Не помня себя от ярости, Онн выхватил меч, собираясь на месте зарубить несчастного старика, но вовремя сообразил, что тот, от старости своей, да по болезни потерял видимо рассудок. К тому же рассказал, как проникнуть в замок. Если дружинники Онна одержат победу, то лишь благодаря этому убогому старцу. И, покачав головой, конунг опустил меч. К его удивлению, старик даже не дрогнул, когда ему угрожало лезвие — видать, и впрямь выжил из ума.
— Коли и чуме был ты противен, раз не взяла тебя, то и я не буду марать руки о старого тролля, вроде тебя, — Онн сплюнул на землю. — Убирайся прочь. Слово, что дал тебе, сдержу. А после победы нашей получишь мешок монет, десяток молодых телят, да нормальное одеяние. Чтобы не ходил в лохмотьях.
— Благодарю, — старик склонился до земли, и почему-то Онну показалось, что в его бороде снова спряталась усмешка. Конунг продолжил свой путь к лагерю, а старик остался посреди пустоши и долго смотрел вслед удалявшейся фигуре короля.
В его взгляде, во всем выражении его изборожденного морщинами лица, читались чувства столь разные, что не только разобрать их, но и описать было бы сложно. И глубокая грусть. И смирение с неизбежным. И предчувствие рока, что неумолимо надвигается на эти острова, да и на всю землю. Ничего не изменить. Все будет так, как предсказывают хэксы да вельвы. И для конунга, и для бриттов, и для него самого…
***
У своего шатра конунг неожиданно встретил Бломме, которой и рассказал о случившемся, потому что знал, она, женщина-скальд, поймет его так, как не поймет никто больше! Бломме настояла сопровождать мужа в этом походе, она не желала разлучаться надолго. Такое случилось впервые, обычно женщины всегда оставались дома, но Бломме была потрясена смертью Хэзер и заверила мужа, что если он оставит ее одну, то вернувшись, уже не найдет живой — она уйдет в мир мертвых от горя, потому как без Хэзер и Олафа, нет ей места на этой земле. Гуннар же был поручен заботам многочисленной родни. Принц пытался возражать, настаивал, чтобы Бломме оставалась с сыном, но после, увидев в каком состоянии жена, понял, случись что — Гуннару она не защита и не опора, а смерть матери способна подкосить малыша. И потому он позволил Бломме сопровождать его в походе, взяв с нее клятву не покидать лагерь, да и вообще оставаться в шатре. Олаф ждал, что Квентин согласится на поединок, а нет, так их ждет осада. Вряд ли Бломме может пострадать. Даже если битва и будет — то уже возле крепостных стен, а скорее и в самом городе. Так что здесь, посреди лагеря, защищенная многочисленными отрядами, его супруга будет в безопасности. Бломме сносила тяготы походной жизни безропотно, но ведь она выросла в бедности, суровый труд и холодные зимы на Каменном мысу закалили ее характер.
— Мне было знамение! — сказал конунг торжественно, приблизившись к Бломме, — Один дарует нам победу в битве! Верь, сестра, так и будет! Едва я сотворил молитву, как камнем упал с небес орел, он почти коснулся меня крылами, а потом снова поднялся в высь, за облака, туда, где сияет Асгард, недостижимый град богов! После же, когда шел я уже назад, встретился мне старик, из города бриттов, переживший чуму. И он открыл мне тайные ходы в замок, так что не укроется клятвопреступник за стенами своей крепости! Мы войдем в город, и я заставлю короля бриттов исполнить данный обет! А после отнесу его голову туда, где сожгли мы тело моей жены.
С этими словами Онн, не в силах сдержать волнения, горячо сжал руку женщины.
— Я пришла поговорить с тобой, — печально произнесла Бломме, словно не услышав его слов.
— Говори же, — конунг сосредоточенно кивнул и приготовился слушать.
— Онн, брат мой! — с мольбой произнесла женщина, — Пойми, время остановиться!
— О чем ты?! Только не теперь, когда я так близок к желанной цели! Я мечтал о мести! Об этой крепости, этих островах! Только не теперь, когда сам Один желает моей победы! Только не теперь, когда мне открыта тайная дорога в твердыню бриттов!
— Посмотри вокруг! — воскликнула Бломме, с неподдельным отчаянием заглядывая ему в глаза, — Посмотри вокруг! Ты сеешь лишь смерть и разрушения! Сколько деревень сожжено, от них остался лишь пепел! Сколько убито! Ты можешь сказать, скольких твои люди отправили в мир мертвых? Разве этого хотела Хэзер? Ты же помнишь! Она всегда просила мира для Британии! И оказавшись здесь, я понимаю ее! Взгляни, как прекрасен мир! Хэзер знала красоту, знала любовь! Скажи мне, брат, что знаешь ты? Лишь смерть, ненависть и кровь!
