Треклятье! Не было в ней никакой поделки. Я же знал это!
Мне вдруг стало обидно до слёз, хотя, конечно же, я не заплакал. Просто подошёл к зарешечённому окну, положил локти на подоконник и, хмурясь, уставился на улицу. Толстое стекло, как и зимние узоры на нём, искажали реальность. Глядя через него можно было вообразить себе всё, что угодно.
— Что застыл, неофит? — добродушно спросил мэтр, недавно отпустивший мой класс с урока.
Нет. Теплота в его голосе никак не могла снять слой льда с моей озябшей души.
— Что с тобой? — обеспокоенно повторил он свой вопрос, когда я ничего не ответил и даже не пошевельнулся. — Такой замечательный проект на уроке показал. Достойный настоящего опытного мага.
Я обернулся. Пожалуй, эта тема была из тех, которые легко поддерживать.
— Он мог быть лучше. Я мог быть лучше.
— На моей памяти лучше никто не делал.
— Если замкнуть руну Одиса на знаке Хёльги, то тогда без дополнительных затрат энергии можно было бы наблюдать серебряные всполохи. Они подошли бы цели проекта… Холодные. Белые. Суровые. И красивые.
— Это боевое заклинание. Ни один наниматель не похвалит тебя за визуальный эффект, если не сосредоточишься на эффективности. Ты будущий маг, а не художник, — сурово произнёс мэтр.
Да. Я не художник и не резчик по дереву. Я неофит Чёрной Обители. И если бы я последние дни не был занят дурацким проектом по боевой магии, то смог бы вырезать фигурку, какую хотел, и сейчас бы шёл по коридору за руку с Эветтой. Она бы смеялась. Я бы радовался. Мы вместе строили бы планы на будущее. О том, как вернёмся в Юдоль, о том, как…
Я посмотрел учителю в глаза. Его взгляд напоминал тот, каким он окидывал слушателей, прежде чем закончить урок. Поневоле мне вспомнились его слова.
Какой будет ваша история?
Выбор только за вами.
Только за вами.
…Я снова повернулся к окну.
Наверное, вон тот силуэт принадлежал Эветте. Только она так грациозно стала бы пересекать заснеженный двор в не по осеннему времени разгулявшийся снегопад. Я бы сутулясь и прикрывая лицо одеждой коряво брёл вперёд, как и все остальные. Во мне нет такого изящества.
— А если разместить рядом со знаком Хёльги Вейнриг, то всполохи длились бы дольше и стали радужными. Тёплыми. Как несбывшиеся мечты.
… Из всего полезного, что можно было выучить за тот день, мне запомнилось только острое желание делать всё красиво.
Я сделал по-королевски пафосный, но ненужный жест рукой, и передо мной возникло мерцание. Оно плавно обратилось в идеально сочетающуюся по цвету с одуванчиками на поляне плотную и по цыплячьи жёлтую дымку. Яркий туман медленно и по спирали под мои властные слова принялся окутывать тело Марви подобно кокону:
- Ничего не отдаю, никогда не спасаю, никого не благословляю.
Это было красиво. Я наслаждался великолепием собственного труда. Но тут, увы, разом разрушая созданную мной атмосферу великого волшебства, зачем-то встрял Данко.
Гадкий и мерзкий Данко!
— Ты, блядь, можешь хоть когда-нибудь делать свою работу без лишнего базара? Треплешься, как баба!
— Причём тут бабы? Я завсегда молчу, когда кого на тот свет отправляю, — тут же возмутилась Марви и, заставляя меня думать, что зря я расстарался со спецэффектами при таких-то зрителях, спросила. — И чего? Это всё?
— Всё. Это замедлит падение, будь спокойна, — недовольно буркнул я и просто растворил яркое жёлтое марево, хотя рассчитывал завершить заклинание иначе.
— А ты сам спокоен? Ведь если твоя магия не сработает, то удар о землю мне не пережить.
Женщина вопросительно наклонила голову набок, а затем без предупреждения спрыгнула, так и не дав мне ничего ответить. Это было столь неожиданно, что у меня мурашки по коже пробежали! Я даже зачем-то подскочил ближе к краю утёса и проследил за её прыжком взглядом, хотя действительно был уверен в сотворённом заклинании… И не так уж его эффективность и спала из-за «показушничества», кстати.
