— Спасибо. Спасибо.
— Боже, — Кан вскидывает оружие, Эдвард и Мара следуют его примеру.
— Твое обещание, — говорит Зарин, обернувшись к нам. — Что оно значит?
Она оглядывается, когда тварь исчезает.
Мы замираем, прислушиваясь. Давящее ощущение страха, морок, сопровождающий Плутона, спадает. Ушла. Я требую:
— Идите. Сейчас, — Ветер дергает плащ, толкает в спину — скорей! Меня наверняка ищут.
Первые капли дождя бьют по голове и плечам. Плохая примета — думаю я, пока под ногами поднимаются травы, скрывая опустевшую могилу — грунт едва заметно просел, а расколотое огнем надгробие накренилось вперед. Воздух еще пахнет дымом, но скоро его смоет грозовая свежесть. Я отступаю по тропинке и повторяю заклинание, шаг за шагом заметая следы присутствия. Другие маги уже исчезли в темноте под раскидистыми дубами. Небо над прогалиной разрезает молния, спустя несколько секунд сквозь вой сирены продирается гром. Морщусь: звук тревоги вибрирует в костях, уши заложены, а в горле стоит ком. Я связал себя с чарами барьера чересчур крепко, и теперь пожинаю плоды.
Развернувшись, ускоряю шаг. Тень дожидается в комнате, нужно соединиться быстрее: капитан блока не может проспать тревогу.
Дождь усиливается, нарастает тяжесть в солнечном сплетении.
Ливень поможет, смоет лишнее — повторяю про себя, ныряя в непроглядную тьму под деревьями. На задворках сознания мерцает боль.
Дождь — это Висия, Висия — смерть, стыд, вина. А еще огонь: багряный жар углей под вуалью пепла, золотые искры на обломанных гранях. Похоже горит и Илай, горели многие до них. Встретив Зарин Аваддон, я ожидал подобного, но ее сила…
Она сияет как солнце, — предупреждала Нина, а я не поверил. Дурак. Чертов самонадеянный идиот! Тщательно, месяцами, выстраивал план, и в конце не проверить девушку перед знакомством с тварью!
Все казалось идеально простым. Тварь хотела умереть. Она жаждала, требовала освобождения от мучений, которым ее подвергали в лабораториях. Я подарил ей свободу — не смерть, но девочку-солнце Зарин Аваддон, мага сильного и целостного, способного вынести клятву Высшей твари. Не удивительно, что Плутон ухватилась за возможность сбежать. И теперь я сам бегу сквозь ночь, которая пахнет Висией и озоном, чтобы скрыть свой промах и попытаться… не знаю, ничего уже не исправить…
Приближаются оранжевые огни над оградой. За ними сияют белым прожекторы на крышах. Торможу у калитки и опираюсь о покрытый сигилами металл, прижимаюсь лбом. От холода мысли проясняются. Неважно, что потом станет с тварью и девушкой, сейчас я должен скрыть свое участие. Сконцентрироваться, собрать знак невидимости — сквозь вой сирены призываю силу. Еще раз. Отвечает неохотно, будто спросонья, поворачиваясь на другой бок тяжелой глыбой. Давай же!
Бью кулаком по стене, в милионный раз ругаясь, что мне досталась такая. Лучше бы огонь или вода, тревожный ветер — любая из четырех стихий, кроме земли, которая вызывается счастьем. Я несчастлив уже много лет, не могу представить себя счастливым, только вспомнить, но воспоминания бередят старые раны.
Висия. Дождь. Смерть. Стыд. Вина.
Хватит! Сосредоточься!
Давай: Висия увлеченно рассказывает о новых чарах, порывается показать — огненные, прямо в комнате! А я и не спорю, и вот уже в его ладонях пляшет пламя… да, вот так… теперь я невидимка. Путь открыт.
Незамеченным прохожу насквозь толпу возле бара. Впервые на моей памяти площадь ярко освещена, горят и высокие окна тренировочного корпуса, и аудитории научного. Дождь хлещет по голове, плечам. Ручейками из переулков стекаются люди. Многие кутаются в одеяла поверх домашней одежды — хмурюсь. Оружие дай бог у половины. Ужасная подготовка. После нужно будет поговорить с капитанами блоков.
Хмыкаю, встряхнув мокрыми волосами. Мне стоит волноваться совсем о других вещах.
Несколько поворотов, длинная цепочка заброшенных складов, и я выхожу к зданию общежития искателей. Поникшие ржавые фонари сияют ослепительным белым, обозначая каждую трещину, каждый скол старого камня. Следы огня. Между лопаток пробегает холодок. Поежившись, перескакиваю через растрескавшиеся ступени с проросшей травой, ныряю в холл. Гостинная впереди полна людей. Все в форме и вооружены — ловлю себя на улыбке. Олаф и Смуглянка разговаривают в центре. По скрещенным на груди рукам и хмурым лицам понимаю, что безнадежно опоздал.