— Я знаю месть, — сурово ответил конунг.
— Неправда! — крикнула женщина: еще никто и никогда, даже кюна Ингрид, не отваживался говорить с конунгом столь прямо и смело, — Неправда! Не обманывай ни меня, ни себя! А если уж потерял стыд перед людьми, то не обманывай хотя бы богов! Они все видят и все знают. Еще до встречи с Хэзер ты мечтал о битвах и победах! Мечтал о славе. О власти. О богатстве! Ты хотел быть королем всех земель, властелином целого мира! Я помню, ты говорил мне это в те далекие ночи, что мы провели вместе. Думаешь, я забыла? Я ничего не забыла, король мой! Такое не забывается! Ты всегда делал лишь, что хотел сам, тебе не было дела до других людей. И до меня не было дела. Тебя никогда не интересовало, чего хочу я. Ты знал лишь свою волю, а остальные должны подчиняться. И до Хэзер тебе нет дела! Месть лишь предлог, Онн-конунг! Ты знаешь месть? Нет! Ты знаешь честолюбие. Знаешь тщеславие. Знаешь желание повелевать. Вот, что ты знаешь!
Глава 10 Убогий 10.3
— Чего ты хочешь, женщина? — в голосе конунга послышался металл, а брови сошлись на переносице. Будь на ее месте мужчина, Онн бы уже срубил ему голову с плеч долой! Да как она смеет! — Ты говоришь, как тот несчастный старик! Но он-то обезумел, потерял рассудок после чумы. Или ты тоже потеряла рассудок?
— Что сказал тебе старик? — спросила вдруг Бломме тише, испугавшись своей неожиданной смелости.
— Сказал, чтобы я шел домой, взял новую жену, родил наследников. Чтобы забыл о британских землях, забыл о войне.
— Но ведь он правду сказал…
— Он просто сумасшедший, убогий, — Онн махнул рукой.
— Останови войну! — попросила Бломме, и голос ее стал мягче, — Разве мало тебе десятков поселений, которые ты разрушил с именем Хэзер на устах? Ты всегда был суров, но благороден, брат! Так не позволяй же злу овладеть твоим сердцем! Не позволяй жажде власти ослепить тебя!
Онн тяжело вздохнул, пытаясь сдержать гнев, и ему это на удивление легко удалось, уж слишком поразило его видение, что послал сегодня Один. После такого хотелось и самому быть великодушным, ведь и боги так щедры к нему!
— Бломме! — с этими словами конунг сжал ее руку, прижав к своей груди, — Ты сестра мне, и я люблю тебя. Так не будем же спорить. Прочти мне лучше свои стихи.
Вздохнув, Бломме прочла ему ту балладу, что так любила Хэзер, конунг оставался задумчив, пока слушал ее, не перебивая, и в какой-то миг женщине вдруг показалось, что он услышал ее.
Чудесные слова висы, сложенной женщиной сделали свое дело, достучались до затуманенного болью и яростью разума конунга и подарили нежданный покой, пусть и слишком кратковременный.
— Спасибо, Бломме, — Онн кивнул. — Я прощаю твои неосторожные слова и забуду их, как забыл и простил глупые слова того старика. В конце концов, он рассказал мне, как проникнуть в город. Только это важно. Сейчас же пошлю дружины к холмам, пусть начинают разбирать камни, ночью их вряд ли заметят. И уже завтра, если повезет, неприступная крепость будет нашей!
С этими словами конунг направился к шатру.
— Брат! — голос Бломме остановил его. Онн обернулся. Ее силуэт выделялся на фоне костра, горевшего в центре лагеря, языки пламени завораживающе плясали на ее серебристых волосах. Она уже не была так молода и хороша, как прежде, в те далекие годы, но в темноте этого не было видно, и конунг невольно залюбовался ею. — Тот старик… как он выглядел?
Онн, никак не ожидавший такого странного вопроса, пожал плечами.
— Так, как выглядят обычно нищие безумные старцы, да еще после тяжелой болезни. Костлявый, заросший, одетый в какие-то грязные лохмотья. Я даже обещал подарить ему новое платье после победы, — Онн удовлетворенно улыбнулся, довольный своей щедростью, — Весь в морщинах, древний, будто сама земля, да еще и кривой на один глаз.
- Ох, светлая Фригг, — Бломме прижала руки к груди, — Брат мой… Или ослеп ты сам? Или разум оставил тебя?
