— Вы хотите сказать, — Командор с напряжённым вниманием подался вперёд, — что этот парень представляет собой в военном отношении нечто такое, с чем считаются обе враждующие организации? Неужели сей одиночка настолько страшен?
— Видите ли, — очень медленно произнёс Станислав, — дело в том, что Сержа, в общем-то, не боятся. С ним просто не хотят связываться.
— Но подобная реакция как раз и основывается…
— Нет, поверьте — витязи и богатыри страха не ведают! По сути, они несложные личности, без комплексов. Их же отношение к рыцарю можно сравнить с крепким коктейлем, в котором главными частями будут безусловное уважение и не менее безусловная неприязнь.
— Но ведь авторитет силы как раз на этом и базируется, — хитро улыбнулась Эльза, — а раз так…
— Да в том-то и изюминка, что «авторитета силы» у Сержа вовсе нет! Настоящие силачи — это Аггей, Иннокентий, Тит… пожалуй, ещё Вахтанг и «Малыш» у богатырей, а у витязей — Мстислав и «Ястреб». В демонстрации своей сверхмощи рыцарь никогда тягаться с ними не будет, а вот если придётся скрестить меч с мечом, булаву с булавой да на горячих конях, да во чистом поле… Тут любая из местных знаменитостей еще трижды подумает, прежде чем вязаться в такое дело!
— Серж — лучший поединщик, лучший наездник, — подытожил Ладвин, — да вдобавок единственный, кто имел безрассудство устроить свою личную базу прямо в «зоне ночной смерти». Отсюда, стало быть, и уважение. А в остальном у него с вояками всех мастей какая-то природная несовместимость.
— Очень интересный тип… — осторожно заметила Эльза, решив, что настала пора проверить Станислава и его сенсорные способности. Она сосредоточилась и легко почувствовала чужую «волну»; затем слегка нажала, но сразу же отступила и «закрылась», натолкнувшись на мгновенно поставленный психоблок. Всё сразу стало ясно.
Станислав и не подумал хоть на секунду замолкнуть и окинуть собеседников подозрительным взглядом. Продолжая увлеченно рисовать психологический портрет своего протеже, он начисто отмёл от Сержа подозрения в двуличии, и вскоре к основным компонентам напитка под названием «рыцарь из ниоткуда» добавились весьма любопытные ингредиенты…
— Да это не коктейль, а самое настоящее пойло! — воскликнул Роман. — «Желчен, высокомерен, мстителен…», а если разозлить, то становится жестоким до беспощадности! И вы предлагаете нам поставить на такого человека?!
— Да! — твёрдо заявил Станислав. — Поверьте, с Сержем вполне реально договориться! Если позволите, это я возьму на себя. Я немного путешествовал с ним, и у нас сложились хорошие отношения. Думаю, что завтра утром… то есть уже сегодня утром смогу доложить о результатах и познакомить вас.
— Как познакомить… — начал было Командор, но его тотчас перебил вырвавшийся почти одновременно из уст Романа и Эльзы возглас: «Серж здесь?!»
— Представьте себе, да, — небрежно изрек Иоганн. — Он появился примерно за час до вашего прибытия… можно сказать, даже притащился, так как был до крайности утомлён. Расседлал коня, вывесил свой флаг с родовым гербом и завалился спать в соседней с вами комнате, отказавшись и от ужина. Небось и сейчас дрыхнет без задних ног…
Последовала очередная и, пожалуй, самая эффектная за всё время пауза, по завершении которой более многочисленная родственная группа набросилась на другую с шипением и упреками, а та лишь улыбчиво отмалчивалась, наслаждаясь произведённым впечатлением. Со словами: «Я только на него взгляну!», Эльза сорвалась с места, но была вовремя остановлена осторожным папой, успевшим крепко ухватить её за мизинец левой руки. Одновременно он придавил бедро Романа, который тоже норовил подняться, очевидно, с похожими намерениями. Командору потребовалось не менее пяти минут и даже обращение к официозу, чтобы убедить несколько возбужденных своих «сотрудников» отказаться от немедленного визита.
— Только после Станислава! — подчеркнул он, коротко ударив того по плечу. — Я принимаю предложенный им план и помощь в его осуществлении. Иоганн, изложите вкратце содержание наших бесед сыну, а также передайте мое предложение. И если он согласится, то может приходить на планетолёт за формой курсанта. А сейчас я предлагаю всем немного отдохнуть или… или как получится. Кстати, — обратился он к дочери, которая наконец высвободила палец и теперь рассматривала его с озабоченным видом, — как ты относишься к тому, чтобы начать говорить исключительно на местном языке? Ведь всё равно придётся!
