— Староват я стал для подобных увеселений, — поделился с воняющей тухлым мясом и слежавшейся пылью тишиной Бык, плюхаясь на задницу рядом с сундуком и откупоривая кувшин с зельем.
Беспомощный плач женщины теперь звучал гораздо отчетливее и ближе. Она была где-то совсем рядом. Где-то за поворотом. В соседнем подвале. Бык решил, что, промыв раны и малость оклемавшись, пойдет на поиски. Раз она плачет и зовет на помощь, значит, ее положение не такое уж скверное. Если б пленнице приходилось совсем хреново, она визжала бы, как свинья под ножом мясника. Он отыщет ее и постарается выручить из беды — но сперва, как и положено, малость позаботится о себе.
Настой обжигал, точно прижатое к коже раскаленное клеймо. Бык хрипло сипел, смаргивая невольно выступившие слезы, кончиками пальцев запихивая влажную корпию в оставленные крючьями кровоточащие разрывы и попутно размышляя, озаботился ли кто его поисками. Друзья и подчиненные привыкли к внезапным отлучкам кунари, но рано или поздно Крэм заподозрит неладное. Вопрос в том, сколько времени потребуется лейтенанту для начала розысков запропавшего босса.... и сколько он уже торчит в этом жутковатом месте.
Вопросы, сплошные вопросы без ответов.
Кряхтя, Бык поднялся на ноги. С трудом протиснулся сквозь узкий дверной проем, ободрав и без того горящую спину и огрузневшее за последние годы брюхо. Оглядел полутемный, в густых паутинных завесах коридор, пожал плечами и поковылял искать рыдающую женщину.
Порою нестерпимо хочется.
Единственным человеком в Тедасе, к которому Йонге Далине втайне испытывал жгучую, высокопробную, исходящую дурной желчью белую, черную и алую в зеленую крапинку зависть, был магистр Павус.
Магистр воплощал в своей великолепной персоне все, чего был лишен Йонге.
Пергамент с родословной семьи и родственников мэтра Павуса можно было с легкостью перекинуть в качестве моста через Недремлющее море, от Киркволла до Хайевера. Он родился и вырос в Тевинтере, где владение чародейскими искусствами было в порядке вещей, а умелых магиков уважали и почитали. Он никогда не ведал удушающей тюрьмы магического Круга, постоянного храмовничьего надзора, сводящей с ума боли Истязаний и угрозы печати Усмирения. В присутствии магистра Йонге поневоле ощущал себя туповатым деревенским колдунишкой с грязью под ногтями. В жизни не прочитавшим ни единой книги и способным только состряпать из мышиных хвостов и конского навоза вонючее зелье против потницы.
Вдобавок магистр Дориан Павус был возмутительно хорош собой, неизменно элегантен, утонченно язвителен и испытывал взаимные чувства к Железному Быку.
За все это, по мнению Йонге, мэтр Павус заслуживал мучительной и позорной смерти.
Йонге прекрасно сознавал всю нелепость своих обвинений. Мэтр Павус присягнул на верность Инквизиции и оставался верным клятве и своим друзьям. Он обучил Йонге нескольким грязным приемчикам, о которых понятия не имели наставники в Круге Киркволла, он обожал хорошую компанию и посмеяться от души. Они сражались бок о бок, и именно магистр на своем горбу выволок их отряд в Свистящих Пустошах, когда они уже готовились отдать концы в заброшенном храме древних богов. Там, где зачарованное время свернулось в кольцо и укусило себя за хвост.
— Йонге, научись сдерживаться и не скрипеть зубами, когда Дориан проходит мимо, — с невозмутимым видом советовал Рудольф. — Или собери уж наконец яйца в кулак и попросись к нему в ученики. Хлопнись на колени, поцелуй край мантии или что там у вас, злобных малефикаров, принято. Тверди, что не можешь жить без его мудрых наставлений. Что согласен носить за ним тапочки, выносить ночной горшок и ежедневно полировать его посох. Уверен, мэтр Павус с радостью согласится.
— Убью, — цедил на это магик.
— И вот так всегда. Завидовать дурно, между прочим, это еще Андрасте заповедовала.
— Я не завидую!