Каменная крошка под моими сапогами с треском осыпалась и тоже полетела вниз. Очень далеко вниз. Я едва устоял на ногах от открывшейся высоты.
— Если она разобьётся, я тебя, сука, убью, — как бы между прочим сказал Данко и, встав на одно колено, приложил взрывную стрелу к тетиве лука, не натягивая его.
— Ни хрена подобного. С ней сейчас Холща спит. И моя логика утверждает, что это его прерогатива… Или ты решил перейти дорогу нашему вожаку?
Я рассчитывал, что рассудительность в моих словах охладит пыл вредного соратника, но ан нет.
— Ты, мать твою, хочешь, чтобы я тебя прямо здесь продырявил?! В последний раз по-хорошему прошу — болтай при мне поменьше!
Лучник сжал крепче пальцы и зло посмотрел на меня, прежде чем вернуться к наблюдению.
…Какому наблюдению? Для чего?
Стаю наняли для устранения одного хлопотного дворянина, сующего нос не в свои дела. Милорд сей оказался весьма пронырливым и предусмотрительным типом. В первый раз прижучить мы его не смогли, но сегодня, когда он решился высунуть свой нос из города, всё было более подготовлено.
Основные действия должны были возлечь на Марви, пока Данрад с прочими ребятами создавал обманный манёвр, изображая грубое нападение на хорошо вооружённую охрану. А мне и Данко предстояло прикрывать всю операцию с высоты. Но никаких усилий прилагать не пришлось по итогу. Всё прошло гладко. Марви через трубочку попала в нашу цель отравленной иглой и, отойдя на безопасное расстояние, дала сигнал об успешном завершении задания. Данко тут же вернул стрелу в колчан и кисло улыбнулся:
— Как-то беспонтово просто. Даже пострелять не дали.
Мне его разочарование было до одного места.
— Вот и отлично. Может, хоть сегодня высплюсь?
— Ты, жук, единственный продрых всю ночь! Даже не дежурил на хер!
— Я очень напряжённо думал. Никак не мог придумать, на что потратить свою долю добычи.
Увы, Данко было наплевать на мои терзания также, как и мне на его. Он, храня бесконечно им любимое молчание, развернулся и направился к коням, удерживаемым Элдри на другом конце поляны. А затем мы все вместе отправились к точке сбора.
— Что за херь, блядь? Мы, сука, первые, что ли? — весьма громко изумился лучник и тут же словил толстой веткой по голове. Её метко швырнула показавшаяся из-за деревьев Марви.
— Что за слова при ребёнке?!
— Твою мать! Да чего ты творишь, женщина?! — взъелся Данко, ибо на его пальцах, когда он решил ощупать затылок, осталась кровь.
— До сих пор я тебя вежливо предупреждала. Но теперь не больше одного матюга за одно раскрытие рта или…
Марви грозно провела большим пальцем по шее. Лучший стрелок Стаи тихо и зло буркнул что-то себе под нос, затем заткнулся, слез с коня и отрешённо разлёгся на земле, раскидывая руки и ноги в стороны.
— Ты как, Малая?
— Хорошо, Марви, — весело ответила Элдри. — Там как раз земляничных кустов много было. Я объелась!
— Земляника? — оживился я. — А мне чего не набрала?
— Ты бы лучше о другом подумал, — с ехидной улыбкой поглядела на меня наша убийца. — Она наверняка зелёной наелась. Какая ещё может быть земляника первого травня[1]?
[1] декабрь — студень, январь — лютовей, февраль — снежень
март — капельник, апрель — первоцвет, май — грозник
июнь — травень, июль — кресень, август — жнивень
сентябрь — ревун, октябрь — хмурень, ноябрь — грязник.
Я вынужденно задумался над вопросом, но мои размышления прервал выкрик.
— Эй!
Все мы резко посмотрели в сторону кричавшего. Им оказался Сорока. Конь его был ранен и спотыкался. Да и сам воин выглядел не лучше. Лицо было перекошено от смеси беспокойства и гнева. Ворот рубахи, торчащий из-под пробитого панциря, окрасился алым. Левая рука висела плетью, но… вроде всё было не так плохо, как мне изначально показалось. Мой приятель так же ловко спрыгнул, спешиваясь, и правую руку привычно положил на эфес. Не стал хвататься за рану.
— Что за нах? Где, блядь, кодла?! — сурово спросил Данко, вставая на ноги, но тут же и упал, получив хук от Сороки.