Казнить! - Александр Бочек 2 стр.


А бес его знает! — ушёл в отказ — не помню, но знаю точно — я намного старше тебя и намного, намного опытнее!

Точки над "ё" расставлены; подчинённость определена; мятежей и восстаний в ближайшее время не предвидится. Это радует: можно будет спокойно заняться построением тела и перестройкой сознания.

И кто это нас так ночью — таких красивых и честных? — спросил я у "потельника". Тот промолчал немного, видимо собираясь с мыслями.

Это скорее всего Вайнбаум со своими дружками… — ответил голос.

Предупредишь, когда мы его увидим — приказал я. Думаю в общении с этим недорослем правильным будет именно приказной тон: он парень, видимо не избалованный отцом и матерью, да к тому же сын военного — ему такой язык обращения, думаю, будет больше понятен.

С питанием здесь как? — переключился на насущное…

С голоду не помрёшь… — ответил голос — не домашнее, конечно, но есть можно. И нужно… — добавил он — если не хочешь ноги протянуть…

Трёхразовое, наверное… — ухмыльнулся я — понедельник, среда, пятница… Двойник завис на несколько секунд, а затем звонко рассмеялся у меня в голове — по мальчишески весело, беспечно…

Ну ты сказал тоже… Трёхразовое… Прерывая смех всхлипами и морщась нашим лицом, отреагировал он — я давно уже так не смеялся… Под конец фразы веселье его сошло на нет. Понимаю: подобное заведение — не место для веселья. Тем более после случившегося с родителями. Вот и хорошо: подарил парню несколько светлых минут

Ладно Миха… — утешил я своего визави — жизнь, не смотря ни на что продолжается, а долги я привык платить. А твои долги теперь — мои долги! Осторожно поднялся с кровати, распрямился; провёл малый комплекс восстановления: ещё со своих юношеских занятий спортом запомнил — если нет ран и переломов, остальное не так страшно. А синяки, шишки и боль от них убираются банальными растягиваниям, поглаживаниями, растираниями, если нет спецсредств в виде мазей, льда и прочего. Здесь, видимо, этого нет… Минут через десять — пятнадцать стало намного полегче, правда левое ухо, которому видимо перепало несколько ударов, на ощупь напоминало небольшой оладушек и уменьшаться не собиралось. Ну да мне на свидание к девушке не идти и красотой не блистать! Да… — надо бы поинтересоваться о себе, теперешнем: что я из себя представляю. Зеркала то в комнате нет — полюбоваться на себя красавца негде… Или на себя урода?

Ну скажешь тоже — урода… — возник в голове возмущённый голос — не герой-любовник, конечно, но многим девушкам я нравился! — горделиво закончил "сожитель" свою самооценку…

Или должность твоего отца и его положение влияло на оценку твоей внешности… — опустил на грешную землю юного "казанову". Ты вообще как — имеешь здесь подругу? — задал важный для меня вопрос. Голос ответил возмущённо, с изрядной долей смущения:

Я не по этому делу! — и добавил хмуро — да и не до этого. К тому же у меня здесь сестрёнка… Понятно — сестрёнка, это аргумент…

А что она из себя представляет? — надо иметь сведения о близком друге или враге: семейные отношения они ведь разными бывают!

Четырнадцать лет… Симпатичная, хотя сама считает себя неотразимой красавицей! — хмыкнул "собеседник"… Остальное — сам увидишь… — загадочно протянул он. Да уж — та ещё оценочка!

А месяц рождения у неё какой? — уточнил я.

15 мая… — ответил голос и уточнил — а это тебе зачем? М… да… И наградил же бог меня такой сестрёнкой! Телец с сильной примесью Близнецов! Хуже только Львицы с Раками и чистые Скорпионы…

Так — с вами всё ясно. А месяц сегодня какой? И день тоже?

