Молча протянул руку слуге. Сметливый, тот понял, что от него хотят. Положил на руку тяжелый кошель с мелочью.
Прилюдно объявил:
— Здесь хватит на двухмесячное жалованье, да дополнительную десятину всем пострадавшим. Остаток отдашь на машину, опять, наверное, им не хватает.
Дмитрий уже не говорил казначею о контроле и воровстве. Один раз тот был пойман, несильно бит в воспитательных целях и предупрежден, что второй раз он с ним говорить не будет — с треском выдвинет с должности. А поскольку тоже был из крепостных, то свое будущее представлял четко и очень черно. И потому старался нагло не воровать.
Взял саблю, на виду всех заменил старую, тоже острую, но хуже этой. И хотя она была красивей и представительней, только для клинка это не важно. Потому заменил без сожаления.
Глава 12
В парадном зале дома князей Трубецких народу было много. Высокая фигура Петра среди такой массы не терялась, а вот Дашу он не видел, хотя и чувствовал — здесь!
Пока царь был занят, он бы с нею поговорил, расцеловал. Сколько они уже не общались!
Но пока он ее не видел. Где же она чертовка!
Он пытался ее разглядеть среди гостей, но никак не удавалось. Внезапно глаза ему закрыли теплые ладони, а до одури знакомый голос проворковал на ухо:
— Вот ты и попался, паршивый негодяй. Оправдывайся!
Дашка! — восторженно он прошептал.
Бережно отнял ее ладони со своего лица и, не постеснявшись, поцеловал ее среди людей. И поцеловал бы еще, но рядом раздался голос царя:
— Ах ты, камрад, совсем истосковался. Но вначале, извини, дело. А камрад? — и Петр крепко шлепнул его по спине.
Дмитрий повернулся к царю. Вернее, пытался повернуться, но Даша и не собиралась отпускать из объятия своих рук. Более того, она сцепила их замком и подогнула ноги. Тащи, будущий муж!
Он и не собирался сопротивляться. Так они повернулись к Петру. Счастливые, влюбленные, улыбающиеся.
Царь, занятый строительством и обороной, только крякнул на чужое амурное счастье. Самому его с женитьбой не повезло и он немного завидовал всем удачным семейным парам.
— Благословляю вас, — серьезно сказал он, — желаю всего лучшего: деток, семейного достатка, счастья.
— Спасибо! — радостно сказала Даша. Она была такой счастливой и красивой, что Петр перехватил ее у Дмитрия, обнял и расцеловал в обе щеки.
— Не сердись, — передал он Дашу обратно Дмитрию, — если до сего момента думал я, что здесь и интересы Хилковых и твои тоже, то теперь вижу — семья ваша будет держаться на любви мужа и жены.
Взгляд Петра стал колюч:
— С делов семейных перейдем к государственным. Удрал, значит, к невесте. Теперь понимаю, почему. А вот то, что меди не достал, могу только ругать.
Дмитрия уже начала надоедать ссылки на Дашу. Кто же так настропаляет Петра в его отсутствие?
Он посмотрел по сторонам и почувствовал жгучий взгляд Меньшикова. Ага, уже не стоит искать. Все же полез драться на место, ах ты!
Залихватски предложил:
— Да медь-то я привез. Хорошая. Давай, государь, на спор. Я предлагаю слиток меди, а ты человека. Если он занесет один сюда медь, значит, ругай меня, сколько хочешь и как хочешь.
Но если не сможет — больше не будешь менять ругать. Обижусь.
Петр хмыкнул, что-то хотел сказать, махнул рукой:
— Александр, принесешь?
Меньшиков кивнул и буквально побежал на улицу. Такое дело свалить выскочку Кистенева!он много не мог принести!
Петр поговорил с Дмитрием и Дашей минут десять, пока ему не надело. После этого он пробормотал то ли извинение, то ли ругательство в адрес одного лентяя, и вышел на улицу искать Меньшикова.
Даша осторожно обняла Дмитрия:
— Ты не боишься так разговаривать? — прошептала она на ухо, — государь за меньшее посылал на виселицу.
Дмитрий улыбнулся:
— Ну, во-первых, он понимает, что я ему не враг. Сейчас я спорю даже не с ним, а с Меньшиковым.
Во-вторых, я его предупредил, что по своему положению, я себя вешать не дам. Можно рубить голову или, в качестве паллиатива, расстреливать.
А, в-третьих, он и сам обрадуется.
— О-о-о! — удивилась она, — если бы батюшка так настаивал, он давно был бы казнен, а я отправлена в Сибирь, в ссылку простой селянкой. Ведь Уложение 1649 года ясно говорит, что оскорбление правящей фамилии и как за него наказывают. М-м-м.
Дашенька — девочка умная и начитанная. Временами это льстит, временами — злит, поскольку приводит к такому процессу, как болтология.
И тогда я поступаю радикально, как наш незабвенный монарх. Только предпочитаю не отрубать голову, ибо это событие одноразовое, а жарко целую.
До сих пор действовало. Она переставала умничать и привередничать. Правда, здесь было много людей и все сразу обращали внимания, как правило, покрываясь черной завистью.
Ну, мне на общее внимание было наплевать. Даше, как я обнаружил к удивлению, — тоже.
Она прижималась ко мне, — счастливая и умиротвореная — и на все ей было наплевать. Нет не на все. Она оторвалась от меня и внимательно осматривала окрест, игнорируя любопытные взгляды:
— Кстати, о батюшке. Что-то я его не вижу. Поищем?
Дмитрий лениво предложил:
— Пойдем, поищем, пока царь слиток с Меньшиковым несут.
В принципе, ему было все равно. Взрослый мужчина, целый князь! Не может же с ним чего-нибудь встать? Но раз невеста беспокоится…
Даша только покачала головой. Бойкая по природе, она все же понять не могла дерзость Дмитрия к царю, помазаннику Божьему.
Но ничего не сказала. Пусть мужчины сами занимаются мужскими занятиями. Не бабье это дело. Нужно будет, она поможет, а сама лезть не будет.
И побежала догонять своего почти мужа, который искал князя Александра, умудрившего пропасть посреди людской круговерти.
Отец Даши скромно сидел на боковой скамье. Он виновато улыбнулся, когда дочь ему об этом заговорила.
— Трудно мне с ним говорить, — сказал князь, — полчаса побеседовали, в как будто весь день камни в каменоломне таскал. Как ты, князь Дмитрий целыми днями говоришь.
Он покачал головой, радуясь и тревожась.
— Как бы еще говорил, — не выдержала Даша, — как ты отошел, он просто взял и поспорил с Петром Алексеевичем!
— И что? — удивился князь Александр.
— А ничего, — подчеркнула Даша, — царь до сих пор где-то выискивает, а Дмитрий только посмеивается.
— Вы смотрели мой дом, — перевел тему Дмитрий, — как он?
Хилковы переглянулись, словно решая, переключаться на другую тему, поговорить с немногого еще с сумасшедшим почти родственником.
— Дом ничего, кирпичный, — первым заговорил князь Александр, — правда, я привык в деревянном, но вам, наверное, видней. Тем более, я слышал, Петр Алексеевич запретил строить деревянные здания. Зато какой дом, большой, двухэтажный. Властители его должны жить, как настоящие князья!
— Дом хороший, но кое-что я бы хотела переделать, — не выдержала Даша, — вот например…