— И врать научись.
— Катись ты лесом, Руди. В направлении Черного болота. Тебя гнилые утопцы ждут — не дождутся.
Страж издевательски гоготал и уходил пьянствовать с Быком и магистром Павусом, оставляя напарника страдать в одиночестве.
А теперь, когда Жозефина и Йонге пожаловали в неваррское посольство, выяснилось, что мэтр без всякой помпы, танцовщиц и пышного каравана прибыл в Киркволл и первым делом наведался к заклятым друзьям из Неварры. Перекусить со вкусом, разузнать местные новости и обсудить с послом Леонидасом набивший оскомину вопрос о спорных землях и незаконно передвинутых во время Пятого Мора границах. Жозефина немедля присоединилась к беседе, изящно жестикулируя и с легкостью перепархивая с громыхающего тевина на простецкое Торговое наречие или мелодичный орлейский. Йонге сунул нос в выданный бокал, ограничиваясь короткими «Ага, угу, так оно и есть».
Стремительно вьющаяся нить куртуазной перепалки ускользала от магика, как сыплющийся сквозь пальцы песок. Легко перескакивая с предмета на предмет, троица языкатых аристократов успела обсудить все на свете. Шансы Кассандры Пентагаст занять престол Неварры после смерти дряхлого короля Маркуса (невеликие, ибо леди Кэсс в линии престолонаследия числилась всего лишь пятнадцатой). Вероятность созыва Великого Конклава и выбора новой Верховной Жрицы (неизбежен, как и нешуточные скандалы и подкупы, ибо одной из вероятных кандидатур является Первая чародейка Орлея, мадам Вивьен ля Фер, особа расчетливая и злопамятная). Роспуск ордена Храма (бедняги рыцари обречены, а раздел имущества Ордена наверняка обернется грызней между государствами). Глубинные тропы, темные, таинственные и опасные, сулящие участникам концессии по их разграблению невероятные богатства. Неурожай пшеницы в Оствике, вылазки пиратов из Ривейна, нахально лезущие в Недремлющее море дредноуты кунари с пушками на борту... Кстати, мессир Далине, верны ли слухи о том, якобы затерянный в глубинах легендарный Бастион Безупречных уцелел и доверху набит гномьими сокровищами?
— Ну не совсем доверху...
Под столом с камчатной скатертью острый каблучок Жозефины немедля вонзился в щиколотку магика.
— Я бы выразился так, на треть. Оставшиеся две трети двергского золота лежат в тайниках и под завалами на нижних ярусах.
Каблучок отодвинулся. Взмах длинных ресниц леди Монтилье настойчиво призвал Йонге не умолкать, ибо клиент созрел и готов раскошелиться. Магик поспешно опрокинул оставшееся на донышке бокала ривейнское, смутно припоминая затверженную речь о выгодах и преимуществах и сожалея, что под рукой нет верного компаньона. Рудольф Вебер мог бесконечно долго трепаться на любую тему. Хоть о разведении нагов клеточным методом, хоть о прихотливых извивах политики Тевинтера, хоть о том, сколько орлесианских бардов нужно созвать, чтобы натянуть порвавшуюся струну на арфе.
Пытка галантностью продлилась за обедом и закончилась лишь на пороге особняка, когда радушные хозяева и дорогие гости многословно распрощались.
— Еще немного, и я бы свихнулся, — честно признался магистр Павус, едва шпили и угловатые башенки неваррского посольства остались позади. — Мы наконец свободны? Почему у вас двоих такой похоронный вид?
— Минувшей ночью кто-то убил Сэру, а Дагна пропала, — объяснила Жозефина.
— Я всегда говорил, однажды эта остроухая вершительница судеб допрыгается, — пожал плечами магистр. Они с Сэрой вежливо недолюбливали друг друга: эльфийка побаивалась чародея, Дориану были не по душе ее решительные методы наведения справедливости. — А вот Дагну жаль. Надеюсь, она вскоре объявится, живая и здоровая.
