— Увидишь его, скажи, чтоб нашёл меня. — Валя испуганно кивает.
«Ежов пошёл ва-банк? А как иначе расценить его просьбу санкционировать мой арест? Тревожно как-то, может бросить всё и, как Оля, переждать смутные времена где-нибудь подальше? Нет, нельзя, слишком много людей завязано сейчас на меня. Не имею я прав их подвести».
Сергей Миронович объяснил мне стандартную процедуру разбора дел высокопоставленных сотрудников, взятых к рассмотрению в Политбюро. (Вообще-то, начальник спецотдела НКВД — фигура не того уровня, чтобы им занялось Политбюро, но здесь случай особый: я засветился рядом с Кировым и моя физиономия была раскручена прессой). Теперь визы секретаря ЦК, курирующего НКВД, Пятницкого недостаточно: Ежов это понимает, потому и пошёл сразу к Сталину. Сталин сразу дал понять, что дело будет рассматриваться Политбюро, но всё же послал его к Пятницкому.
«Зачем? Потянуть время? Может быть, но скорее всего, знает, что Пятницкий Ежова на дух не переносит. (Об этом знают многие, даже я: никому не нравится проверяющий). Тогда выходит, Сталин решил отбить этот удар чужими руками»… Пояснил Киров и что будет дальше: если Пятницкий даст согласие, что маловероятно, дело будет расследовать комиссия Политбюро. Именно так, расследовать! Несколько человек, обычно два, будут сами вести допросы и устраивать очные ставки (следователи лишь записывают показания). Затем по результатам расследования будет доклад в Политбюро и голосование (где у Сталинской группы большинство), как у присяжных: виновен или нет.
«Повоюем ещё»…
Слышится едва различимый звук закрывающейся двери и из тёмного тупичка, в котором расположился Особый Отдел, в длинный коридор, опередив меня на пару секунд, выходит плотная мужская фигура в испанском «моно» и, не замечая меня, поспешно удаляется в сторону бывших цехов.
«Толик! И ты, Брут! Первый работник, которого я лично принял на работу ещё при Бокии, с которым мы были в Крыму и Испании, предал меня в самый трудный момент. Или крысятничал с самого начала? Не знаю, да и неважно теперь… Обложили демоны»!
Иду вдоль коридора, смотрю невидящими глазами на двери вновь образованных отделов, а ноги сами несут в дорогой сердцу особнячок, с которого «начал княжить» и моё СКБ «стало быть».
Лосев не замечает моего прихода: всё его внимание сосредоточено на показаниях стрелочного вольтметра, перед ним — германиевая пластина размером с пятачок с двумя тонкими подпружиненными щупами, а его правая рука медленно двигает ползунок проволочного реостата.
— Падает, падает напряжения… — бубнит он себе под нос.
«Исторический момент, между прочим. На моих глазах рождается новый класс полупроводниковых приборов — туннельный диод».
— И охота тебе, Олег, возится со стрелками, таблицами и реостатами? — Встаю за спиной Лосева. — Тащи наш «кубик», сделаем на нём генератор пилообразного напряжения. «Пилу» — на вход, выход — на осциллограф. Сразу получим на экране вольтамперную характеристику диода.
— Дело говоришь. — Загорается Лосев и бежит на склад.
Через десять минут мы вдвоём — с восторгом, лаборантка — равнодушно, смотрим на рисунок с характерным «горбом», который вычерчивает электронный луч.
— Усилитель, гетеродин, смеситель, детектор… — с чувством и расстановкой перечисляю я устройства. — сантиметровых волн на полупроводниках. Да скоро мы радиоуловитель втиснем не то что в бомбер, в — истребитель.
— Карманную радиостанцию заделаем, — вторит мне кандидат наук. — будем постоянную связь держать.
— Да мы и так с тобой почти не расстаёмся, — лаборантка, «положившая глаз» на Олега, осуждающе косит им на меня.
«Жучок в спичечном коробке. А что вполне реально: конденсатор, пара резисторов, катушка в добавок к туннельному диоду. Ещё электретный микрофон, чёрт, так и не дошли руки его испытать. И хорошо, хожу, ведь, по краю пропасти, „демоны“ кругом. Не время „жучками“ заниматься»…
— Всё пошёл по отделам. — Поднимаюсь со стула.
«К Авдееву… талантливый парень и хороший организатор, что случается не так уж часто. Организовал небольшой участок по сборке стержневых ламп. Небольшой, конечно, но пока нет большого финансирования он потихоньку подбирает людей ведёт обучение. Производство ведётся на базе электролампового завода во Фрязино, где сейчас директором Векшинский, бывший наставник Валентина, переведённый со „Светланы“. Так… вот и сейчас Авдеев на выезде, но и в его отсутствие с десяток девушек под начальством „дядьки Черномора“ снимают характеристики ламп и ведут их испытание».
Следующая остановка — участок сборки радиостанций, приоткрываю дверь и застываю.
— Нет! — Решительно трясёт коротко постриженными рыжими волосами Люба.