— Отрицательно отношусь, — проворчала Эльза, показав отцу сначала надломленный ноготь, а потом кончик языка. — Предстоит привыкать к сложнейшей грамматике, к массе исключений из правил, дикому разнобою в ударениях, а уж что касается словообразования…
— Да будет тебе! Замечательная, разнообразная лексика, можно передать какие угодно оттенки…
— Угу… «И для чего ты мне белу рученьку искалечил, дорогой папуля?» И, правда, убедительно звучит! Впрочем, для большего эффекта я сейчас повторю с подвывающими интонациями…
— Уймись, золотко, я приношу извинения, — рассмеялся Командор. — Лучше вспомни, какая народность этим языком владеет. Я-то, признаться, уверен лишь в том, что она относится к так называемой «славянской группе».
— Ну-у-у… светлокожие, как и мы… высокие, красивые… — Эльза неопределённо пожала плечами. — Особенно мужчины…
— Точно, — зевнул Роман, поднимаясь на ноги и крепко потягиваясь, — как офицер Отдела Информации могу подтвердить: ты сказала самое существенное! От себя хочу добавить, что из всех обитателей «Элиты» они наименее предсказуемы в своих действиях и наименее психически устойчивы. Когда-то очень и очень давно такой тип личности назывался «русским»…
БЛОК СОБЫТИЙ № 3 (Фройляйн Эльза собственной персоной)
«…Возможно, то, что я делаю сегодня, надиктовывая очередной фрагмент в свой секретный дневник, — необходимая мне разрядка. Возможно — просто глупость, ибо как ещё можно назвать столь упорное собирание компромата на саму себя? Уж так получилось, что все мои записи имеют настолько сильный аромат распущенности, что это можно легко почувствовать и без повышенного сенсорного коэффициента, и с пониженным, и даже вообще без оного. Да-с, пространные откровения Эльзы фон Хётцен до безобразия похожи на её деяния: капризный эгоизм сразу бросается в глаза, а вот добавочка здорового практицизма как-то не улавливается…
Но и милые родственнички тоже хороши! Заболели «куриной слепотой» да ещё этим и гордятся! Противно видеть, как их нелепый энтузиазм растет прямо пропорционально количеству новых знакомств, тогда как мною всё больше овладевает пессимизм, порой переходящий чуть ли не в страх. Но ведь мужчинам подавай доказательства и такие, которые можно пощупать и взвесить, а не женские эмоции, пусть даже научно признанные и давшие в свое время решающую прибавку в тридцать с лишним пунктов к числу моих настоящих и далеко не выдающихся способностей. В последние месяцы мой родитель вспоминает об этом только тогда, когда сочтёт нужным. Наверное, он и впрямь потерял голову от обилия свалившихся с неба ого-го-возможностей, а тут возникаю я со своим карканьем: «Обманка, мираж!»
Ладно, прекращаю ныть и перехожу к описанию фактов.
«Дело № 5: "По следам Святогора". Фрагмент № 3»
Сразу оговорюсь, что это эффектное, в старинном духе, название пришло мне в голову совсем недавно и здесь, а дома я надиктовывала информацию под обычными порядковыми номерами. Но и тут я не оригинальна: легендарное имя «Святогор» было упомянуто начальником здешней Станции в одном из его поразительных рассказов. Я заинтересовалась — пришлось несколько раз подтолкнуть моего лопоухого братца, упустившего такую изюминку. А ведь это его работа, и он обязан их собирать по одной и даже по половиночке для нашего общего информационного пирога! Правда, Ромка поспешил исправить свою оплошность и вскоре явился от Ладвина с загадочным видом. Было ясно, что вся слава от находки должна принадлежать исключительно ему. И на здоровьечко, ибо приволок он всего лишь псевдолегенду, причём словно специально состряпанную для ублажения трёх доверчивых дурачков. Мой отказ войти в эту отнюдь не гипотетическую троицу и ехидные намёки были расценены — подумать только! — как обычная женская зависть и чрезмерная придирчивость, после чего мужской дуэт принялся увлечённо делать выводы и проводить параллели. При этом вовсю шло размахивание руками, перебивание друг друга и полное игнорирование моей молчаливой оппозиции. Поэтому мне пришлось показать им нос и усесться в сторонке с презрительно-скучающим видом. На самом же деле я усиленно размышляла: кто же это осмелился с первого дня так откровенно морочить нам головы? Проверить подлинность материалов библиотеки Станции было трудно, но я не сомневалась, что кое-какие из них сварганены наспех. Мне пришло на ум, что мы, почти ни в чём ещё реально не разобравшись, уже охотно верим самым невероятным россказням. И такой вот пунктик: наше откровенное любование своим карьеризмом и до бесстыдства наглое пренебрежение к интересам государства могут быть здесь истолкованы иначе, нежели нам представляется. Ведь что, на самом деле, мы знаем — и не о таинственных обитателях планеты, а о наших же соотечественниках, вынужденных прозябать на этой ничтожной Станции? Да ничего! Они могут быть и глупы, и равнодушны, а могут и озлобленно ненавидеть любое постороннее начальство. Уж слишком доверчиво кивал головою в знак согласия Иоганн Ладвин, когда мы путали его всякими хитрыми недомолвками; слишком быстро изложил он концепцию своего жизненного пути, которая заключалась единственно в желании счастья любимому сыну и в надежде на скорую отставку с прилично обеспеченной старостью. Смех да и только! У него было бурное, боевое прошлое, честолюбивые планы; несомненно, неуёмные амбиции, из-за которых пострадали люди — что бы он сам ни думал на этот счёт. Он мог бы стать Личностью, а в результате — самая настоящая ссылка, полное отсутствие перспектив, трагическая гибель любимой жены… И неизвестно, кого он считает ответственным за все беды, выпавшие на его долю. Уж точно, что не себя самого.
