— Ничего, — не обнаружив коварно натянутых нитей и срабатывающих при нажатии плит, Бык подошел ближе. — Бояться разумно и не стыдно. Главное, не дать страхам полностью завладеть твоим разумом. Это что угодно, только не тюрьма. Подвал заброшенной усадьбы или целого замка.
Расширенными от испуга глазами Жозефина неотрывно следила за перемещениями кунари. Когда Бык оказывался у нее за спиной, она отчаянно ерзала, выгибаясь всем телом и судорожно выворачивая голову назад. Ее усадили в тяжелое, неподъемное даже для здоровенного кунари кресло с высокой спинкой, приковав руки к широким подлокотникам и закрепив вокруг талии железный обруч. На пробу Бык уперся в спинку кресла и толкнул — стоит, как вкопанное. Идею отломать широченные подлокотники Бык после некоторого размышления отверг. Кто знает, что предпримут похитители, начни он нарушать установленные ими правила. Они с Жози стоят на пороге нового испытания — значит, нужно разобраться, как его преодолеть.
Склонившись вперед, кунари оглядел причудливую вещь на тонкой шейке леди Монтилье. Высокий кружевной воротничок ее платья был разорван и распахнут, открывая шею, плечи и верхнюю часть атласного корсажа. Плотно и крепко облегавшая шею Жозефины загадочная штуковина смахивала на тяжелое колье-ошейник, собранное из причудливо изогнутых стальных спиц с крохотными наконечниками и украшенное серебряными иглами. Колючие навершия зловеще поблескивали, отражая тусклый свет масляных ламп. Вместо кулона висел небольшой замочек двергской работы.
— Что там? — сглотнув, тихонько спросила Жозефина. — Я его чувствую. Оно холодное и колется. Что на мне надето, Бык?
— Ожерелье из металла. Красивое, но жутковатое.
— Зачем оно? — самообладание Жозефины пошло глубокими трещинами. Она затрепыхалась на сиденье, тщетно стараясь вырвать руки из широких железных браслетов, но лишь обдирая тонкую кожу на запястьях. — Для чего? Его можно снять? Бык, пожалуйста, придумай что-нибудь!
Яркие губы беспомощно шлепали, и Бык отметил некую странность. Из уголка рта леди Монтилье свисала ленточка. Тонкая, шелковая, так любимого ею золотистого оттенка.
— Не шевелись. Ты что, проглотила ленту? — протянув руку, кунари двумя пальцами сжал кончик скользкой материи и слегка потянул на себя.
Глаза Жозефины выкатились из орбит. Ее горло испустило низкий, дрожащий звук, нечто среднее между сдавленным вскриком и мольбой о пощаде. От неожиданности Бык выпустил ленточку.
Заставив их обоих непроизвольно дернуться, проникновенно зазвенел текучий, отливающий ледяной хрипотцой голос.
— Железный Бык, прозванный Молотом Инквизиции, — произнесла бестелесная женщина. — Жозефина Монтилье, непревзойденный дипломат с серебряным языком. Острый меч, без пощады разящий недругов. Бойкое перо, что порой бывает опаснее меча. Двуликие хранители чужих тайн, обладатели редкого, драгоценного товара. Исписанный листок с печатью Инквизиции с легкостью превращается в горсть золотых. Тайное знание помогает найти союзников и обеспечить их верность. Вынуждает армию тронуться в завоевательный поход или оставаться на месте. Короли и королевы, их свиты и подданные, фигурки на огромной доске. Иногда фигурки орошают своей кровью камни Рваного берега, ибо игрок решает пожертвовать ими ради собственных целей. Золотое горлышко поет в предрассветный час и в час полуночный — ответь, прирожденный лжец, чье ухо внимает сладким песням?
Вместо клепсидры отведенный им краткий срок отсчитывали песочные часы. Большие, в отливающем тусклой позолотой корпусе, доверху заполненные растертым в мелкий порошок светящимся лириумом.
— Пока ты валялась без сознания, тебе в горло затолкали ключ, — времени ходить вокруг да около не оставалось, только говорить напрямую. — Надо его вытащить. Про какие-такие ночные песни она разглагольствовала?
— Прости, я так испугалась, что все прослушала...