Маги нарушают общий протокол, повинуясь моему приказу собраться в корпусе, а не на главной площади, и если Адамон узнает… впрочем, у него на ближайшее время хватит проблем, а там разберусь.
Коридор у моей комнаты, по счастью, пуст. Преодолеваю последние метры и со вздохом захлопываю дверь. Глаз цепляет сидящая на кровати фигура. Черная, мутная, в ней завихряется дым с хлопьями сажи — отсветы из окна бурлят внутри тени, внутри меня пульсирует звук сирены. Вновь думаю, что пора отпустить тот день.
Если бы план с Зарин сработал правильно, я бы… смог?
Не уверен.
Зажмурившись, прислоняюсь к двери. Во рту горечь. Знобит от холода. Спина ноет. Завтра боль усилится, пронзит поясницу, бедра, свернется тяжестью в животе.
Мне хочется кричать, но я только опускаюсь на корточки и обхватываю колени, сжимаюсь в комок. Тихий стон сливается с уличным воем. Под веками мелькают золотые пятна. Стискиваю зубы, слушаю колотящееся сердце. Мне нужно идти, нужно быть собранным и внимательным.
Я обязан разобраться с последствиями собственной глупости.
Выдыхаю заклинание, проверяя барьер. Олаф приходил дважды, Смуглянка — четыре раза. Ладно. Теперь нужно соединиться с тенью.
С трудом поднявшись, бреду к кровати. Сажусь в тень — меня обнимает влажное тепло, будто надел свою же срезанную кожу. Поежившись, жду, пока прирастет. Чертову вечность, и почти мгновенно проваливаюсь в беспамятство. Прихожу в себя уже свернувшись клубком, от резкого стука в дверь.
— Иду!
Остаток ночи проходит как в тумане с редкими отчетливыми картинками. Вот на меня налетают Олаф и Смуглянка и, перебивая друг друга, рассказывают об освободившейся твари. Вот я в администрации, и отвлекающийся на пиликающие телефоны Адамон выдает указания капитанам блоков. Вот иду вдоль периметра, прозванивая чары барьера метр за метром, следом толпятся маги технического блока. Спускаюсь в Заповедник, где Советник Байра и переминающийся с ноги на ногу главный техник Костром Лиед пытаются разгадать тайну побега Плутона, пока бледный до синевы уборщик вытирает кровь с пола. Труп охранника уже унесли. Я стискиваю кулаки и киваю Сойту Роэну. Мужчина глубоко затягивается сигаретой, выдыхает дым вниз. Адамон морщится, когда бывший полицейский стряхивает пепел на пол. Но молчит. В Заповеднике курить запрещено, да только Сойт Роэн лучше прочих читает в красных брызгах и разводах:
— Охранник стоял у камеры, когда окошко взорвалось. Осколки повредили лицо. Он бросился к столу с сигнальной кнопкой. Стрелять начал оттуда, значит — пистолет держал в ящике, а не кобуре, согласно уставу. Тварь билась в дверь, было время достать оружие и прицелиться. Он попал, — мужчина указывает сигаретой на черные ошметки плоти у косяка. Стальное полотно двери, согнутое до угла, валяется в противоположном конце зала. Я оглядываю заколдованные до непрозрачности окна камер. Создания в них могли бы многое рассказать о случившемся. Кто-то и расскажет — позже, под пытками. Небыстрый процесс, поэтому мы слушаем хриплый голос Сойта Роэна и представляем:
— Тварь отскочила туда, — царапины в кладке, — он выстрелил еще три раза, — созвездие отверстий, — следующим прыжком она настигла и вцепилась в голову. Мгновенная смерть, — мы смотрим на розовую жижу под шваброй уборщика. Тот съеживается и замирает. Мигает свет. Байра вскидывает голову, раздраженно щурится.
— Сеть восстановили, последние наладки, — быстро вставляет Адамон. Поворачивается к выходу, прислушиваясь. По коридору приближаются шаги.
— Труп второго в архиве, — ровно продолжает Сойт Роэн, — сломан в позвоночнике, следов борьбы нет. Напала со спины. Поднялась лестницей наверх, входную дверь вы видели, — враз постаревшую на тысячу лет: железо рассыпалось ржавой пылью.
— Тварь подпиталась страхом и плеснула магией, — говорю я. Входят профессор Хайме и Советник Гофолия.
— Дорвалась, — с ненавистью выдыхает Рамон. Обвислое лицо Советника, дрогнув, собирается складками:
— Чего еще ожидать от темного создания.
Большего — молчу я. У твари было время поразвлечься. Прогуляться в лаборатории. Напиться досыта ужасом и агонией, помучить тех, кто дразнил ее день за днем из-за чар защитного контура.
Она поступила иначе.