Альтернативой моей мнительности могло быть частичное доверие к мифологическому рассказу, который изложил нам Роман с любезной подачи начальника Станции. Не удержавшись, я мысленно «толкнула» брата, надеясь прочесть его эмоциональное состояние. «Закрыться» он, конечно, не мог, поэтому вздрогнул и, обиженно покосившись в мою сторону, потребовал прекратить хулиганить. Этим он дополнительно подтвердил то, что я успела почувствовать — его излишнюю убеждённость и столь же излишнюю простоватость.
Желая, однако, как-то извиниться за свой нетактичный поступок, я поспешно приняла смиренный вид, благо для этого никакой особой мимики не требовалось, и блеющим голосом послушной овцы попросила ещё разок изложить образчик местного фольклора. Меня, чинно сложившую ручки на коленях и ритмично хлопающую ресницами, оглядели с некоторым подозрением, но, услышав поспешное: «…и не забудьте самые малюсенькие подробности!», сменили гнев на милость и бодро погнали рассказ по второму кругу. Разумеется, ничем новым там и не запахло, однако плохонькое искусство выразительного чтения было старательно сохранено. Роман вещал, как на студенческой вечеринке, а меня, признаться, едва опять не разобрал обидный смех после первой же фразы: «Ровно сто тысяч лет назад на здешней благословенной земле обитало свободное племя мирных землепашцев, скотоводов, охотников…» И дело даже не в том, что полный возраст человеческой Цивилизации безбожно преувеличен; в конце концов, все известные предания полны самого разнообразного вранья, искать в них точные исторические факты — дело абсолютно безнадёжное. Однако более лицемерного вступления я никогда ещё не слышала! Впрочем, возможно, всё дело в литературной традиции, насквозь фальшивой, как и прочее человеческое искусство.
Итак, далее из рассказа выяснилось, что постепенно «мирное и свободное племя» благополучно организовалось в настоящее государство, правда, очень примитивное. Несколько зависимых городов со своими жадными правителями неохотно подчинялись центру, во главе которого стоял типичный древний вождь, органично сочетавший в себе признаки сексуального маньяка, предателя, изобретательного палача и, естественно, мудрого политического деятеля и Отца народа. Этот, последний, очевидно, в знак благодарности и дал ему прозвище «Ясное Солнышко». Подлинное имя сей недостойной личности легенда не называла, сосредоточив основное внимание на его деяниях. Они были довольно заурядными: мелкие набеги на более слабых соседей и щедрые знаки внимания более сильным; карательные экспедиции против городов, вздумавших объявить себя свободными, а также постоянные поиски новых наложниц, общее число которых порой переваливало за триста. Всё это сопровождалось многочисленными пирами, длившимися неделями, в течение которых князь и его верная дружина успешно съедали, обгладывали и выпивали плоды трудов именно тех самых земледельцев, охотников и скотоводов, о ком уже упоминалось. Наиболее сильные воины «Ясного Солнышка» называли себя «витязи», что можно было рассматривать, проецируя на сегодняшний день, как удивительное совпадение…
Далее в легенде поспешно отмечалось, что жизнь правящего класса не всегда была сплошным праздником. Головную боль вызывала нестабильность северо-западных границ, но особенно беспокоил юг и юго-восток. Там время от времени совершали свои опустошительные набеги страшные существа в человеческом обличье, которых простые люди окрестили «нахвальщиками», вкладывая в это слово прямой, но зловещий смысл. Их невероятная жестокость, сплошь и рядом доходившая до садизма, их самолюбование и упоение своей жуткой, разрушительной силой даже тогда не воспринимались как патология. Это были плотоядные двуногие хищники, имевшие вполне современный мозг, который обеспечивал им все преимущества перед хищниками четвероногими. Из природных законов только голод и жажда имели власть над нахвальщиками, а инстинкты самосохранения и продолжения рода почти полностью отсутствовали, заменяясь случайной осторожностью и чисто физиологической тягой к существам противоположного пола, причём не обязательно вида «хомо сапиенс». Это и сыграло с ними злую шутку, приведя к вырождению и постепенному исчезновению с лица земли. Но сначала были годы их полного дикого господства. Нахвальщики практически не знали поражений в рукопашных схватках и легко справлялись даже с лучшими из витязей. Только неорганизованность врагов спасала «Ясное Солнышко» и его семейство от плена и мучительной смерти.