— Откуда ты знаешь мое былое имя? — не унимался кунари.
— Хиира сказала. Раз это был твой секрет, я ни с кем им не делилась.
— Ладно, — Бык тяжело вздохнул. — Открой рот. Будет больно.
Жозефина на миг зажмурилась и мелко затрясла головой. Кунари намотал конец шелковой ленточки на палец и потянул, ощутив нарастающее сопротивление кольца судорожно стиснувшихся мышц. Жозефина удушливо закашляла, дергаясь всем телом.
— Тихо, Жози. Крепись.
Быку удалось извлечь ленточку где-то на полпальца, прежде чем ключ мягко уперся в перемычку пищевода и остановился. В горле у Жозефины клекотало, как у тонущего человека.
— Нет, нет, — с трудом выговорила она. — Я не могу. Режет... больно режет!
— Знаю, — кивнул Бык. — Предпочитаешь смерть?
— Нет! Только не умирать... только не сдохнуть вот так!
— Значит, терпи, — кунари осторожно потянул ленту, меняя направление приложенной силы. Жозефину скрутило долгим спазмом сухой рвоты, вокруг нее облаком распространилась кислая вонь мочи. Из-под стиснутых век брызнули слезы. — Жози, пока все идет неплохо. Он смещается, — краем глаза Бык покосился на песочные часы в нише. Верхняя чаша опустела почти на треть, песчинки сверкающим снегопадом сыпались сквозь тоненькое литое горлышко. — Давай, соберись.
Подвывая, Жозефина скребла ногтями резные подлокотники, оставляя глубокие царапины на полированном темном дереве, и изо всех сил лупила пятками по каменном полу. Ленточка не поддавалась, ключ застрял в складках упругой плоти. Дергать резче Бык опасался — вдруг намокший в желчи и слюне шелк не выдержит возросшего натяжения и порвется?
Порвется. Зазубренный металл кромсает изнутри плотные волокна, края рваной дыры все шире расходятся в стороны, кровь из порванных сосудов толчками заполняет внутренние полости тела. Рваный берег. Почему женщина упомянула Рваный берег, место, где его отряд потерпел такое жестокое и неожиданное поражение? Они ожидали заурядной стычки с кораблем работорговцев, а напоролись на прекрасно подготовленный отряд. Из трех десятков наемников выжить удалось только пятерым и ему самому. Да, самая сущность их ремесла кроется в том, чтобы рисковать жизнями за щедрую плату, но Бык всегда тщательно готовился к вылазкам. Он оценил численность врагов, исходя из сведений, переданных ему леди Монтилье — а она получила их от своих агентов.
Часто и быстро дыша, Жози стонуще икала, широко раскрыв рот и запрокинув голову. Ленточка ныряла в темно-розовую глотку, исчезая между двумя полукружьями белых зубов. Выгнувшийся горбом язык часто дрожал, как угодившее в ловушку маленькое животное.
— Насчет Рваного берега...
Она вскинула измученный, затравленный взгляд. В мутных от страха перед неизбежными страданиями глазах Бык увидел свое дрожащее отражение — кажущаяся такой крохотной голова между широченных плеч и огромных рогов. Жозефина Монтилье никогда не испытывала на своей шкуре боли, голода или полнейшей беспомощности. То, что в ее представлении было бедностью, многие сочли бы умеренной роскошью. В этом свете многое вставало на свои места. Многое, на что они закрывали глаза. Ведь Жозефина Монтилье была подругой Кассандры и Лелианы, одной из первых, кто высказался в поддержку Инквизитора. Улыбчивая барышня из Антивы, доброжелательная, прекрасная и рассудительная, всегда готовая выслушать, ободрить и помочь. Все в Скайхолде любили Жозефину. Через ее ловкие руки проходили планы и распоряжения, от имени Инквизиции она заключала и расторгала союзы, вербовала сторонников и договаривалась с противниками. Никто не лез в в хитросплетения ее дипломатических дел, полагая, что леди Монтилье и так отлично справляется...
— Хиира знала?
Жозефина опустила веки и медленно повела остреньким подбородком — влево-вправо, влево-вправо. На ее губах запузырилась розоватая пена.