Компания добралась до «Цветущей розы», обнаружив Рудольфа, одиноко скучавшего в общей зале и шумно обрадовавшегося их появлению. По словам несшего дозор в таверне Стража, ничего не изменилось. Дагна не пришла, подметных писем о выкупе к крыльцу не подкидывали. Бык не вернулся и не прислал никакой весточки. Крэм отправился на поиски босса и тоже запропал, а Сайнжа умотал по своим загадочным делам.
После пары совместных чарок леди Монтилье и магистр отбыли. На завтрашний день Жозефина запланировала встречи с представителями торговых гильдий Оствика и Маркхэма. Своим спутником она выбрала Рудольфа, назначив встречу у дворца наместника. Йонге, долгое время проживший в Киркволле, намеревался с утра пораньше заглянуть в кое-какие памятные заведения Нижнего города, куда стекаются слухи и сплетни. Может, кто слышал о рыжей девушке-дверге или возьмется за десяток медных пенни поискать ее следы. Где-то ведь Сэра с Дагной сидели и выпивали, с кем-то болтали или повздорили.
— Я тут разузнал о мертвом гноме, — поделился с напарником Рудольф. — Его звали Огрен. Говорят, прежде был недурным бойцом и ушел из Орзаммара вслед за Героиней Ферелдена. Ну, Элиной Махариэль, той лихой долийской эльфийкой, что пристрелила дракона-Архидемона, а нынче ходит в конфидентах и военных советницах королевы Аноры. Только Огрена быстренько пинком под зад выкинули из отряда, за постоянные дебоши и пьянку. Он притащился в Киркволл и остался здесь. Подрабатывал вышибалой, выступал бойцом на боях без правил, вроде как связался с Хартией... Короче, тот еще забияка и пропойца, как и большинство приплюснутых коротышек. Рыдать по этому засранцу никто не будет.
— Прям в точности как по нам.
— Ой, какие мы нынче трепетные, — скривился Рудольф. — Нет, я все понимаю, Киркволл местечко настолько унылое и мерзкое, что порою нестерпимо хочется плюхнуться жопой на мостовую и зарыдать от отчаяния. Но нам не привыкать. Мы и не такое видывали. И вообще, я ушел давить матрас. В кои веки мы ночуем там, где сухо, тепло и никто не пытается отгрызть тебе голову.
«Судя по звукам, Сайнжа вчера очень старался отгрызть тебе не голову, а кое-что другое», — Йонге мрачно уставился в спину уходящему напарнику. Менталисити, внезапно вспыхнувшая между ними связь разумов, оборачивалась совершенно непредсказуемой стороной. В бою она позволяла сражаться, как единое целое, но вот в обычной жизни... Йонге до сих пор не мог толком примириться с мыслью о том, что на протяжении нескольких лет Рудольф видел его кошмары. Его незримый проклятый старый дом, населенный потаенными страхами и желаниями Йонге Далине — и одним из этих жгучих, неисполнимых желаний был напарник.
Наверное, им стоило собраться с духом и поговорить. Но Рудольф старательно делал вид, якобы ничего ужасного не произошло, они по-прежнему компаньоны и друзья, а Йонге боялся разрушить хрупкое равновесие. Боялся однажды не сдержаться, поддаться искушению — и стать распахнутой дверью для демонов Тени. Они всегда поблизости. Всегда ненасытны, всегда готовы предложить слишком много о себе вообразившему чародею крайне выгодную сделку, поглотить его душу и завладеть телом. Результат предсказуем — одержимость, расплесканная повсюду кровь и смерть.
Он не хотел такой судьбы ни для себя, ни для Рудольфа. Порой он вообще слабо представлял, чего именно хочет от жизни. Прежде Йонге мечтал об одном: вырваться из Круга, пожизненной тюрьмы, в которую он угодил лишь потому, что родился с колдовским даром — и вот, на тебе, сбылось. Он свободен, он под защитой Инквизиции и волен идти на все четыре стороны. В кои веки у него даже появились друзья и надежный компаньон.
А потом к ним присоединился Сайнжа.
И Рудольфу приглянулся жутковатый воин с Сегерона. А Сайнже приглянулся Рудольф.