Хуже всего приходилось простому люду, о котором господа заботились постольку-поскольку; между тем, проблема физического выживания в таких условиях постепенно стала главной. И вот тут произошли события, до некоторой степени выравнявшие ситуацию. Самые могучие представители трудящихся масс тоже взялись за оружие и стали профессиональными военными — «…не за хлеб-соль и злато-серебро, но за честь и славу защитника родной земли!» Так, оказывается, и появились первые богатыри — нет нужды объяснять, как фальшиво для меня всё это прозвучало. А когда Ромка принялся подробно излагать, каким образом лидеры обоих сословий совместными усилиями почти обезопасили своё государство, на моих губах зазмеилась противная ухмылочка. Она была замечена, но оставлена без желанного внимания. И лишь когда, вторично услышав донельзя напыщенную фразу о дальнейших трагических разногласиях витязей и богатырей («…лучших сынов Отчизны!»), я не выдержала и издала громкое, неприличное хихиканье, — тогда меня в упор спросили, чем это я, зараза такая, недовольна?
На сей раз овечья шкура мне не помогла бы, и на очереди был типичный небольшой скандальчик. Однако едва я раскрыла рот, как мой папа, бывающий иногда жутко проницательным, тихо попросил воздержаться от эмоциональных комментариев — он, дескать, хочет ещё раз прослушать финальную часть…
Этот дипломатический ход погасил в самом зародыше семейно-производственную ссору, но липовому желанию папеньки не суждено было осуществиться. Едва прозвучало первое упоминание о Святогоре и его диких горах, твёрдые камни которых одни и могли выдержать невероятную тяжесть этого великана; едва начался рассказ о некоем богатыре Илье Ивановиче, который странствовал со Святогором (и даже заслужил лестное прозвище «младшего брата»), и который был свидетелем его нелепой, страшной гибели — как в нашу комнату стремительно вошёл Станислав Ладвин и с волнением в голосе сообщил, что рыцарь Серж готов с нами встретиться. При этом мимоходом было добавлено несколько слов о благополучном решении нашей проблемы.
Мужчины тотчас сорвались с места, словно им предложили свидание с трепетными девственницами, а не со здоровенным детиной неопределённого возраста и происхождения. Что же касается меня, то я проследовала за ними спокойно и с одним лишь желанием услышать, потому что уже видела означенного рыцаря и при довольно пикантных обстоятельствах.
Так получилось, что я проснулась раньше всех, доплелась до центрального окна, включила его частичное освещение и выглянула наружу, сопровождая все свои действия продолжительными зеваниями и потягиваниями. И вот тут внизу, на земле, я увидела его. Вообще-то, даже сверху он и приблизительно не тянул на парня моей Мечты, но, с другой стороны, я тоже вряд ли была девушкой в его вкусе. Хотя бы из-за более высокого роста.
Тем не менее, я белкой отскочила в сторону и заметалась по комнатке в поисках подходящих нарядов. Конечно, я догадалась, кто там занимается утренней гимнастикой, так как обычный человек не мог делать силовые упражнения в таком темпе с тяжеленной булавой. Я сразу загорелась понятным желанием познакомиться с местной знаменитостью и принялась лихорадочно сочинять мотивацию для этого. Таковая упорно не находилась, и поэтому я решила, что будет достаточно для начала пройтись мимо полуобнажённого атлета этакой вальсирующей походочкой и удалиться в направлении планетолёта — а чего мне там понадобилось, я придумаю по дороге. Итак, «я легко проплыву белокрылой лебёдушкой» (ух ты, ну и выраженьица в этом языке!), потом медленно обернусь и одарю молодого человека таким взглядом…
Для осуществления подобного плана мне пришлось как-то оттенить эту самую «белокрылость» с помощью голубого купального костюма, который прекрасно подчеркивал все достоинства моей действительно хорошей фигурки и притом удачно смягчал неестественную молочность кожи. Мой любимый чёрный цвет гораздо больше подходил для вечернего полумрака и искусственного освещения, а для солнечного утра куда выгоднее было задрапироваться в разбавленный синий. Схватив косметичку, я наспех соорудила себе изумрудные глаза, потом передумала и поменяла цвет зрачка на карий с сердоликовым переливом. Перекинув через плечо небольшое полотенце, я выбежала на лестницу, где мой энтузиазм отчего-то угас. В который уже раз пришло в голову, что мужики подобные мелочи вообще не способны заметить (им всё едино — что сердоликовый, что янтарный) и, в лучшем случае, внимание будет обращено на мои весьма соблазнительные ножки. Пришлось притопнуть пяткой и вспомнить, что я нахожусь здесь не с целью поиска жениха или любовника, а участвую в серьёзном семейном бизнесе, и что от моих способностей зависит очень многое. Укротив свою не в меру разошедшуюся физиологию, я уже относительно спокойным шагом продолжала спускаться вниз. У входной двери всё-таки потребовалось задержаться и подождать, пока моя грудь не перестала вздыматься подобно океанской волне. Справившись с этим, я ткнула пальцем в кнопку и выскользнула наружу.
