Когда солнечный диск показался почти полностью над горизонтом, на корабле воцарилась тишина. Даже плеск волн о борт как-то стих, потускнел. В неожиданно наступившей тишине долгой печальной нотой прозвучал голос. Его подхватил еще один, и еще, и еще…
Я повернула голову и замерла.
Морские ведьмы в длинных белых платьях стояли полукругом у двух тел: женщины и девушки. Мертвые, укутанные в белые пушистые ткани, лежали на темно-синем круглом полотне — как морская пена на синих волнах.
Корабль покачивался в такт дивной песне, которую пела Олия и подхватывали все остальные. В песне не было печали, тоски. Она вся была прощанием, но прощанием светлым, недолгим — как будто поющие и расстающиеся знали, что скоро обязательно встретятся.
Песня длилась и длилась, я стояла завороженная, не в силах отвести взгляд. Даже не заметила, как ко мне подошел Игор. Так мы и стояли плечом к плечу, и смотрели, слушали, понимая, что видим нечто пусть и очень грустное, но прекрасное. Похоронные обряды морских ведьм поразили меня в самое сердце.
Песня оборвалась на высокой, почти радостной ноте, и в эту же секунду взвилась морская вода, свилась в гибкий жгут и бережно подхватила тела, унося с собой в воду. Олия же, подойдя к борту, неожиданно резанула по руке острой ракушкой — потекла кровь. Капли крови падали в море, и ветерок донес до нас ее тихий голос: «Прошу за Слату, прошу тебя, Хен, прости ее, не лишай благословения, дай переродиться, услышь меня, Хен…».
Она шептала долго, бледнея, но стойко держа руку на весу и сжимая ее, чтобы кровь лилась без остановки, пока, наконец, морскую гладь не рассек огромный гребень. Рассек — и исчез. Только тогда Олия приняла платок от другой морской ведьмы, перевязывая рану. Улыбнулась, поворачивая голову к ведьмам, сгрудившимся у борта.
— Получилось! Хен услышала! Море приняло мать и дочь.
На палубе раздался радостный смех. Ведьмы, как маленькие девчонки, подпрыгивали, отрезали по пряди волос и бросали их в море, смеялись, пытались напеть песню, но постоянно разлаживались и сбивались.
— Ты чего-нибудь понимаешь? — шепнула я оборотню.
— Неа. Так, догадки. Девушка, которую хоронили — наверное, та самая, которую похитил Лод. При чем тут ее мать — я вообще не понимаю.
— Я тоже. Спросим при случае или погодим?
— Погодим. Лучше не лезть в это все.
Я только вздохнула.
— Мы уже залезли по самые уши.
— Да-а-а, — протянул оборотень, а потом, немножко подумав, спросил: — не хочешь сегодня лечь спать в моей каюте? А то я всерьез опасаюсь за свое целомудрие.
Я хохотнула.
— Что, достали тебя?
— Сил нет, — признался оборотень, — и ты не подумай, я без всяких таких мыслей… Но они ж не дадут…
Я кивнула. Сама хотела нагло напроситься и, наконец, выспаться, а тут такой случай представился.
Но днем нам подремать все же не удалось.
***
После обеда из очень неплохой ухи из общего котла я умывалась наколдованной для меня чистой водой. Без понятия, как они это делают, но в нашем мире с такими навыками ведьмы бы просто озолотились. Огромный чан с морской водой за несколько секунд стал пресным. Пей себе на здоровье, лишь бы не лопни.
Олия, проходя мимо, улыбнулась. Села прямо на пол, рядом со мной.
— У нас тут скромно… Мы торопились, а на кораблях не выходили несколько сотен лет. Пришлось плыть на том, что было…
— Почему не выходили? — это я не подумав ляпнула.