— Пожалуйста, — с трудом выдохнула она. — Пожалуйста, не надо. Хиссрад, умоляю тебя.
— Это не мое имя.
— Бык. Мы же друзья. Мы всегда были на одной стороне. Я просто хотела... — она беспомощно, по-детски всхлипнула.
Последние частицы лириума упали на островерхую горку в нижней чаше песочных часов. Массивное ожерелье щелкнуло, преобразовываясь. Сработали укрытые внутри спиц и заранее взведенные пружины. Два бритвенно заостренных наконечника крест-накрест пронзили золотое, нежное и лживое горло Жозефины Монтилье, неверной посланницы Инквизиции. Из распяленного в беззвучном вопле рта вылетел кровавый сгусток. Жозефина мелко затряслась, мучительно агонизируя и суча ногами в порванных чулках.
Кунари отступил на шаг. Мертвецы на пустынном берегу, опутанные водорослями мертвецы качаются в волнах. Те, кто шел за ним, потому что доверился. Хрипящую Жозефину рвало черной кровью, она упрямо цеплялась за утекающую жизнь. Шелковая ленточка промокла насквозь, сменив цвет на грязно-пунцовый. Мертвые солдаты, мертвые дети, удушливая волна всепоглощающей ярости, жажда крови. А он-то самоуверенно решил, что научился владеть собой. Как бы не так. Он никогда не овладеет искусством прощать и забывать. Бык хотел выволочь Жозефину из кресла и убить ее снова, собственноручно. Они доверяли ей. Карты и пешки в ее личной игре. Зачем, Жози, зачем?
Страдальчески кривясь, Бык пятился спиной вперед, пока кончики рогов не скрежетнули по выступающим камням арки. Жозефина наконец обмякла в кресле, уронив растрепанную голову на грудь. Иглы и острия глубоко воткнулись в ее нежную шею, множество мелких порезов кровоточили. Вскоре кровь свернется и перестанет течь, масло в лампах выгорит и Жозефина останется здесь. Коротать одиночество в темноте, если только устроители испытания не извлекут ее из кресла и не подбросят труп на городскую улицу. На их месте он так бы и поступил. Пусть стража ломает голову, кто и зачем прикончил очаровательную леди Монтилье.
Хиира расстроится. За эти годы Инквизитор накрепко прикипела душой к Жози. Что ж, теперь ей предстоит узнать, каким лживым может быть якобы любящее сердце.
Помешанные на изящной словесности.
— Я почему сюда-то поперся. К портшезу Жози прикололи стрелой вот это, — Варрик шлепнул на середину стола мятый огрызок пергамента. — Понятия не имею, кто его оставил: похитители, сама Жозефина, Дориан... или кто-то еще.
Потянувшись, Рудольф расправил скомканную бумажку. Чья-то рука, нажимавшая на перо с такой силой, что чернила брызгали во все стороны и писавшая крупными, чуть косыми буквами, вывела посреди листка короткую фразу: «Чем занималась Дагна?»
— В каком смысле, чем занималась Дагна? — растерянно переспросил магик. — Работала на Инквизицию. Опыты какие-то алхимические ставила, однажды мастерскую взорвала. Рунные амулеты зачаровывала, механизмы строила — для обороны замка, для кузницы и мукомольни...
— А ну-ка, прогуляемся, — Страж, отринув уныние и наполненную кружку, решительно вскочил и кинулся напяливать походную одежду. — Варрик, еще вопросец. Стражница Ивейн — это ведь монна Авелин? Она тогда вела дознание? Ты обратился к ней за помощью?
— Нет. Авелин пропала дней пять тому назад, — обреченно признал дверг.
— Капитан городской стражи пропала? — удивился Йонге. — Но ведь не далее, как сегодняшним утром некий сержант Крейн в порту заверил нас с Жози, мол, капитан Валлен подцепила трясучку и хворает.
— Авелин в последнее время стала совсем плоха, — Варрик уставился в чисто выскобленные доски столешницы. — Никак не могла оправиться после того, как убили ее мужа, Донник. Когда она не пришла на службу, я решил, у нее опять скверные дни. Заперлась дома и заливает горе вином. В общем, я солгал. Сказал ее заместителю, якобы навестил Авелин дома, что она больна и просила ее не беспокоить. Думал, она вскоре вернется.