К счастью, Серж не успел закончить разминку. Стоя поодаль, он высоко подбрасывал массивную палицу и после трёх переворотов ловил её другой рукой. На нём было ещё меньше одежды, чем на мне — лишь короткие матерчатые шорты прикрывали его широченные бедра. Вообще он производил с первого взгляда не очень выгодное впечатление из-за массивного сложения, которое издали казалось обычной толстоватостью. И только подойдя ближе, я убедилась в своей ошибке. Серж был невероятно плотен, практически не имел жира и состоял из сплошных мускулов, правда, они не были так рельефно разработаны, как, скажем, у моего брата. Никакой скульптурности не было и в помине: там, где у Романа возле самого плеча бицепс и трицепс сходились в чётком треугольнике, у рыцаря шла литая мышечная масса, плавно переходившая в такое же ровное предплечье. Не стоило упоминать и о талии, неразличимой на мощном, округлом торсе, очень похожем на очищенный от коры ствол дерева, зато крупно выделялась грудь двумя выпуклыми, мускулистыми плитами. Короткая, крепкая шея и круглое чисто выбритое лицо в обрамлении слегка вьющихся русых волос довершали эту своеобразную гармонию силы. Меня вновь охватило прежнее волнение, и я с трудом заставила себя двигаться дальше. Кроме того, подумалось, что этот парень может взять да и проигнорировать незнакомую нахальную девицу, которая колыханием пышных бёдер отвлекала его от тренировки. Скорее всего, он окинет её равнодушным взглядом и отойдёт в сторонку метров на двести…
Испугавшись, я ещё больше замедлила шаг, но тут же споткнулась и выронила полотенце. От досады на собственную неуклюжесть у меня выступили слёзы. Неловко выпрямившись, я сделала внутреннее усилие и собралась, надеясь, что моё лицо-маска не подведёт. И как же я обрадовалась, когда увидела, что Серж прекратил швырять свою железяку и лишь чертит ею медленные круги вокруг своего корпуса. При этом он внимательно наблюдал за мною с живым, оценивающим интересом. Я приободрилась, храбро шагнула рыцарю навстречу и вдруг почувствовала, что начинаю медленно краснеть…
О, такого события давненько не наблюдалось!
Я не могла уловить причину подобной стыдливости и очень рассчитывала, что лёгкий румянец не ухудшит впечатления от не слишком выгодной наружности, увы. Но в любом случае отступать было некуда — нас разделяло всего несколько шагов. Тогда, мысленно послав комплексы к чёрту, я в упор уставилась на рыцаря своими фальшивыми карими глазами с искусственной лучистой поволокой и принялась его разглядывать с откровенным женским любопытством. При этом я совершенно забыла, что планировала ещё и пококетничать — даже не решилась ответить, когда Серж улыбнулся мне первым. Однако, опасаясь выглядеть воображалой и злюкой, я приветливо кивнула ему и наконец-то начала двигаться плавно, и снова покачивать бёдрами. Ещё некоторое время я держала марку, а потом, не выдержав, обернулась и увидела, что рыцарь пристально глядит мне вслед. С трудом удержавшись от прощального взмаха рукой (сей легкомысленный жест был явно лишним), я, очень довольная, продолжила свой путь к планетолёту. Что поделать, это был мой пунктик, моя самая большая слабость! Некоторым оправданием могло служить лишь то, что, желая постоянно красоваться в свете прожекторов, я никогда не прикладывала усилий для их включения. Вот если это происходило само собой…
Уже поднимаясь по трапу, я сообразила, что и сама не знаю, зачем пришла, вдобавок так и не сочинив никакого предлога для утреннего визита в полуголом виде. При этом я вновь основательно порозовела, как молочный поросёночек, вспомнив о стопроцентно мужском составе экипажа. Пришлось спрыгнуть вниз и бодрым шагом протопать десять-двенадцать минут вокруг шарообразного корпуса планетолёта, пока я не вспомнила об одном неблаговидном поступке, который вчера наметила совершить. Отмахиваясь от упрёков внезапно проснувшейся нравственности, я быстро поднялась на борт и бочком-бочком, строго по стеночке, проскользнула в радиорубку. Там я, естественно, сразу угодила в жаркие объятия Алика Волкова — весьма противного малого, имевшего, однако, значительное мнение о себе и значительную должность. Разумеется, согласиться можно было лишь с последним. Именно это и заставляло меня терпеливо переносить его пылкий восторг по поводу моей сексапильной внешности, вяло перехватывать волосатые руки, стремившиеся похлопать меня по обнажённым местам, а также отпихиваться от более серьёзных приставаний. Для откровенных авансов не располагала обстановка, да и подобные вещи всегда нужно делать постепенно. Кроме того, это был первый случай в моей жизни, когда я собиралась использовать свои прелести для получения вполне определенной выгоды от мужчины. Как это называется на самом деле и какими словами — я хорошо знала, но легко могла бы себя оправдать. Ведь чтобы отправить втайне от отца межпланетное послание, которое не будет зафиксировано в бортовом журнале, нужно иметь ну о-очень близкие отношения с радистом, верно?
