— Что?! — возмутился король, не догадываясь, что подтверждает обвинение. — Я?! Сварливый?! А ты мелкий…
Орди склонил голову набок и удостоил Его Величество очень внимательным взглядом. Он был настолько пристальным, что Тиссур неожиданно для самого себя стушевался и замолчал.
— Я. Везу тебя. Домой, — отчеканил юноша. — К себе.
— Ладно, — смягчился король. — Допустим домой. Но ты же, надеюсь, понимаешь, что это выглядит очень странно? Ты пропал на… — Тиссур задумался, высчитывая примерный срок, и Орди пришёл ему на помощь:
— Где-то месяц.
— …Где-то месяц, — продолжил череп и тут же отвлёкся. — Ничего себе! Месяц. С ума сойти! — опять полоска света. Орди выждал, и король вернулся к прерванной фразе: — А потом заявился, весь из себя модный и роскошный, при карете… Пищи для размышлений более, чем достаточно, знаешь ли.
Орди кивнул. Пищи и впрямь хватало.
— Я же говорю: ты всё узнаешь. Этот разговор не для кареты. Серьёзно. У меня есть предложение, и, надеюсь, оно тебя заинтересует, — Орди не хотел, чтобы в его голосе появились просящие нотки, но они нагрянули сами, без разрешения.
Вскоре копыта коней отстучали барабанную дробь по подвесному мосту над затянутым тиной и отчаянно квакающим рвом, после чего позади зазвенели массивные цепи и лязгнули многочисленные замки. Карета остановилась у ворот особняка, похожего на замок Регента: разве что меньшего размера и почти без укреплений. В новой обители Орди не горел огонь, и запущенная каменная громадина с крепостной стеной, которая местами обвалилась и осыпалась в ров, выглядела чёрной даже на фоне ночной темноты.
— Это твой дом? — недоверчиво спросил Тиссур, приподнимая воображаемую бровь.
— Ага, — невозмутимо подтвердил Орди.
— И ты думаешь, я в это поверю?
Юноша тяжело вздохнул. Вместо ответа он уложил Тиссура на чёрную бархатную подушку, распахнул двери кареты и ступил на булыжники, которыми был вымощен широкий двор.
— Вообще-то я сам могу, — воспротивился король, но Орди шикнул.
Когда-то давно двор особняка был вполне симпатичным, но сейчас пришёл в упадок. В самом центре располагался пересохший фонтанчик, чашу которого заполняли листья и дождевая вода. От него лучами расходились небольшие аллеи, где шелестели листвой древние деревья с раскидистыми кронами, а в разорённых клумбах торчали из земли сухие палки, некогда бывшие цветами и кустарниками. То тут, то там на аллеях этого двора-парка располагались скамейки и небольшие беседки, безжалостно задушенные плющом.
Из дверей дома — угрюмого заострённого строения с узкими тёмными окнами и флюгером в виде дракона — вышел старик с горящей лампой, но юноша жестом отослал его обратно.
Крыльцо, тёмная гостиная, где вся мебель укрыта тканью, а ткань, в свою очередь, пылью и паутиной. Скрипучие половицы, запах какой-то еды — и, наконец, зал, освещённый пламенем в камине — простой и незатейливой каменной арке. Рядом стояли два кресла с высокими спинками, и им не помешала бы какая-нибудь мягкая обивка. Орди умостил Тиссура на одно из них, а сам, подложив подушку, сел во второе.
— Итак? — для короля было важно взять инициативу в свои руки.
— Да, — ответил Орди. — То есть: да, я думаю, что ты мне поверишь. Потому что всё это действительно принадлежит мне.
— Это даже не смешно. — проворчал король. — Хотя, учитывая наклонности… Страшно даже представить, что ты сделал.
— Всё, — взгляд Орди был настолько прямым и спокойным, что черепу стало не по себе.
— Эм-м? — вопросительно промычал он.
