Она, бл*дь, заорала.
Он вколотился в неё снова, закрыв глаза и войдя так глубоко, как только мог.
Он почувствовал в ней шок, неверие, услышал, как её сердце замерло в груди, дыхание перехватило, горло сжалось. Они так и застыли, а потом она, задыхаясь, вцепилась в него. Её руки обвились вокруг него, и ноги тоже. Казалось, каждая часть её тела обхватила его, и что-то в том, как она держала его, снова и снова заставляло его грудь и горло сжиматься, сбивая его с толку и вместе с тем возбуждая.
Он толкнулся в неё — тяжело, всем своим весом навалившись на неё.
Она выкрикнула его имя.
Это тоже потрясло его.
А потом он чуть не укусил её.
Он чувствовал, как она тянется к нему, желая большего, желая большего, ещё сильнее… ещё больше.
Он пытался дать ей то, чего она хотела.
Он держал свой рот подальше от неё, подальше от её плоти, когда замедлил темп, но в груди зародилась боль, когда он приподнялся над ней. Его клыки вытянулись, когда он поднял голову и грудь. Он не чувствовал никакой нервозности, которую обычно улавливал от людей, когда становился агрессивным, и уж тем более когда его клыки удлинялись, превращая его в животное, в монстра.
Он не чувствовал, чтобы она отстранялась или хотела, чтобы он поумерил пыл.
Её притягивание лишило его последних остатков рассудка, способности понимать, что происходит… или даже следить, причиняет ли он ей боль.
Она всё ещё повторяла его имя.
В этом было что-то такое мягкое… такое безумно открытое и мягкое.
Он схватил её за волосы, вкладывая каждую унцию своего веса в каждый толчок, по крайней мере, насколько мог, учитывая, как крепко она обхватывала его, особенно ногами.
Он нашёл угол проникновения, который ей нравился.
Он нашёл угол проникновения и темп, которые ей нравились, и она издала протяжный крик.
Он обнаружил, что хватает ртом воздух, несмотря на отсутствие потребности в дыхании.
Он понял, что какая-то часть его пытается заговорить с ней, неким образом общаться с ней, заставить себя выдохнуть, заговорить, пока он продолжал двигаться под этим углом всё сильнее и неспешнее, заставляя её замедляться вместе с ним. Какая-то его часть хотела снова накричать на неё, может быть, просто доминировать над ней, опять-таки в такой манере, которую он не мог нормально объяснить.
Он стал двигаться более размеренно, наблюдая за каждым мускулом на её лице, пока не увидел, как её глаза изменились до такой степени, что он уже не мог мыслить связно.
Он стал откровенно трахать её, жёстко, ещё жёстче…
Затем она кончила, и он застонал, чувствуя её спазмы вокруг себя, наблюдая, как её голова запрокинулась назад, а её тело прижалось к нему, двигаясь в каком-то животном ритме, который заставил его прикладывать все усилия, чтобы не укусить её хотя бы для того, чтобы почувствовать, каково это для неё.
Он замедлил темп, подождал, затем снова начал двигаться размеренными движениями.
Она кончила во второй раз, и он сорвался…
Затем он достиг оргазма, стиснув её так же крепко, как она сжимала его. Его руки обхватили её плечи и талию, заставляя прогнуться в пояснице, чтобы он мог войти глубже, вминаясь в неё, пока она говорила с ним, рассказывала ему…
Боже, он едва её слышал.
Она рассказывала ему, каково это, как чертовски приятно это ощущалось, как удивительно-чертовски-хорошо ощущался его член…
Она просила укусить её.
Она умоляла укусить её, чтобы она могла почувствовать его.
Она говорила ему, как сильно хочет, чтобы он пил из неё.
Он застонал, когда она добралась до последнего, вышел из неё, заставляя себя сделать это хотя бы для того, чтобы остановиться, отстраниться.
Он вышел из неё, но не смог заставить себя отодвинуться.
Вместо этого он лёг рядом с ней и попытался успокоиться.
Он изо всех сил старался думать, успокоиться нах*й.
Он лежал на ней, стонал и пытался успокоиться, всё ещё обнимая её слишком крепко, достаточно крепко, чтобы беспокоиться о том, не причиняет ли ей настоящую боль.
Когда он снова смог видеть, она целовала его шею, её язык и губы ласкали и притягивали его кожу. Она прошлась от его подбородка вниз к основанию шеи, затем её пальцы оказались в его волосах, и она покрыла поцелуями его лицо, слегка подталкивая руками, чтобы заставить его отодвинуться от неё, перевернуться на бок.
Он быстро подчинился, уже чувствуя, чего она хотела, и едва не задохнулся. Она скользнула вниз по его телу, затем взяла его в рот… и он схватил её волосы руками, всё ещё стараясь успокоиться, когда она начала целовать его член, поначалу безумно медленно, с чувственностью, которая затмила его разум.
Спустя некоторое время он перестал заботиться о том, чтобы успокоиться.
Он перестал обращать на это внимание.
Он понятия не имел, как долго она продержала его на грани.
Он впал в это состояние без-рассудка почти с облегчением.
Он ничего не мог осознавать в этом состоянии.
Он не мог заставить себя думать о чём-то ещё, кроме этого.
Когда он кончил, это потрясло его.
Было больно. Чертовски больно, и он застонал, наполовину от боли. Он пребывал в таком жидком, наполненном наслаждением, полностью загипнотизированном состоянии… что кульминация пришла как шок, болезненный, скрученный толчок удовольствия и боли, который заставил его трахать её в рот, сжимая пальцы.
Она двигалась вместе с ним.
Она двигалась вместе с ним, и он застонал, глядя на неё.
Она оставалась с ним, пока он не закончил.
Затем она отпустила его, и он рывком притянул её, прижимая к себе, чтобы поцеловать в губы, в шею, в грудь. Его пальцы снова скользнули в неё, и он хотел попробовать её на вкус, как она пробовала его.
Она услышала его.
Она, бл*дь, слышала его в тот раз… он не сомневался в этом.
— Ник, — она целовала его лицо, шею, целовала и кусала его плечо. — Ты можешь делать всё, что захочешь. Ты можешь делать всё, что захочешь.
Его глаза закрылись.
Она бормотала слова, задыхаясь, её глаза остекленели, волосы прилипли к вспотевшей шее. Её пальцы вцепились в его плечи, ногти впились в кожу.
— Можно, Ник. Обещаю, тебе всё можно. Я хочу, чтобы ты это сделал… Хочу…
— Я не собираюсь тебя кусать, — сказал он.
Он встретился с ней взглядом, изо всех сил стараясь удержать его, увидев раздражение и вздрагивание от боли, когда его слова дошли до неё.
Он понял, что ей больно.
Эта чёртова боль видящих…
Боже, он совсем забыл об этом.