Итак, я с большой пользой провела это утро и поэтому шла на встречу с Сержем, лениво позёвывая. Папаша, помнивший мою давешнюю взбудораженность, был прилично удивлён. Сам же он заметно нервничал, и тут мне впервые стало ясно, сколь большие надежды были у него связаны со всей этой затеей. Он даже не подумал приодеться и находился в самом что ни на есть затрапезном виде: в тренировочных брюках, цветной тенниске и тапочках на босу ногу. Примерно так же был одет и Роман, догадавшийся, правда, натянуть рубашку с погонами. Что касается меня, то длинное до пят синее шелковое платье и серебряные браслеты на полностью оголённых руках удачно развивали утреннюю тему, а изящные туфельки на каблучках были хороши при любой погоде. Возможно, не стоило надевать жемчужное ожерелье, однако я не удержалась.
Долгожданное свидание состоялось всё в той же столовой, которой в этот момент предстояло стать конференц-залом. Нас давно ждали. За столиком перед стеклянным флаконом с не известным мне вином жуткого зелёного цвета сидели рядышком начальник Станции и рыцарь Серж де Пери, собственной персоной. Он, похоже, прочитал папины мысли, ибо оделся столь же незатейливо — кроме свободной белой рубашки, заправленной в тёмные брюки, пожалуй, нечего было и упомянуть. Его взгляд сразу же остановился на мне и задержался так надолго, что полностью удовлетворил всё моё не слишком мелкое тщеславие. Хотя, возможно, рыцаря заинтересовала пропажа лучистости из моих глаз, которую я намеренно убрала, опасаясь ехидных подколов со стороны дорогих родственников. Теперь я об этом пожалела и поспешила скромно «потупить очи долу».
Наши переговоры начались довольно своеобразно. Папа (то есть уже Командор!) выступил с импровизированной, многоминутной речью, в которой сумел ловко соединить обычное любование собою с эффектными пассажами в сторону своего визави и с уверениями в совершеннейшем почтении- уважении. Серж воспринимал всё это как нечто само собой разумеющееся, сопровождая жеманное многословие столь частыми одобрительными кивками, что у меня зародилась мысль: а не смеётся ли он втайне над нами? Крайне осторожно настроившись на «волну» его мозга, я напружинилась и начала впитывать эмоциональное состояние рыцаря, стараясь избежать даже малейших толчков. Я отчего-то была уверена в его очень высоком сенсорном коэффициенте и страшно поразилась, когда он и не попытался «закрыться». Я рискнула чуть-чуть нажать (так, самую малость), желая лишь выявить первичную реакцию, и убедилась в своей ошибке. Передо мною сидел обычный человек, и он не умел защититься от моей психоатаки, а мог только заметить её да и то, если затрагивались болевые точки. Хорошо помню, какой неприятный шок вызвали в своё время эти факты при моём медицинском обследовании и тестировании в разведцентре! Не будь я дочерью высокопоставленного чиновника секретной службы и не собирайся я на эту самую службу работать — могли возникнуть разные нехорошие последствия… Тем более, уже было известно о существовании Медеи Темир, «Мегадевы», и делом современной «Горгоны» занимались сотни сотрудников всевозможных спецслужб. Меня помучили и оставили в покое, сойдясь не на способностях, а на безобидной патологии. Я и вправду не могла внушать, двигать предметы на расстоянии или читать мысли, а умение чего-то там чувствовать сочли делом неконкретным, типа гадания на картах. А кое-какие другие возможности я постаралась от проверяющих скрыть. Сейчас я применила одну из них и неожиданно легко Сержа «прочитала». Обычно при возникновении пси-контакта сразу ощущаешь сплошной хаос чувств высокой плотности, словно на одной волне работает бесчисленное число радиостанций. Продираться сквозь эти дебри мучительно трудно; приходится частенько отключаться, чтобы не повредить собственную психику, а потом по памяти восстанавливать картину. А вот у рыцаря внутреннее состояние было на удивление стабильным! Я сразу уловила его спокойствие, полную уверенность в своих силах и такую нервную прочность, что еле преодолела соблазн влиться в эту мощную структуру. Жаль, но подобное соединение не осталось бы незамеченным — ведь я появилась бы с диаметрально противоположным миром смятенных чувств, борьбой страстей и страстишек, внося полный дискомфорт. Да плюс ещё с мигающей индексацией типа: «Я — девочка, я — девушка, я — женщина…»
Раньше мне казалось, что такое соблазнительное растворение в мужском начале при любовной физической близости должно было принести необыкновенно красивое… впрочем, дальше не буду. Букет полевых цветов, поднесенный к лошадиной морде — что она сможет с ним сделать? Я не обольщалась на свой счет, и он, действительно, был очень скромным, этот букетик, но почему же с ним всегда поступали так безобразно одинаково? Нечленораздельные, ритмические междометия да заливистое жеребячье ржание — вот и всё, что я получала за свои эксперименты по соединению душ. Всегда в такие минуты меня особенно мучила беспощадная, как приговор, мысль о нашем чисто животном происхождении, а бесконечные уверения проповедников «Элиты» в обратном вызывали лишь горький смех…
В этот момент увлёкшуюся сестрицу тихонько толкнул локотком братик и быстрым шёпотом поинтересовался, что именно её не устраивает в прекрасном папином спиче, и почему она то и дело отрицательно покачивает головой с весьма скептическим видом? Тут я, наконец, спохватилась и отвлеклась от собственных дум и от Сержа. Признавая справедливость упрёка, я, тем не менее, не удержалась и подпустила шпильку в том смысле, что настоящий спич должен быть кратким и содержать поменьше восхвалений в собственный адрес. Боюсь, это прошипелось слишком громко, так как все головы повернулись в мою сторону, а сам оратор замолк на секунду, выразительно шевеля губами. Правда, после лёгкого замешательства он быстро закруглился. В самом конце небрежным тоном и была высказана просьба, на которую, если верить Станиславу, мы уже имели положительный ответ.