Но Онн уже не слушал ее, он скрылся в шатре и опустил полог: ему еще нужно было созвать ярлов и снарядить отряды к холмам, а Бломме стояла, дрожа от ужаса. Она просила теперь у богов лишь защиты для Гуннара. Пусть они хотя бы хранят ее сына, если ничего больше уже не спасти.
Этой ночью, лежа в шатре рядом с мужем, Бломме задумчиво спросила его:
— Что будет, Олаф? Что будет завтра с нами?
— Я не знаю, — тот пожал плечами в ответ, — Возможно, сражение обернется победой. А возможно, Квентин сильнее, чем мы думаем. И потому я хочу сейчас сказать, что люблю тебя. Сейчас я чувствую это, как никогда прежде!
Олаф повернулся к ней, просунул руку под плечо жены и крепко прижал ее к себе.
— Я тоже, — откликнулась она с ласковой улыбкой, — Я тоже люблю тебя, как и в первый день, когда увидела! И любовь, что живет в моем сердце, говорит, что мы должны помешать этому кровопролитию! Мы должны дать другим людям возможность любить так, как любим мы…
— Все это утром, — прошептал Олаф и поцеловал жену, — Сейчас не будем думать ни о чем! Только о нас с тобой! С тех пор, как я тебя увидел, то и забыл, что в мире есть другие женщины…
Бломме снова улыбнулась и поцеловала его в ответ, а потом провела рукой по его лицу, по его светлым волосам, в которых по-прежнему не было седины.
— Если завтра в бою ты умрешь — я умру вместе с тобой, — прошептала она, — И мы вместе войдем в небесный город. Вместе, как жили! И в той, новой жизни мы снова будем вместе!
— Не говори так! — воскликнул Олаф. — Меня не убьют, верь в это! А даже если и так — сложи мой погребальный костер, но сама живи. Живи ради нашего сына! Ему предстоит быть великим королем однажды, я знаю это! Он объединит все острова и будет править мудро и справедливо.
— Так и будет, — кивнула Бломме согласно. — Верю, что так и будет. Я видела это в рунах. Гуннар станет королем всех островов. Но если тебя убьют — знай, я уйду за тобой. Не останусь здесь одна.
Олаф покачал головой, смущенный словами жены, а после, на время, они, и правда, забыли, где находятся и что предстояло им следующим утром.
Онн тем временем, отправив дружинников расчищать подземные ходы, сидя на шкуре, что была расстелена в его шатре, чистил двуручный меч, натирая до блеска сверкающее лезвие: он всегда делал это только сам, не позволяя хирдманам и слугам прикоснуться к оружию. Сон бежал от мятежного конунга, и, закончив с мечом, он принялся за кинжал, а потом просто сидел, вглядываясь в пламя огня, что горел в наскоро сложенном походном очаге.
Конунг приказал викингам просто расчистить проходы и приготовиться, но не атаковать. Он дал защитникам крепости три дня на раздумья и твердо намеревался сдержать обещание. Ему не нужны смерти тех, кто добровольно согласится служить.
Чья-то рука откинула полог шатра, и на пороге появился старый Хлодвиг-ярл.
Глава 11 Квентин Британский 11.1
Услышав шаги, Онн поднял голову.
— Что там?
— Там какая-то женщина, мой конунг, — ответил Хлодвиг, пожимая плечами. — Молодая. Хочет тебя видеть. Может, кто из замка.
Взволнованный, конунг вскочил на ноги: он вспомнил вдруг, как точно такой же ночью, но много лет назад, откинулся полог шатра и сказали ему о приходе Хэзер. И на миг Онн поддался мороку, поверил, что сейчас, в эту секунду, она войдет в шатер, живая и здоровая, и на его лице вспыхнула надежда. Хлодвиг все понял без слов и отрицательно покачал головой.
— Пусть войдет! — воскликнул Онн, тем не менее.
Тяжело вздохнув, Хлодвиг огорченно потряс бородой и молча вышел, он и сам скорбел по королеве, которую успел полюбить за эти годы. Конунг же продолжал вглядываться в темноту, а потом полог снова приподнялся, и в шатер неслышно скользнула Бертильда. Ее Онн узнал сразу же.
Надежда сменилась разочарованием, разочарование тоской и болью, а мгновение спустя — раскаянием и стыдом.
— Как ты попала сюда? — сухо спросил Онн, отворачиваясь к огню, — Твой дом далеко.
— Лес — мой дом, — ответила женщина. — Любой лес. Здесь тоже есть лес. И потому есть я. Пришла повидать тебя.
Языки пламени отражались в ее колдовских зеленых глазах.
— Я не хочу тебя видеть! Убирайся! — приказал конунг, — Из-за тебя я потерял ее!
— Из-за меня ли? — усмехнулась Бертильда чуть печально. — Хэзер любила тебя. Мне жаль, что она умерла.