— Я сделал всё, что планировал, — пояснил молодой человек. — Попробовал все известные мне приёмчики и изобрёл несколько новых. Организовал с десяток лавок по перепродаже всякой всячины, три по добыче денег из воздуха и одну очень многообещающую… кхм, я называю это «пирамида».
— «Пирамида»? — уточнил король. — В смысле здание или?..
— Нет, в смысле я беру у людей деньги в долг, якобы на развитие своих лавок, и в обмен обещаю отдавать часть прибыли.
— Но не отдаёшь? — Тиссур схватывал на лету.
— Почему же? — улыбнулся Орди. — Отдаю. Понемногу. Иначе другие люди не отдадут свои деньги.
Король закряхтел, но ничего не сказал. Молодой человек видел, что черепушке явно не по нутру путь, который он избрал для обогащения. «Замечательно, просто замечательно», — подумал он и подавил отчаянное желание поёрзать в жёстком кресле.
— Ещё я опробовал интересную схему ведения дел, — продолжил мошенник. — Нашёл в окрестностях города болото, объявил, что грязь оттуда делает мужчин здоровее, а женщин красивее, и стал продавать.
— И что, неужели кто-то поверил? — голос Тиссура был полон разочарования в человечестве. — Хотя, не отвечай. Я знаю, что в такое наглое враньё люди поверят скорее, чем в чистейшую правду.
Орди кивнул:
— Именно. Но дело не в грязи: в конце концов, её и до меня пытались продавать, тут ничего нового. Смотри, есть я. Я продаю свой товар как напрямую покупателям, так и тем, кто хочет его перепродавать. Для последних у меня предусмотрены специальные цены. Тот, кто собирается перепродавать, может либо торговать самостоятельно, либо собрать свою команду дураков, которые будут работать за него и впаривать целебную грязь местным дамам. В результате тот, кто берёт товар у меня, может почти не работать: поставлять грязь своим сотрудникам и жить на доходы с этого дела. Но сотрудники могут прозреть и подумать: «А почему это я должен втюхивать эту дрянь, когда можно сделать как мой начальник, — найти пятерых идиотов и жить припеваючи?»
— И где же конец цепочки? — поинтересовался Тиссур.
— Его нет, — усмехнулся юноша. — Цепочка бесконечна. Люди сами создают иерархию, сами продают друг другу грязь по завышенным ценам и иногда в порядке исключения пытаются сбыть её кому-то со стороны.
— Вообще, идея любопытная, — задумчиво сказал Тиссур. — И выглядит всё это очень заманчиво, тьма побери. Вот только… Это работает? Хоть кто-нибудь уже живёт на проценты от перепродажи?
— Да какая разница? — отмахнулся Орди. — Главное, что я и оглянуться не успел, как стал во главе почти сотни человек. Сотни человек, которые могут продать воду во время наводнения.
— Да уж… — процедил король сквозь зубы. Даже более «сквозь зубы», чем обычно. — А мне на секунду показалось, что ты решил стать честным человеком.
— Ни на секунду, — хохотнул Орди. — Это было бы очень глупо с моей стороны.
— Чего ты хочешь? — Тиссур перешёл сразу к делу — и это стремление нельзя было не похвалить.
— Союза, — сказал Орди. — Ты сам недавно говорил: «Ты поможешь мне, я помогу тебе». Я помогу тебе вернуть трон, а ты поможешь мне занять достойное место при дворе.
— Поможет он, смотрите, — фыркнул король. — Слишком громкое заявление, тебе не кажется? Ты же просто мальчишка!
— Но я способный мальчишка, — парировал Орди.
— Тогда зачем тебе нужен я?
— Потому что я способный не во всех сферах, — покачал головой юноша. — Когда я основал компанию, то понял, что у меня есть одна особенность: я могу одну за другой рождать интересные идеи. Работающие идеи, прибыльные идеи. Но все они заканчиваются словами «а потом я заберу все деньги и сбегу».