Серж это подтвердил. Мне очень понравился его мягкий, немного ироничный тембр голоса и неторопливая, звучная речь, использовавшая все богатства языка. Безусловно, перед нами находился культурный человек именно нашего уровня — без предрассудков, но и без дикости. Рассеялись мои опасения по поводу того, что в разговоре начнут сквозить бесчисленные недомолвки, а из карманов будут попеременно высовываться хитрые несъедобные фиги. Безо всяких предварительных условий рыцарь пообещал вывести нашу экспедицию обходным путем к берегу океана, согласившись, что на данный момент другой возможности проникнуть в желаемый нами район нет.
Я сразу обратила внимание на это мимолётное уточнение. Немного подождав и убедившись, что мои размякшие коллеги вновь прозевали такую немаловажную деталь, я первый раз вступила в разговор с коротким проверяющим вопросом: «Скажите, Серж, а раньше?»
Выяснилось, что горе-разведчики и тут не поняли, что имеется ввиду! Роман с забавно приоткрытым ртом уставился на меня, а великолепный Командор укоризненным тоном сделал тихое замечание: «Уважаемый Серж, дорогая Эльза!» Я коротко качнула волосами и растянула губы в насмешливую улыбочку, которую «уважаемый Серж» заметил и, к моей радости, ответил точно такой же своей. Мне очень хотелось, чтобы он сразу понял, кто здесь является настоящим профессионалом, а кто сбоку припёка. Я надеялась, что в своём прекрасном платье и со вкусом подобранными украшениями буду выгодно отличаться от неряшливо одетых мужчин нашего клана, а продуманными репликами окончательно завоюю столь нужное мне внимание…
Пока всё шло просто замечательно. Во взгляде Сержа, устремленном на меня, уже сквозило нечто гораздо более значительное, чем яркое любопытство при первом знакомстве. А его ответ… Глубоким, бархатным голосом, без тени насмешки: «Совершенно верно, леди. Несколько лет назад в строго определённые дни и часы Сафат-реку можно было пересечь вплавь. Сейчас же — увы…»
Ах, леди…
Я так разволновалась, что с трудом заставила себя воспринять суть сказанного. Никто ещё не величал меня этим красивым, старинным титулом, и я даже не предполагала, сколь приятно слышать подобное обращение!
Серж, конечно, заметил произведённое им впечатление, однако не подал вида. Обратившись к Командору, он добавил, что никаких гарантий на успешный переход с востока через воды залива он опять же дать не может. «Но попробовать, конечно, стоит, — добавил он. — Я точно знаю, что этот участок берега океана полностью чист. Там нет вредных «зон», и вполне реально добраться на вездеходах — разумеется, не по прямой».
Тотчас перед ним была разложена походная автоматическая карта, и рыцарь уверенно нанёс основные вехи предполагаемого маршрута. Вслед за первой светящейся стрелкой, направленной точно на запад, появилась метка с названием «заброшенный город», и от неё, но уже южнее, пошла вторая стрелка — через смешанный лес, холмы и овраги к извилистой береговой линии океана. Последовало пояснение, что перед нами только ориентиры, добираться до которых придётся через узкие проходы между хаотично разбросанных островков «технических мёртвых зон». «Некоторые коридоры знал и я, — сказал Серж, — другие обнаружил Станислав, а остальные придётся отыскивать по ходу дела!» — «А если не найдём и наглухо застрянем буквально у самой цели?» — недоверчиво спросил Роман. — «Это не страшно, — последовал небрежный ответ. — Десяток-другой миль по не слишком гористой местности я смогу протащить ваш вездеход своими силами. Нужно только снабдить его колёсами». — «Чем-чем?» — заинтересовался мой невежественный папуля и, получив объяснение от своего более образованного сына, громогласно объявил, что это дело несложное, и что он вот прямо сейчас отдаст все необходимые распоряжения…
Я шумно вздохнула и, обратив на себя внимание, поинтересовалась, куда, собственно, думают устанавливать эти самые колёса, если нижняя часть любого из катеров представляет собою гравитационный двигатель? Однако от меня отмахнулись, как от назойливой осенней мухи, снизойдя, правда, до ответа, что специалисты, мол, своё дело знают, да и вообще перед нами ерундовая инженерная задача! Я не успокоилась и поспешила напомнить, что у нас на корабле нет ни специалистов, ни инженеров, а имеются лишь бестолковые десантники, причём явно в избытке. На меня поглядели так, словно я выдала важную тайну, и демонстративно отвернулись. Нет нужды уточнять, кто именно.