Можно солгать словом. Можно делом. Но, как показала менталисити, невозможно солгать мыслью. Йонге знал, эти двое неплохо поладили промеж собой, гоняя порождений Тьмы и кувыркаясь в постели — и дожидались его первого шага навстречу. Не торопя, не подгоняя, не подначивая намеками. Просто коротали время в ожидании, когда Йонге Далине наконец преодолеет свои страхи.
Сверху, со второго этажа, незримым ручейком приплыло ощущение теплого прикосновения. Сайнжа не промелькнул в зале, значит, нуаду воспользовался черным ходом или проделал увлекательное путешествие по крышам, запрыгнув в окно. Они воркуют там, смеются и треплют языками, пока товарищ занимается самоедством и наливается элем.
А ведь мог бы просто подняться наверх. У него есть такое же право находиться в снятой комнате, как у жизнерадостной парочки. Мог бы просто побыть с ними рядом.
Йонге встал с такой резкостью, что толкнул стол и опрокинул недопитую кружку. Посетители «Розы» озадаченно скосились на раздраженного чем-то магика, пожали плечами и вернулись к своим пересудам. Дверь комнаты стояла незапертой, и внутри Йонге узрел именно то, чего ожидал.
Им досталась комната с большой, рассчитанной на троих или четверых постояльцев, кроватью в алькове. Сайнжа заявил, якобы ему недостаточно места на огромной постели — и вообще она для настоящего воина слишком мягкая — и соорудил на полу неряшливое гнездо из одеял и пледов. Вчера в этом гнезде спал (точнее, старательно делал вид, что спит и ровным счетом ничего не замечает) Йонге, пересчитавший боками все выступающие гвозди в досках. Сегодня он рассчитывал вернуть себе законное место, пусть и разделенное с похрапывающим напарником.
Рудольф и Сайнжа устроились на кровати и ничем предосудительным не занимались. Просто валялись рядом — полусидевшая жутковатая тварь с огромной клыкастой пастью, острейшими когтями на руках и ногах, и беспечно привалившийся к чешуйчатому боку человек. Пригревшийся Рудольф клевал носом и удивленно вскинул голову, когда Йонге с мрачной целеустремленностью полез на кровать.
— Просто сделай одолжение и заткнись, — буркнул Йонге. — Пожалуйста. Хоть разок.
— А я вообще молчал, — невинно хлопнул глазами Страж.
— Ты громко думал.
— Ничего я такого не думал, — Рудольф ойкнул, когда Йонге словно по случайности надавил ему на бедро коленом. — Точнее, думал, но совершенно не о тебе. И даже не о тебе, — он вскинул руку, ловким движением дернув Сайнжу за кончик толстой кожаной косицы. По извечной привычке всегда быть готовыми вскочить, бежать и рубить напарники укладывались спать, раздеваясь до нижних рубах и штанов, и сваливая имущество горкой неподалеку.
Лежать, опираясь головой на каменное предплечье Сайнжи, было приятно — сегеронец был горячим, как натопленная печка. Наверное, на заре времен Творец в качестве пробы создал нуаду из огромных ящериц. Отсюда и когти, и мелкая чешуя, и бездонная пасть поперек себя шире, и тяга к теплу, зато могучая глотка совершенно не приспособлена для членораздельной речи. Даже язык, как у болотной твари — длинный, серый, раздвоенный на конце. Сухой, проворный и почти невесомый.
Кончик языка осторожно пробежался по опущенным векам Йонге. Магику всегда казалось, что у такого создания, как Сайнжа, должно смердеть из пасти тухлятиной — но сегеронец остро пах мускусом и чем-то, похожим на смесь экзотических пряностей.
Наверное, стоило отодвинуть нависшую сверху башку в обрамлении свисающих косиц в сторону и вежливо растолковать, что не стоит так делать. Ничего путного не выйдет, ведь его ничуть не привлекают страховидные твари из болот Сегерона.
Язык двигался, неспешно изучая лицо магика, и Йонге застыл, жмурясь. Страшась необдуманным словом или резким движением осквернить крохотный мирок в полусумраке алькова, освещенного только затухающим пламенем камина. Внутри у Сайнжи при каждом глубоком вздохе протяжно ухало, язык нуаду настойчиво вытанцовывал вдоль краешка губ, и Руди наверняка смотрел — прищурившись и еле заметно ухмыляясь. Тем самым взглядом, от которого становилось жарко, и неловко, и хотелось отпустить дурацкую шутку, лишь бы не выдать своего смятения.