— Потому что — короли. — Олия нахмурилась, глаза снова начали отливать сталью. — Наши археи для них — сама жизнь, новая и молодая. Мы для них дичь, лакомый кусок. Дикие звери уходят туда, где до них не доберутся, и не ищут встречи с убийцами. Вот и мы не уходим с островов, но и это не защищает… Их произволом стали две жизни. Мы, как дикие звери, загнанные в угол, были вынуждены ответить. Этой ночью горный король умер.
Я аж поперхнулась. Оч-чень неожиданные новости… Не спросить дальше я не могла.
— Почему? То есть, от чего? Вы его… того?
— Нет, не я. Слата. Мать девочки, которую убили в горах. Слата отдала королю свой отравленный архей и умерла сама, но и король не сможет протянуть долго с археем отреченной от моря ведьмы. Ты не понимаешь, я вижу, я объясню потом, но иначе было нельзя… Ты знаешь, мы нашли тело девочки в горах, на земле, прямо поверх могилы, которую для нее выкопали. Холодная, одинокая. Ей было всего пятнадцать лет — совсем еще ребенок…
Я мысленно просклоняла шута по всем направлениям. Вот… сволота поганая. «Интересы королевства», ага. Чтобы эти интересы у тебя в глотке оказались.
Вспомнила горбатую фигурку, внимательный прищур черных глаз, высокомерный тон, попытки меня запугать… Гадюка настоящая, похлеще Ирдана. Тот хотя бы змея, а этот — человек…
А потом меня догнала мысль. Если король умер, значит, королевству кабздец. Если королевству кабздец, значит, и графу тоже. Что ж, за что радел, от того и получил. В душу просочилось злорадство.
— Мы, хоть и не в полной мере люди, но чувствуем так же.
Я сидела рядом с внучкой (надеюсь, я ничего не перепутала) богини и разделяла ее чувства. Кажется, она это поняла, потому что прикоснулась к моему плечу и улыбнулась.
— Все будет хорошо. На островах богини найдётся место и для тебя, и для Игора. Никто не посмеет тебя искать тут ради архея, который приобретен против воли с чужой кровью. На островах мы с этим разберемся. В доме дочерей Каспады находились ответы на многие вопросы.
— Постой, — вырывалось у меня, — я не хочу место на острове. Я хочу домой, в свой мир. Тут все для меня чужое.
На это Олия только улыбнулась. Поднялась на ноги, снова погладила меня по плечу и ушла. Эм? И все, никаких комментариев? Заверений в том, что это невозможно, или, наоборот, что отправят меня со всех их удовольствием?
Точно, того они все. Может, на их островах воздух какой-нибудь особенный? Ну там, цветут интересные травки, детки от них страннеют и страннеют, и никто их в жены не берет… То-то они на моего оборотня глаза выложили… Хм, моего? С чего это моего? Он пока свой собственный. Но направление моих мыслей мне не понравилось.
А вообще надо бы его разыскать и сообщить новости о смерти короля. Если он, конечно, уже все не подслушал. Да и разыскать — это я сильно преувеличила. На этой посудине потеряться в принципе невозможно.
***
Новость разошлась по горному королевству, как моровое поветрие. Быстро и во все концы. Поднялась паника. Кто-то из приближенных к королю уже чувствовал себя скверно. Так происходило потому, что король, отдающий приказы силами своих археев власти, вызывал в них нечто вроде привыкания и истощения их собственных археев. Никто доподлинно об этом не знал, но многие догадывались.
На графа Лода было страшно смотреть. Он, всю жизнь посвятивший служению королю и государству, находился в состоянии шока. Сидел у постели короля и смотрел в одну точку уже много часов. Уже унесли омывать и готовить к погребению измученное, с дорожками черных вен, тело короля, уже проветрили комнаты, уже начали прибывать слуги Акатоша и окуривать королевские покои, а шут все сидел в одной позе. Он не мог поверить, что все закончилось — так. Все, ради чего он жил, погибло.
Конец. Королевства нет. Короля нет. Шута тоже больше нет.