20 апреля с утра было… Теперь понятно. А год, значит — 1936й…

Пойдем, примем калории для скорейшего восстановления травм, нанесённых нам врагами и восстановления сил для мести этим подлым гадам, бьющим исподтишка, а не с честном бою, как положено среди настоящих мужчин! — ответил я через чур любопытному юноше…

Да их пятеро и все, за исключением Арона, здоровяки… — не согласился с моим спичем парнишка — особенно Колюня!

Но это их не спасёт от заслуженного наказания! — ответил я…

Не… — протянул "напарник по телу" — не получится… Ну с жидом я ещё справлюсь, а вот если его пристяжные навалятся — быть мне битым и сильно… — потерянно вздохнул он. Я, в ответ, промолчал…

Спустились, не торопясь с третьего этажа — синяки и ушибы давали о себе знать при каждом резком движении, да и так ныли, словно зубная, приглушенная боль. Как меня уведомил моё "визави", большинство уже позавтракало и, наверняка ушло в учебный корпус. Вот и славно: меньше увидят меня "израненного", благо и так уже обо мне — я думаю, благодаря тем, кто меня избил, многие в курсе за что… Ну и ладно: мне бы "день простоять, да ночь продержаться", а там ещё посмотрим — чья правда будет! Я не этот "зелёный" пацан, чтобы вот так — без ответки, прощать подобное! Зашёл в столовую и — оп — па: пятеро за дальним столом — не мои ли обидчики? Ага — точно они: вон как заулыбались довольно и как шутками "разродились", глядя на страдающего меня… Четверо славян и один самый мелкий из них — еврейчик. И тут жиды в командиры пролезли! Хотя не удивительно — с их то многотысячелетней практикой одурачивания таких вот остолопов! Дай остолопам и дебилам то, что им надо: еду, выпивку, баб и всё — они твои… А тем, кто поумнее — ещё и чуточку власти: возможность поунижать, поиздеваться над слабыми или беспомощными. Любой нации, кроме хозяйской. Смеётесь, смейтесь — пока смеётся. Я попозже посмеюсь…

Раздатчица на раздаче молча поставила мне на поднос тарелку с пшённой кашей; стакан чая с куском сахара и два куска серого хлеба… М… да… Не богато, однако… И как на таком пайке восстанавливаться и силушку качать этому телу? Нет — тело неплохо развито, но в том то и дело, что всего лишь неплохо… Раздатчица посмотрела на меня попристальнее; хмыкнула сочувственно и положила на кусок хлеба кусочек масла… Живём! Улыбнулся женщине, но тут же сморщился:

— Спасибо вас огромное… — искренне поблагодарил я её.

— Да ладно, чего уже — со всяким может такое случиться… — произнесла она и тяжело вздохнула: видимо что то такое и у неё было…

Сел за стол — с другом конце зала — подальше от этих сволочей. Пока осторожно пережёвывал и проглатывал — думал… Как они могли узнать о чём я говорил с сотрудником НКВД? Мы же одни в кабинете были?! Что одни — мой "сожитель" рассказал как всё было, а не доверять ему у меня нет причин, да и как доминирующая личность я могу "покопаться" у него в мозгу! Я, почему то в этом абсолютно уверен. Моё размеренное поглощение пищи прервал горестный вздох "кореша"

У… всё! Щас начнётся… И о чём это он? — поднял голову… От двери в зал столовой, ко мне стремительно приближалась… Девочка не девочка; девушка не девушка… Так — что то среднее. Красивая? Да не так уж и очень — скорее симпатичная… Вот попозже… — может быть…

— Ты! Как ты посмел так поступить! — обрушился на меня гневный упрёк. Я во время опустил голову, перестав разглядывать приближающийся тайфун эмоций и сейчас, уткнувшись в тарелку, продолжал неторопливо поглощать кашу, аккуратно снимая её ложкой с тарелки…

— Я с тобой разговариваю, или с кем?!! — продолжал бушевать ураган страстей — ответь мне — как ты мог так подло поступить: предать маму и папу! А мама то у неё на первом месте… — мелькнула мысль.