— Бык тоже ушел не вернулся. И Сэра. И Дагна, — пробормотал магик — Куда вы нахрен собрались? Во имя всех трахнутых на голову Архидемонов, книги-то здесь при чем?
— Это не просто книги, — укоризненно протянул Рудольф, заталкивая ногу в сапог. — Это «Театр теней», оба тома, первое издание. Что до меня, то я намерен прямо сейчас взломать комнату Сэры и Дагны и перерыть их вещи. Дагна привезла с собой уйму бумаг, вдруг в них скрыта подсказка? Я люблю шарады, но не такие, по ходу которых вырезают моих друзей. Йонге, — Страж тыкнул пальцем в сторону напарника, — не стой столбом, тратя время зря. Возьми книги и прочти. Они короткие, такой умник, как ты, быстро управится. Варрик, идем. Постоишь на стреме.
— Прям вернулись старые добрые времена, — буркнул наместник.
Хлопнула дверь. Йонге остался наедине с загадочными томиками и пощелкивавшим клыками Сайнжей.
— Ты что-нибудь понимаешь? — вопросил у сегеронца Йонге.
— Те, кто внимает Песне Света, почитают слова Андрасте. Те, кто следует искаженной дорогой Знания Кун, ищут опоры в писаниях Кослуна, — торжественно провозгласил Сайнжа, для пущей убедительности растопырив жвалы. — А те, кто ценит хорошо сплетенные истории преступлений и дознаний, навроде Рудольфа или Кассандры, избрали своим кумиром Варрика Тетраса и его сочинения. Рудольф любит читать, ты что, не знал?
Магик икнул и ошарашенно затряс головой. Серый Страж и тяга к запойному поглощению авантюрного чтива напрочь отказывались увязываться воедино. Проведя рядом с Рудольфом Вебером почти три года, он понятия не имел об этой стороне увлечений напарника. За несколько седмиц в Скайхолде нуаду вызнал о характере Рудольфа куда больше, чем туповатый и занятый собственными страданиями компаньон.
— Ладно, — Йонге решительно сгреб книги. Первый том дилогии назывался «Марионетки», второй — «Паутина судьбы». — Приступим, благословясь. Хотя стоп, я-то умею читать на Торговом диалекте, а ты?
Вместо ответа Сайнжа небрежно постучал кривым ногтем по человеческой макушке:
«Ты видишь глазами. Я смотрю на картины твоего воображения. Читай уже».
Когда Страж и Варрик вернулись, расчистив стол и вывалив на него гору шелестящих свитков, прошитых суровой нитью растрепанных тетрадей и чертежей, Йонге лишь бросил на них косой рассеянный взгляд и снова ткнулся в страницу. Нависавший над плечом магика Сайнжа хмуро свел четыре клыка в одну точку и выглядел более устрашающим, чем обычно. Торопливо перебирая шелестящие бумаги, Рудольф не унимался:
— Значит, начало безобразиям действительно положила дряхлая Владычица Эльтина?
— Не знаю. Сам понимаешь, Авелин о ходе расследования мне не докладывала, — огрызнулся Варрик. — А когда церковь Киркволла взлетела к облакам вместе с сестрами Андрасте, стало уже все едино. Эльтина с ее ханжескими проповедями и упрямым нежеланием встревать в городские дела даже ради защиты невинных отлично подходила на роль главной злодейки. Одно таинственное событие прекрасно увязывалось с другим. Я написал историю Марионеток такой, какой она виделась мне. А Авелин промолчала. Когда вышла книга, она ни слова ни сказала, хотя прекрасно понимала, о ком и о чем идет речь.
— Если Ивейн — это Авелин, значит, леди-командор Андреа Неваррская из второго тома — вылитая Кэсс, — подал голос Йонге, с явной неохотой оторвавшись от книги. — Странно, что она не попыталась тебя прикончить за то, какой настойчивой стервой ты ее вывел. Вдвойне странно, что она никогда, даже в изрядном подпитии, не заикалась о том, как вела дознание жутких дел в компании Авелин Валлен и через то угодила в героини твоей книги.