Разошедшийся язык со змеиной ловкостью скользнул меж губ и очутился во рту. Закрутился, настойчиво толкаясь, оглаживая, ерзая туда-сюда — и Йонге задохнулся, обреченно понимая: сейчас все закончится. Его отшвырнет к порогу призрачного дома. Крохотная, робкая надежда, что на сей раз все пойдет иначе, развеется по ветру под издевательский хохот демонов.
Мгновения текли. Затянувшийся поцелуй длился. Чужой язык нахальничал во рту, ощущение было разом и пугающим, и сладостным. Демоны вмешиваться не спешили, зато кто-то вполне живой и реальный сгреб напряженную руку Йонге, ткнувшись лицом в ладонь. Менталисити струилась полноводной рекой без коварных омутов и заводей, смывая теплой водой былые огорчения и разочарования. Йонге запрокинул голову и расслабился. Язык нуаду немедля соскользнул почти в глотку, с нажимом потираясь о нёбо, быстрое горячее дыхание щекотало ладонь. Кажется, Рудольф то ли лизнул, то ли поцеловал ему пальцы, Йонге в точности не разобрал, ощутив только мимолетное влажное прикосновение.
Двигаясь осторожно, как в хрупком наваждении Завесы, магик поднял свободную левую руку. Погрузил растопыренную пятерню в густую гриву Сайнжи. Толстые косицы напоминали ворох живых змей — шершавые, прохладные, так и норовящие обвить запястье. Перебирать их оказалось завораживающе приятно, от накатившего острого наслаждения аж сами собой подогнулись пальцы на ногах.
Забывшись, Йонге невольно прикусил зубами не в меру настойчивый язык нуаду. Сайнжа заурчал, перекатывающийся в горле глубокий звук казался скорее довольным, нежели раздраженным. Нуаду вытянул язык и снова обвел лицо Йонге — чутко, вдумчиво, как слепцы изучают облик собеседника пальцами. Рудольф отпустил ладонь напарника, подтянулся на локтях и бесцеремонно плюхнулся головой прямо на живот Йонге. От неожиданности магик резко выдохнул, открыл рот, чтобы возмутиться подобной наглостью — но был наглухо заткнут проворным языком Сайнжи.
Йонге оказался в ловушке между двумя телами, придавленный сверху немалым весом Рудольфа и накрепко прижатым спиной к широченной чешуйчатой груди нуаду. В первое мгновение это его взбесило до желания поджарить чью-то задницу небольшой молнией, в следующий — рассмешило. Парочка изобретательных компаньонов все-таки добилась своего. Он рядом с ними, ему некуда отступать, все трое отлично сознают, чего хотят, а Желание... Его личный демон-искуситель осталась за запертой дверью и беспомощно колотится рогами в толстую створку.
«Она не может проникнуть сюда, — осознание накатило бурлящей, жаркой волной. — То ли Сайнжа, то ли Рудольф, то ли они оба вместе удерживают ее. Вряд ли их сил достанет надолго, Желание непременно отыщет лазейку, но здесь и сейчас она не доберется до меня. Я могу делать, что хочу, и не стать одержимым. Мы останемся в живых... о боги, мы можем быть вместе и остаться в живых».
Стиснув несколько гладких косиц нуаду в кулаке, Йонге подтянул огромную голову Сайнжи ближе к себе. Отрешенно сознавая, что его лицо погрузилось в разверстую пасть нуаду, два острейших желтоватых клыка уперлись точнехонько под подбородок, а два других елозят по лбу. Упругая перепонка по краям квадратной пасти растянулась до отказа, задевая уши и щеки. Йонге не рискнул приоткрыть глаза и глянуть во второй, внутренний зев сегеронца, щерящийся множеством заостренных зубов. Ему было достаточно неровного, тяжелого дыхания Сайнжи, сплетающихся языков и заполошно колотящегося о ребра сердца. Слишком давно он никого не подпускал к себе. Слишком давно не был так откровенно близок с кем-то.