю в сторону одеяло и порывисто обнимаю ее.
– Не надо! Не плачьте! Перестаньте, это так на вас не похоже! – увещеваю я. Еще немного, и я тоже расплачусь. – Вы непременно поправитесь. Вы же боец, Дотти!
– Ты права, милая. Ты права, – кивает она, сжимая мою руку.
Похоже, больше она не в состоянии что-либо сказать.
– Расскажите, что произошло? – спрашиваю я Эди, выйдя на кухню. Чтобы как-то загладить грубость Дотти, я достаю пакетик шоколадного печенья, а сама принимаюсь мыть посуду.
– Она вышла на улицу выбросить мусорный мешок. Мы с Норой все видели, мы смотрели в окно, – важно говорит Эди. – Следом выскочил Тоссер, и она ухватила его за ошейник, чтобы он не выбежал на дорогу. Он рванулся, и она упала. Лично я считаю, что с таким здоровым псом ей не справиться, – добавляет она, явно гордясь, что высказала свое мнение.
Да с ним не справиться и всей Британской армии, не то что Дотти.
– Она что-нибудь сломала? Вы вызвали «скорую»?
– Нет. Мы вызвали доктора Али-Хана из поликлиники. Он был очень любезен, – говорит она напористо, словно я выразила сомнение в правильности ее выбора.
– Прекрасно. А он вызывал «скорую»?
– Да. Он попросил разрешения воспользоваться телефоном.
Я стараюсь всем своим видом продемонстрировать, что манеры доктора Али-Хана произвели на меня должное впечатление.