— Ну тогда пеняй на себя. — Толик, сидящий на столе напротив, спиной к двери, почти закрывает её от меня.
— Какой же ты гад! — голос девушки дрогнул.
— … И брату твоему… — Шипит электрик, размахивая какой-то бумажкой.
— Пусти! — Подскочивший сзади Паша тянет дверь на себя.
Толик испуганно поворачивается на шум, Люба с надеждой выглядывает из-за него.
— Постой здесь в коридоре, никого не пускай. — Говорю Паше, крепко застопорив дверь сапогом, тот неохотно подчиняется.
Захожу в просторную комнату, на длинном монтажном столе в центре угадываются остовы двух мощных самолётных радиостанций (корпуса и выходной каскад решили оставить такими же как и на АНТ-25, готовых к полёту в Америку) и сажусь на стул между спорщиками, которые неотрывно следят за моими движениями: Толик — торжествующе, Люба — нахохлившись.
— Что это, товарищ Коровьев? — Указываю пальцем на клочок бумаги, зажатый в кулаке электрика.
Тот легко соскальзывает со стола, услужливо разглаживает смятый листок и протягивает его мне.
«Великое дело Октябрьской революции подло предано. Страна затоплена потоками крови и грязи… Хозяйство разваливается. Надвигается голод… Ради сохранения своей власти Сталин превращает страну в лёгкую добычу немецкого фашизма… Не бойтесь палачей из НКВД! Вступайте в Антифашистскую Рабочую Партию. Да здравствует 1 мая — день борьбы за настоящий социализм!.. Твою мать»!
— Откуда это у вас? — Зло гляжу на Толика.
— Не-ет, — улыбка сползает с его лица. — это не моё, я у Любки нашёл в столе.
— Ваша листовка, гражданка Щербакова?
— Нет, — её белое красивое лицо становится отстранённым, я облегчённо перевожу дух. — но кто мне её дал я не скажу…
«Святая простота… не считает для себя возможным обвинить невиновного и предать доверившегося ей. У меня другие понятия: „… Добро суровым быть должно…“».
— Та-ак, — кладу листовку в карман гимнастёрки. — гражданка Щербакова, подожди меня за дверью.
Толик с ухмылкой провожает её взглядом до двери.
«Придётся импровизировать».
Занимаю место Любы и молча смотрю в упор на Толика, ухмылка медленно сползает с его круглого лица.
— Я тут, собственно, здесь по другому вопросу. — Бросаю перед собой картонную папку с корректурой брошюры по теории автоматического управления, которую до этого не выпускал из рук. — Обнаружен факт пропажи более ста реле. Вы получали со склада восемьсот реле?
— Получал, — подтверждает электрик упавшим голосом. — для постройки новых «Бебо», товарищ Язев распорядился, когда вы ещё были в Испании, а…
— Речь не об этом, согласно документам… — сухо перебиваю его я, постукивая средним пальцем по папке. — на установки ушло шестьсот восемдесят реле. Куда вы дели оставшиеся сто двадцать?
— Никуда не девал… — Толик смотрит на меня вытаращенными глазами и нервно облизывает пересохшие губы. — в лаборатории, наверно, остались… а потом меня тоже послали в Испанию.
— Реле пропали, кто-то за это должен за это ответить. Я думаю тот, кто получил их со склада… Статья 162 д) до пяти лет.
— Клянусь, я их не брал! — Молитвенно складывает на груди руки электрик.
— Что ты делал сегодня в Особом Отделе? — Чётко артикулирую каждое слово.
Толик отпрянул назад, как от удара и замолчал. Молчу и я, продолжая давить на него взглядом.
— Это… новый начальник вызывал. — Наконец выдавил он из себя и ощетинился.
«Орешкина боится больше, чем закона».
— Можешь молчать, я сам расскажу, тебя, как агента, вызвал начальник ОО и попросил проследить за Щербаковой…
«Возражений пока нет».
— … ты нашёл у нее листовку, но вместо того чтобы сразу доложить об этом, стал угрожать ей, понуждая к вступлению в половую связь. Так?
«Продолжает молчать»…
— Статья 154 УК РСФСР, до пяти лет, то есть уже десятка светит.
«Прочитал УК УПК в прошлом году с большим интересом. А Толик, похоже, нет. Иначе бы возмутился, чай не в Америке живём, у нас сроки не складываются, а больший — поглощает меньший. Слёзы появились в глазах, нужен последний удар».
— Но это всё пустяки… — Делаю паузу, встаю и начинаю неспеша ходить по комнате. — Я не знаю откуда ты взял эту листовку. Мы с Ощепковым видели как ты размахивал ею. А это — статьи 58–10 и 58–11 вплоть до высшей меры социальной защиты.
— Любка сама призналась, что листовка её! — Вскакивает на ноги Коровьев.
— Сядь! — Сжимаю кулаки. — Не слышал, да и неважно. Важно то, что она скажет следователю. Или ты думаешь Орешкин бросится тебя спасать, а себя топить? Не жди, не признается он, что эту листовку через своих людей передал Любе.