Как только ушастик в зелёном жилетике объявил об окончании трапезы, невесты, словно по команде, поднялись из-за стола и дружно поклонились. Я запоздало последовала их примеру, чувствуя себя Д'Артаньяном, не принятым в мушкетёры. Причина вышколенности невест стала ясна минутой позже, когда в зал вплыла "надсмотрщица" — домина Чидике. Ей девы поклонились ещё ниже. Я осталась стоять с гордо поднятой головой и приветливо махнула рукой, увидев шёлковые одежды Конана, маячившие за тяжёлым бархатом Чидике — мой "надсмотрщик" вошёл в зал следом. Чидике величаво прошествовала к возвышению, присела в реверансе с видом, будто делает августейшим особам огромное одолжение, и повернулась к притихшим невестам. Тогда девушки, слаженно, будто репетировали это сотню раз, одна за другой двинулись к выходу. Причём, каждая останавливалась напротив возвышения с балдахинами, приседала в глубоком реверансе и, насколько могла тоненько, пищала:
— Ave, augusti! Gratias ago, princeps meo![1]
После чего разворачивалась и семенила к двери. Я растерянно глянула на Конана, но он только чуть заметно кивнул и улыбнулся. Невесты породолжали своё паломничество к возвышению: третья, четвёртая, пятая… И я занервничала. Нужно сделать, как они? Тоже выйти, поклониться… Шестая, седьмая, восьмая… Хотя бы запомнить, что они говорят… А, может, просто выйти молча? Я ведь — хомос, какой с меня спрос? Девятая, десятая, одиннадцатая… Моя очередь! Вдруг вспомнилось недавнее "выступление" перед переполненной студентами аудиторией — я защищала реферат. Всегда ненавидела публичные "обращения", а тут ещё обращаться пришлось на немецком — языке, которым владела далеко не в совершенстве. В общем, голос, когда произносила тему реферата, дрожал, как заячий хвост, а колени подгибались так, что в самый раз было пуститься в присядку… И зачем только я вспомнила это сейчас?! Вот и возвышение — сама не заметила, как к нему подошла, мордочки августейших ёжиков и почти панический взгляд Ээрикки… и во мне шевельнулась злость. Этот увешанный драгоценностями кактус будто не сомневается в моём провале, хотя речь идёт о простом реверансе и благодарности за еду. А ведь я даже учила латынь… когда-то. И уж точно смогу произнести что-нибудь подходящее случаю! Краем глаза видела, как Конан снова ободряюще кивнул и легко взмахнул рукавами. И тогда я лучезарно улыбнулась, присела в реверансе и на одном дыхании выдала:
— Ave Caesar, morituri te salutant![2]
В то же мгновение лепестки, прикрывавшие мои плечи, "вспорхнули", словно бабочки, и закружились вокруг. Я вдруг осознала, что изрекла, кажется, покраснела, развернулась и ходко направилась к двери. Лепестки шлейфом устремились за мной — часть их так и осталась в "Зале Живота", когда дверь за мной захлопнулась. Выражаясь языком моего любимого профессора, "Вот это faux pas[3]!". Хотя… пожалуй, теперь меня отсеют точно.
— Домина, домина! — послышались тоненькие голоса со всех сторон.
Охнув от неожиданности, я вдохнула несколько кружившихся вокруг лица лепестков, закашлялась, раздражённо выплюнула лепестки и попала слюной на край одежды материализовавшегося рядом Конана… В первый момент он явно опешил, а я, залившись краской, сдавленно пробормотала:
— Извини… лепестки попали в рот…
Он прощающе улыбнулся, махнул рукавом, и ши, словно ждали команды, набросились на меня и поволокли куда-то по коридорам.
— Что за… — начала я. — Могла бы идти сама! Куда вы меня тащите?
— Показ…
— …уже скоро, нужно…
— …подготовиться, а времени…
— …совсем мало…
— О Боже, ещё и этот показ! — простонала я. — Совсем о нём забыла… А как меня готовить? Ведь уже одета!
Невесть откуда возникшая на пути дверь распахнулась за мгновение до столкновения с моим носом, и вот я — в просторной комнате, не моей. Вокруг — множество зеркал, с потолка свисают отрезы ткани разной длины, совсем как в лавке тканей на восточном базаре — не то, чтобы я когда-нибудь в такой была. И отовсюду слышиться шум — будто треск множества швейный машинок. Но всё это перекрыл звенящий яростью вопль Ээрикки:
— Ты в самом деле вздумала меня погубить?!
Ши, испуганно запищав, разлетелись в разные стороны, а я даже подскочила.
— Ты… откуда здесь взялся?..
— Не твоё дело! "Приветствую тебя, идя на смерть"?! После того, как перессорила всех претенденток и довела их до драки!
— Никого я ни до чего не доводила, — перевела дух и обиженно нахмурилась. — И сказала: "Идущие на смерть тебя приветствуют", сразу видно, в латыни ты не силён.
— Боги, дайте мне сил не придушить её на месте! — взвизгнул Ээрикки.