— Вполне в твоём стиле, — согласился король. — Но ведь так всё и задумывалось, верно?..
— Поначалу да. Но сейчас мне хочется создать нечто долговременное. И для этого мне нужен… — Орди взглянул на череп в кресле и осёкся, — …кхм, человек с твоим опытом.
— Минут с двадцать назад я говорил, что не буду заодно с тобой. Мой ответ неизменен. Можешь выкинуть меня в болото, но я никогда и ни за что не стану принимать участие в твоих аферах.
— Кстати, об аферах, — Орди не сдержал чересчур широкую улыбку, которая была бы куда уместнее на морде аллигатора, в пасть которому течение несло лодку с туземцами. — Я взял несколько уроков истории, потом порылся в библиотеке и узнал очень интересные вещи.
Тиссур заскрипел зубами.
— Когда-то давно один король захотел сделать благое дело и снять с народа Брунегена налоговые тяготы, — принялся рассказывать Орди, тщательно маскируя издевку в голосе. — Как мне объяснили, суть была в том, чтобы уменьшить основные налоги, например, на торговлю хлебом или налог на землю, и увеличить косвенные. На дрова, масло для ламп и пряности. Вроде бы, не такие уж необходимые вещи, — Орди сел поудобнее и подался вперёд, перейдя на заговорщицкий тон, — но неожиданно без дров оказалось очень холодно. Без масла — темно. А без пряностей — невкусно. Налоги поднялись чуть ли не вчетверо, цены ужасно взлетели, у торговцев никто ничего не покупал — дорого же! А налоги требовали исправно. И разорялись купцы десятками! Сотнями! Попадали в кабалу, умоляли взять хоть что-то в счёт налогов. И король брал. Те самые дрова, масло и пряности. Скоро должна была начаться зима, народ едва не взбунтовался и — неслыханная дерзость! — прислал к королю своих посланников с требованием вернуть всё как было. Король подумал, взвесил всё как следует и принял мудрое решение: отменить реформу. И всё получилось очень красиво, так красиво, что я искренне восхищаюсь тем самым королём. Он мало того, что получил в свои руки почти все запасы нужных товаров в королевстве, так ещё и приумножил народную любовь к себе. В первый раз — когда громко объявил о снижении основных налогов, а второй — когда отменил непопулярный закон.
Тиссур молчал. Его глаз светился ровно, не пульсируя и не выказывая никаких эмоций вообще.
— И ещё… Как-то раз тот же король задумал объединить все религии в одну. В те годы у религиозных иерархов власти было куда больше, чем у какого-то там мирского короля — и из-за этого возникало много проблем. Хочешь начать войну? Проси благословения. Щедро жертвуй. Да не одному богу, а нескольким, чтоб уж наверняка. А иначе жрецы быстро расскажут, что правитель-де пренебрегает мнением их небесного покровителя, и пообещают ад и погибель тем, кто поддержит короля в дурном и не богоугодном деле. К тому же, частенько гибли люди: когда одна деревня, веровавшая в одного бога, брала вилы и шла войной на другую деревню, веровавшую в другого. Причины могли быть самыми разными — неурожай, скот мрёт, коровы не доятся, на жреца не так посмотрели. Некрасиво получается, правда? — задал Орди риторический вопрос, но Тиссур ответил.
— Да.
Это оказалось неожиданно твёрдое и уверенное «да», но оно не смутило юношу.