Далее Сержу был устроен настоящий перекрёстный допрос, и в течение часа он терпеливо отвечал на теребящие приставания папы и брата, с неизменной вежливостью поворачиваясь то к тому, то к другому. Старший и младший Ладвины, посидев немного, деликатно удалились, сославшись на неотложные дела (интересно, какие?), а я не принимала участия в беседе да и следила за ней не очень внимательно. Тот факт, что от сверхпримитивного приспособления мог зависеть успех сложнейшей операции, навёл меня на грустные размышления о ненадёжности нашей Цивилизации. Ее гигантская энергетическая конструкция, начиная от грандиозных фабрик в открытом Космосе возле одиноких звёзд, созданных для переработки «сырой» энергии и концентрации в сверхмалых объёмах, и кончая сетью энергетических банков и личными энергометрами — всё это, как мне стало казаться, таило в себе какой-то органический порок, который мог развиться в неизлечимую болезнь. Может быть, её симптомы мы и видим сейчас на этой планете, и нет гарантии, что неведомая зараза не пристанет к нам и не начнёт пожирать всю технологию Галактики. Человечество ведь никогда не подстраховывалось, а бездумно шло от одного научно-технического витка прогресса к другому, считая, что новая ступенька обязательно будет надёжнее старой. А теперь вот извольте — ставьте самую современную машину на дурацкие крутящиеся вертушки и тащите волоком…
…Весь остаток этого дня и долгий вечер я основательно проскучала в окружении вычислительных аппаратов Станции, сравнивая некоторые важные для нас данные. Сотрудники были весьма доброжелательны и охотно помогали мне, не догадываясь, что я занимаюсь их проверкой. Ввиду малочисленности персонала легко удалось составить предварительный список подозреваемых. Я не включила в него Уэнди Шедуэлл, постоянно работавшую по ночам в лаборатории слежения за околопланетным пространством, и Злату Йоркову, которая слишком часто в одиночестве несла дежурства на четвёртом «цветке» и в свои, и в чужие смены. Кроме этого на них больше ничего не было — довольно скучные досье с цветными плоскими фотографиями, послужные списки и никаких криминальных зацепок. Мне объяснили, что Йоркова — единственная незамужняя женщина на Станции, и сразу все вопросы были сняты. Не мешало бы при случае узнать, фригидна она или имеет с кем-нибудь связь, но вряд ли это было для нас столь существенно. Злата увлекалась звёздной астрономией, составила несколько отличных небесных карт и сделала множество фотографий созвездий и галактик в них, видимых отсюда совершенно иначе, чем из нашего Сектора. Впоследствии она могла бы неплохо заработать на собранном за годы материале и даже приготовить солидную научную монографию. Кстати, именно этим и занималась Уэнди Шедуэлл, но ввиду закрытости темы, касавшейся некоторых особенностей действия дестабилизирующих волновых полей, ей могло заинтересоваться лишь военное ведомство, которое хоть и хорошо платит, но слишком стремится усложнить частную жизнь человека. Уэнди страдала хронической бессонницей, что подтверждалось и наблюдениями коллег, и личной медицинской картой.
Значительно больший интерес представлял её муж Эрик Шедуэлл вместе со своим помощником по космической суперсвязи Феликсом Бартальски. Эта парочка была знакома очень давно, чуть ли не с детских лет. Потом их жизненные пути несколько раз пересекались да так уродливо, что приходилось вмешиваться полиции и вносить соответствующие исправления и коррективы. Имелись данные и на ещё двоих в моем перечне — работников обслуги волнового генератора Дэвида Сача и Кирилла Инфантьева. Первый из них когда-то был замечен в мимолётных контактах с разведкой «Элиты», а второй владел приёмами самообороны в таком совершенстве, что спецслужбы не раз предлагали использовать их для нападения или хотя бы для инструктажа. Всякий раз следовал равнодушный отказ, малообъяснимость которого невероятно злила доблестных мастеров «плаща и кинжала». В конце концов, придравшись к чему-то, они вынудили Инфантьева подписать контракт на эту многолетнюю работёнку, что он и сделал с полнейшей невозмутимостью. Его жена Инга настолько соответствовала ему характером, что жизнь этой пары в других условиях казалась бы подозрительной, но здесь скрывать было нечего. Они добросовестно выполняли ежедневную работу, а в свои души старались никого не пускать.