Наконец граф Лод встал, покачнувшись. Пошатываясь, добрел до своего кабинета. Как в тумане, протянул руку к своей любимой шкатулке с хитрым замочком. Одно недостаточно верное движение, и умный механизм впрыснет в его кровь яд, который убьет мгновенно. Одно прикосновение — и все будет кончено. Шут уже ощутил прохладный каменный бок шкатулки кончиками пальцев, но в последнюю секунду отдернул руку, выхватив взглядом кучку сероватого песка на своем столе. Мозг лихорадочно заработал, прогоняя отупление и туман перед глазами.
Есть, есть еще, ради чего жить. Месть — прекрасный повод. Что сука-Мавен, что Ирдан Верден очень поплатятся.
Графу неожиданно пришла в голову мысль, что это именно они виноваты во всем. Если бы не их акатошева иномирянка, все могло бы сложиться по-другому. Теперь граф неожиданно понял, каким был дураком. Можно было сразу же похитить Ирдана Вердена и пытать, пока он бы не сдался и не рассказал, где находится «задел на будущее» для Мавен — спрятанный иномирец, можно было бы, на худой конец, перерезать всех морских ведьм по одной, пока не нашлась бы, что отдала бы свой архей — нормальный, целый архей. Можно было бы… Ах, как много можно было бы сделать, но теперь остается только мстить, и желательно ужалить побольнее, чтобы помучились перед тем, как сдохнуть. За свое королевство шут возьмет королевство Мавен, не меньше.
Отравленная шкатулка полетела в стену. Веером рассыпались важные документы с гербовыми печатями. Важные? Кому они теперь важны? Запястье во время броска неожиданно заныло. По нему мгновением пробежала сухая горячая боль, но шут не придал ей значения. Не до боли — надо уехать из дворца, хорошенько выспаться и восстановить силы. Их много теперь понадобится.
ГЛАВА 14. ЛЮБОВЬ ВСЕГО ВАЖНЕЙ
Новость о смерти короля дошла до земного королевства очень быстро. К следующему вечеру Мавен сняла с лапки уставшего сокола туго свернутый рулончик с письмом. Умная птица долетела меньше, чем за сутки, от границ горного королевства до дворца срединных земель.
Длинные пальцы с аккуратными блестящими ноготками подцепили печать. Развернули пару листков. Королева вчиталась в быстрые буквы. Поморщилась — новость о смерти горного короля была ожидаема и даже в какой-то мере ею же и спровоцирована, но оказалась почему-то неприятной. «Придет и твоя очередь», — промелькнула на грани сознания мысль, но Мавен не додумала ее до конца. Ее внимание привлек второй листочек, немного помятый. Взгляд зацепил знакомый почерк.
Она пробежалась взглядом до конца письма, начала перечитывать снова и снова…
Наконец Мавен положила листок на стол подрагивающими руками, разгладила его, хотя больше всего хотелось разорвать на мелкие кусочки. Сердце, молодое здоровое сердце, напитанное силами множества археев, забилось, затрепыхалось, как после удара под дых.
— Ирдан! Ирдан Верден! Сюда его, немедленно!
Высокий крик с прорывающейся в голосе истерикой разрезал тишину дворца.
Ирдан торопился к своей королеве, на ходу застегивая рубашку и смахивая капли воды с только что вымытых волос. И взялось же ей так орать? Песчаник поморщился, входя в королевские покои. Скрипнуло под сапогами разбитое стекло — Мавен не отличалась терпением.
— Я здесь, моя королева.
Склонил голову и тут же поднял, мгновенно оценив белое, без кровинки, лицо Мавен. Ее губы тряслись, пальцы сминали листок, и совершенно неожиданно песчаник увидел в ее глазах слезы. Это было так же дико, как увидеть снег в июле.
Листок, который комкала Мавен, полетел в лицо Ирдана.
— Как это понимать? — прошипела королева.