— Сядь… И не шуми… — негромко произнёс я, начав размазывать маленький кусочек масла на хлеб: масло с серым хлебом я ещё не ел…

— Что?! И это всё, что ты мне можешь сказать?!! — взорвалась, как вулкан, юная обвинительница. Я поднял голову и особа, набравшая воздуха, для очередной гневной тирады, застыла, как мраморное изваяние. А хороша в гневе — чертовка: жаль, что слишком молода — по мужски оценил я стоящую напротив меня фемину…

— Выдохни воздух сквозь зубы и сядь… — миролюбиво сказал я, но тут же, из моего рта вырвалось — какой ты дурой была — такой и осталась! И помрёшь ты такой же дурой! Ну это уже совсем не годится, хотя я не знаю — что у них были за отношения между собой! И всё же…

Ты старший брат и должен себя сдерживать… — жёстко бросил упрёк разбушевавшемуся "сожителю". Тот и мне ответил дерзко:

Вот поживёшь с ней, поговоришь — тогда и поймёшь что к чему! А вот это не есть хорошо в нашем весьма непростом положении!

Юноша… Ты меня достал своей простотой! Так ты нас в такой блудняк можешь загнать, что не выбраться без крови! Поэтому слушай и вникай! Ты теперь особа, только с правом совета и ответа на мои вопросы! И только! А если ещё чего ляпнешь, или сделаешь без моего ведома — выкину на хрен из этого тела и будешь ты летать в астрале как неприкаянная душа. Вечно летать! Понял!!! Вроде понял, затих. Видя, что сестрёнка вновь готова обрушить на меня водопад претензий и упрёков, примирительно поднял перед собой ладони:

— Извини… Столько всего… Погорячился… Глаза сестрёнки расширились — от удивления. Она наконец то обратила на меня внимание.

— Что… Откуда это? — показала пальчиком на синяки на ладонях; шишку на голове и левое ухо. Хмыкнул — увидела всё же…

— Упал… — лаконично ответил, отсекая следующие вопросы. Слева от меня нарисовалась тень. Чуть повернул голову — рядом, гнусно ухмыляясь, стоял чернявый жидёнок — командир-начальник…

— И чего ты с этим предателем разговариваешь? — начал он свою песнь с припевом — он твоих отца и мать предал, да ещё и отказался от них а ты с ним, как с порядочным разговариваешь… Паренёк во мне дёрнулся было но я его резко осадил: Куда! Ты что не видишь — он тебя провоцирует на драку! Его дружки уже на старте! Только ты его пальцем тронешь и они тебя здесь и затопчут! И будут в своём праве! И дальше устроят весёлую жизнь!

А что — слушать как он врёт? Терпеть его унижения?!

Это ещё не унижения… Унижения будут после того, как ты его ударишь! Много и везде! И всё на законных основаниях… — выдал я своему "визави" последний аргумент, опустив голову вниз.

— Видишь! — торжествующе воскликнул еврейчик — молчит! Значит ему и сказать нечего! И ударил меня пальцами по опухшему левому уху. Как же больно! Пацан во мне дёрнулся, да так сильно, что тело непроизвольно, несмотря на мой контроль, дёрнулось встать, но… обмякло на стуле. Я только чуть слышно скрипнул зубами…

— Что я сказал! — жидёнок упивался торжеством — он к тому же ещё и трус: даже ответить не может — боится! А может и ты такая же? Ты смотри: мы с предателями не церемонимся. И нам всё равно кто: парень; девушка… Девушка даже лучше… — гнусно заржал он. А вот это ты зря — ой зря! Потерял ты чувство меры — забыл еврейские погромы.