Присаживаюсь у останков барьера камеры. Трогаю дырчатые линии: узор, обычно невидимый, протравился в камне пола, заполнился желтым трупным соком. Нюхаю пальцы: кислый запах с примесью мочевины. Признак смерти от слабости. Кожа немеет, а жидкость приобретает зеленоватый оттенок, согревшись — значит, знак разложился не более четырех часов назад.
— Это все очень интересно, но как она прошла сквозь барьеры? — Хайме приближается к Байре, упирает руки в бока. Тот смеривает ученого тяжелым взглядом:
— Заклинание лопнуло, когда потеряло основу. Дух хозяина твари.
— Что с ним? — шелестит, гримасничая, Гофолия. Отворачиваюсь. И замечаю нечто, выпадающее из уравнения Сойта Роэна. Осколок. Скругленный, тонкий, — один из сотен в сверкающей куче битого стекла. Не от окна, те в сантиметр толщиной, — кусочек колбы, еще в присыпке праха. Амулет, выдаваемый всем огненным для защиты от тварей. Искоса гляжу на мужчину. Тот, легко качнув головой, проводит по карману на куртке. Молодец. Прячу находку в рукаве плаща. Отвечаю:
— Тлалока больше нет. Я ходил на могилу. Заклинание цельное, связь с барьером камеры не нарушена. Дух Советника просто… ушел, а вместе с ним ушла сила, державшая Плутона взаперти, — Костром хмурится и поджимает губы: он, главный техник, должен информировать Совет о причинах обрушения барьера. Я вскидываю бровь в ответ на полный неприязни взгляд. Старик скрещивает руки на груди и каркает:
— Подобное случается. Духи тоже заканчивают свое существование.
Байра морщится:
— Тварь также преодолела барьеры Заповедника, архива, главный контур. Чары не заметили ее. Я не нахожу причин подобному. Она должна была ломать каждую систему, но ей не пришлось.
— Я могу это объяснить, — выпрямляюсь и смотрю в глаза Байры — голубые, яркие и колючие. Его загорелая кожа золотится под слепящим светом ламп. Мне вдруг кажется, что в каштановых волосах с нашей последней встречи поубавилось седины. И морщины будто потеряли глубину…
— Даниель? — смаргиваю. Сжимаю кулаки — в ладонь впивается осколок колбы. Черт.
— Советник Тлалок по рангу имел доступ в любую точку Университета. Тварь носит в себе часть его души. Барьер камеры был нацелен запирать именно эту искру, но остальные, наоборот, должны были пропускать ее повсюду, — Байра с шумом втягивает воздух:
— Ты хочешь сказать, пятьсот лет назад, когда Тлалок умер, никто не подумал о возможном побеге? И все это время… мы сами пропускали огромную дыру в безопасности? — он поворачивается к задеревеневшему Кострому.
— Да. Телесный след Советника есть в ключевом сигиле, — я внес его, чудом успев спасти кость, пока зажженное Зарин Аваддон пламя не поглотило скелет.
— Вы ничего об этом не знаете? — Гофолия спрашивает на грани слышимости. Костром сереет. Именно он принимал дела от предшественника и проводил инспекции последние лет двадцать. Я отвожу взгляд. Пусть старик лишь формально числится главным техником, а по-настоящему управляет чародеями Байра — кто-то должен понести наказание за случившееся. Уж точно не смуглый маг, который, сомкнув веки, уже сосредоточился на проверке системы. Советники связаны с защитой Университета на ментальном уровне, им нет нужды спускаться в подвалы к рисункам формул, нырять в их зеркальные сердца — где пропадают ощущения тела и времени, где чары становятся многомерными, перепутанными, полными эмоций живых-мертвых людей. Повожу плечами, прогоняя холод из затылка. Вспоминаю нить Тлалока: дрожащую, истрепанную. Безумие в ней заставляло мысли скакать галопом, швыряло чувства из эйфории в ледяной ужас. Тварь жила в этом столетиями. Отворачиваюсь и вхожу в камеру. Узкая, всего пара метров, и невыносимо белая. Голоса Советников и Хайме отдаляются, стоит приложить руку к выцарапанной на стене формуле.
— Послание твари, — говорит за спиной Сойт Роэн. — Угроза.
В мозгу возникает картинка: ревущее пламя глодает оскаленный череп. Точно так сгорел Тлалок, когда Зарин Аваддон заявила права на Плутона.
— Возможно, — облизываю губы. Или триумф свободы. Прощание. Сожаление об утрате… В зале плещется эхо шагов: маги и Адамон уходят прочь. Проверить, не добралась ли тварь до святая святых — личной библиотеки Совета с хранилищем артефактов.
— Так чье это? — на грани слышимости спрашивает мужчина. Я роняю окровавленный осколок в карман, промакиваю платком порез.
— Нового хозяина твари, — которая зажгла сигил разрыва единым мощным выбросом — словно солнце взошло. Семьдесят пять процентов огня. Недалеко от Висии.