— И я о том же. Так вот, король, ранее известный, как не очень религиозный и праведный человек, внезапно начал бить поклоны, молиться, вести себя приличней некуда и очень щедро жертвовать храмам. Параллельно с этим он организовал у себя небольшой кружок чтения священных книг, куда входили не только замшелые старики, но и некоторые очень интересные личности — высшие чины разных религиозных течений. Но не просто чины, а очень молодые и амбициозные чины, недовольные тем, что власть в их структурах передаётся очень медленно. Они хотели дорасти до самого верха. И король этому исподтишка потворствовал: где словом, где золотом, где правильными знакомствами, где ядом и кинжалом. Вот так вот, мало-помалу его новые знакомые и заняли все ключевые религиозные посты. Король был очень рад и поделился одной замечательной идеей, что было бы, мол, неплохо учредить Главный Храм. Разумеется, с Главным Богом, которому все остальные бы подчинялись. Идею поддержали все, кроме откровенной мелочи. Каждому из этих пауков хотелось возглавить всех остальных, и борьба закипела с новой силой, а уж король был тут как тут со своим золотом, знакомствами, ядами и кинжалами. Из храмов и монастырей она быстро распространилась на всё остальное Реге… — Орди кашлянул. — Прости, королевство. Теперь не деревни ходили друг на друга, а целые княжества. Стране пришлось несладко: много людей было убито, много деревень и городов сожжено, голод, болезни… Да и люди начали понимать, что им эти войны толком ни к чему — лучше землю пахать или горшки лепить, чем рисковать лишиться головы, доказывая соседям, что их бог хуже. И тогда король, очень много времени проводивший в истовых публичных молитвах, решил, что хватит. Ослабленных войнами амбициозных сановников к большой народной радости арестовали, отравили, порезали и повесили. Установили мир. А затем созвали Большой Собор на острове близ столицы. Да-да, на том самом, посреди реки. Народу собралось множество. Правильного народу, если ты понимаешь, о чём я: неправильные были кто в бегах, а кто и в земле. Представители всех религий очень долго решали, кто должен возглавить новую Церковь Всех Богов, и, наконец, пришли к выводу, что такого высокого поста достоин только во всех отношениях праведный и заслуженный человек. Человек, проводящий множество времени в молитвах. Человек, который остановил кровавые распри. Король.
Орди сделал паузу, чтобы немного отдышаться. Всё это время он не сводил глаз с Тиссура, который лежал без малейшего звука или движения.
— Разумеется, король согласился. Но, поскольку сам он был очень занят государственными делами, то учредил чин своего личного доверенного советника по делам Храма Всех Богов. То есть сделал Храм одним из министерств Брунегена. Это гениально. Просто гениально. Кстати, по слухам, очень много золота из древних храмовых накоплений куда-то пропало. Но я ни на что не намекаю, — Орди склонил голову и позволил себе полуулыбку, говорившую как раз об обратном. Он намекал, да ещё как.
Но Тиссура и это не проняло.
— А какой у того короля был кабинет министров? Залюбуешься, — продолжил Орди. — Барон Фунт, знаменитый, благодаря своей скандальной попытке ввести бумажные деньги, Герцог Рооро, бывший «мелкий мошенник», продававший землю в несуществующей стране, ещё один герцог — Анг, который… — юноша сыпал громкими именами, титулами и описаниями преступлений. Каждый из команды Тиссура был известен каким-нибудь злодейством исторического масштаба, но помимо этого всех их объединяли грешки куда более мелкие и привычные — мздоимство, казнокрадство, злоупотребление властью. — А ещё, — распаляясь всё больше, продолжал Орди, — министр двора любил разъезжать в карете по ночным улицам и заманивал к себе девиц. Что он с ними делал, доподлинно неизвестно, но врачи говорили, что жить они будут, а рубцы при должном уходе быстро заживут. Сами девицы молчали: золото надёжно запечатывало недовольные рты. Другой министр — дорог и почты, — настолько любил публичные дома, что сам содержал целую сеть. Кое-кто, даже находясь при дворе, не распустил банду — только раздал громилам накидки с гербами и объявил личной гвардией… — Орди прикусил язык. Информации было столько, что юношу понесло, и нужно было придержать коней.
— И что? — Тиссур, наконец, подал голос. — Всё это ничего не значит.