— Ещё и верещишь, как девчонка…
Видимо, не найдя нужных слов, Ээрикки встал на задние лапки, замахнулся передней, но, в последний момент передумав, снова опустился на все четыре и жалобно заскулил — совсем по-человечески:
— За что боги так меня наказывают! Принцепс уже спрашивал о тебе, и я… я… был вынужден сказать, что… что…
— …избрал девушку-хомоса, пленившись её красотой, — из-за свисавших с потолка "балдахинов" как всегда бесшумно выступил Конан.
[1] Ave, augusti! Gratias ago, princeps meo! (лат.) — Да здравствуют Августы! Благодарю тебя, мой принц!
[2] Ave Caesar, morituri te salutant (лат.) — Да здравствует Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
[3] Faux pas (франц.) — прокол, неверный шаг.
***
— Правда? — не поверила я и расхохоталась. — Всё-таки последовал совету!
— До сих пор не могу себе этого простить! — Ээрикки злобно сплюнул на пол. — Всё из-за того, что ты устроила во время купания! Как можно пораниться в воде?! Да ещё и когда поблизости находятся десмоды! Из-за тебя их утонуло не меньше десятка! Принцепс пожелал узнать, кто виноват, я запаниковал и…
— Десмоды? — переспросила я, начиная что-то понимать. — Твари, бросившиеся в воду, когда осьминожек меня вытащил? Так причём здесь я?
— Как причём? Они питаются кровью! И тут невесть сколько выплёскивается в бассейн!
— Не невесть сколько, а несколько капель, — желчно уточнила я. — И, если они так реагируют на кровь, нечего держать их поблизости от живых существ.
— Так же рассудил и принцепс, — улыбнулся Конан.
— А он разумнее, чем кажется, — восхитилась я.
— И точно разумнее сартория, который сводит к кротам все мои усилия и дарования девушки, которую сам же доверил моим заботам, — мягко добавил мой "попечитель".
— Свожу к кротам? Я? Она благодарила Августа за то, что он посылает её на смерть! — пискнул Ээрикки — видимо, от волнения голос начал срываться.
— И обратила на себя внимание его сына.
— Из-за неё передрались претендентки в присутствии августейшей семьи! Такого ещё не было… ни разу — на моей памяти!
— И произошло это на завтраке, организованном тоже впервые за историю существования отбора невест — благодаря желанию принцепса поскорее увидеть заинтересовавшую его претендентку. Всё идёт великолепно, сарторий. Яд, щедро расточаемый доминой Чидике, произвёл обратное действие. Твои опасения, что избранница из мира хомосов недостойна, напрасны. Наоборот, впервые за всё время представительница этой расы — в числе фавориток. И это — ещё до официального начала отбора. Можешь успокоиться и наслаждаться показом. А я позабочусь о том, чтобы Леголас Дейнерис Эвердин осталась в памяти присутствующих надолго.
Ээрикки явно собирался возразить, уже вскинул мордочку, но вдруг топнул лапкой, исподлобья посмотрел на меня, на Конана, развернулся и унёсся из комнаты. А на меня тотчас налетели ши…
— Спасибо, что заступился, — я дунула на эльфика, слишком близко подобравшегося к моему носу, и тот завертелся в воздухе, возмущённо вереща.
— Сарторий ещё молод. А ответственность, которая легла на его плечи после гибели отца, очень велика.
— Он погиб? Как?
— Випераберусы, — Конан вздохнул. — Они — извечная угроза нашему миру.
— В нашем мире тоже есть такие, — я скривилась, когда один из ши слишком сильно дёрнул за прядь волос.
— И как вы с ними боретесь?
— Атомными боеголовками. У кого их больше — тот и сильнее.
— Атомными… — Конан задумался. — Я слышал об оружии, способном разрушить ваш мир. Ты говоришь о нём? Разве это разумно?
Я фыркнула. Ещё не хватало слушать поучения о том, что разумно, от разодетого в шелка марабу!
— В нашем мире хомосов считают опасными — прежде всего для самих себя. А себе вредят лишь… — он запнулся.
— Идиоты? — подсказала я. — Может быть, но я уж точно не собираюсь обсуждать политику моей расы с местной живностью! Кстати, мать принцепса ведь — эринацеус? Так почему для сына устраивают отбор из претенденток всех племён?
— Августа не была рождена эринацеусом, — Конан поправил пропущенную ши прядь моей причёски. — Она из той же расы, что и Луайне — ты познакомилась с ней на завтраке.
— Девчушка с копытцами оленёнка? — вспомнила я. — И таких, как она — целая раса?
— Причём, довольно могущественная и включающая в себя множество народов. Народ Луайне именуют дини-ши.
— "Дини-ШИ"? Ваша родственница? — подмигнула я носящимся вокруг существам.
Те пронзительно запищали и возбуждённо зажестикулировали.
— Родство действительно есть, но отдалённое, — пояснил Конан. — Дини-ши — аристократы своей расы. И, как все аристократы, они заносчивы. Эта черта мешает им снискать любовь остальных.