— Миша… — растерянно, чуть не плача, прошептала сестрёнка — неужели всё это правда? Скосил глаза — провокатор гордой походкой шел к своим. Поднял голову; ухмыльнулся правой половиной губ — чтобы не заметили; подмигнул правым глазом, вогнав девочку в очередной столбняк; поморщился: потревоженное ухо резануло болью:

— Ната… Глаза сестрёнки вновь стали как блюдца — Ты мне вот что лучше скажи: ты кому больше веришь: мне — твоему брату, или тем, кто тебе эту гадость рассказал? Если другим — то вставай, уходи и живи с вон такими… — чуть заметно кивнул в сторону моих обидчиков. — А если мне, так запомни — ещё не вечер, и даже не день… Так кому веришь?

— Миша… — на глаза сестрёнки навернулись слёзы — зачем ты так…

— Только так и никак иначе! — жёстко отрезал я — и по другому не будет! И запомни вот ещё что: тот кто не с нами — тот против нас!

— Я с тобой Мишенька… Как ты мог подумать обо мне так плохо… — слёзы готовы были брызнуть из глаз девушки, но я был неумолим: на меня эти женские штучки давно уже не действуют!

— А раз так… Ты сейчас встанешь и выдашь мне что-нибудь такое: гневное; злое… И уйдёшь гордая! И дня три — четыре ко мне не подходи… Поняла — только не кивай а просто моргни… Сестрёнка заморгала, словно в глаза что то попало. Если бы не сложная ситуация — наверняка бы расхохотался: до того у неё был уморительный вид… Не смотря на все их понты, все женщины, в общем то, большие дети…

— Ну давай — начинай! — поторопил я её — и сыграй как следует… Сестричка сверкнула глазами на мое предупреждение; буркнула — Без тебя знаю… и резко вскочила — с скрипом оттолкнув стул.

— Я думала ты… — гневно начала она и увидев мою ироничную усмешку сбилась. Набрала воздуха и выдала:

— А ты!… - и совсем растерявшись выдохнула — предатель! Резко крутнулась и почти выбежала из столовой. Вот и славно! По крайней мере, несколько дней её трогать не будут, а там и я войду в форму…

Слушай… — обратился я к моему "советнику" — тут можно где-нибудь помыться? Да не из тазика, а под душем?

Так завтра баня… — ответил недоумённо паренёк — правда душа там нет… Хотя… Может он есть у кочегара котельной? Ему же нужно после работы помыться? Если у него нет — тогда и не знаю… Значит — пойдём к кочегару, но сначала проведу лежачую медитацию — постараюсь ещё немного снять боль с ушибов…

Все, наверняка в классах на учёбе, а мне дорога в спальню: в таком виде появляться не хочется… Пусть лучше пропущу занятия, чем подвергнусь позору; осмеянию и подколкам! За один пропущенный день, думаю, в лагерь не сошлют. Потому и направился в спальню…

Плотно — до самого конца, рывком закрыл дверь: теперь, чтобы её открыть — надо приложить немалую силу и дёрнуть пару раз. А я услышу и прекращу медитацию и прикинусь спящим… Прилёг; закрыл глаза и "пробежался" ощущениями по своему телу, особенно избитым участкам. Начал с внешних сторон ладоней: "увидел" поверхность; погнал по артериям кровь от кистей, как бы вымывая синюю, застоявшуюся, в местах ударов, кровь… Потом по бокам; по ногам… Настроился перейти на голову, но услышал стук в дверь; рывок один, второй, третий… Открыл глаза: кто там так рвётся в мужскую спальню? Дверь, наконец, поддалась и на пороге возникла симпатичная дивчина лет 17-18ти. Это что же — ко мне? Староста группы… — уведомил меня "советник"…

— Степанов… Ты почему не на занятиях? — командным тоном спросила у меня староста с порога. Я прошептал умирающим голосом:

— Спасибо тебе добрая девушка, что пришла проведать умирающего… Заболел я сильно — встать мочи нет… Если умру — все мои книжки и тетрадки завещаю тебе: так сестрёнке моей и скажи… Девушка испуганно подошла к моей кровати и приглядевшись, воскликнула:

Назад Дальше