Шатаясь, Гримберт сделал несколько шагов. «Золотой Тур» двигался тяжело и медленно, он словно тащил на себе неподъемный груз весом с целый собор, дребезжали сорванные пластины брони, правая нога подгибалась, едва удерживая вес тела.
Слишком много попаданий пришлось выдержать за последние часы. Если бы не запредельная живучесть «Тура», он уже лежал бы между прочих, безвольная механическая кукла с мертвецом внутри. Но «Тур» не собирался сдаваться. Он все еще двигался, все еще выполнял приказы, хоть и ужасно медленно. С трудом удерживая прицельные маркеры, Гримберт заставил его поднять орудие и выстрелил, совместив прицел с ближайшей алой отметкой. Гироскопы взвыли от нагрузки, гидравлика протестующе заскрежетала, но приводы наводки сработали безукоризненно — вражеский рыцарь пошатнулся и медленно завалился вперед, как крепостная башня с подорванным фундаментом.
Почти мгновенно «Тур» загудел от сотрясения и пошатнулся так, что весь мир перед глазами Гримберта едва не сделал кувырок. Ответное попадание было точным и разрушительным. Кумулятивный снаряд прожег броню левого наплечника, превратив сложнейшую начинку орудийной установки из электроники, силовых приводов и автоматов наводки в кипящий железный шлак. Гримберт зарычал, словно ему самому отрубили руку.
За силуэтами горящих зданий вновь мелькнул «Феникс» — неспешное бронированное чудовище в окружении свиты стальных палачей. Его орудия монотонно работали, превращая здания вокруг обороняющихся в тлеющие руины. Он не промахивается, понял Гримберт, о нет. Он методично уничтожает укрытия, чтоб облегчить задачу.
«Багряный Скиталец» высунулся за угол дома и получил сразу несколько прямых попаданий в корпус, от которых его едва держащееся на ногах тело содрогнулось. Вниз полетели куски искореженных бронеплит и орудийных элеваторов.
— Все, — буркнул Магнебод, — Отвоевался.
Удивительно, сейчас в его голосе не было ни напряжения, ни усталости, напротив, какое-то запредельное спокойствие. Умиротворение человека, который вдруг осознал нечто настолько важное, по сравнению с чем горящий город уже не имеет никакого значения.
— Отходи! Я прикрою! — крикнул Гримберт, — Ну, шевелись, старик!
«Багряный Скиталец» со скрежетом покачал стальной головой.
— Все. Редуктор вышибли. Ах, дьяволы… А все же недурно. Уходи, Гримберт. Слышишь? Катись к черту.
— Что? — Гримберту показалось, что он ослышался.
Бегство? И это говорит ему старший рыцарь в его знамени?
— Кк-катись… — просипел Магнебод с болью в голосе, — Обратно к юго-западным воротам. Может, и уйдешь. Попытайся добраться до Турина. Там… стены. Там… защита. Что-нибудь придумаешь.
— «Золотой Тур» не бежит от врагов!
Радиосвязь хрипела и трещала, как умирающая куница, которую треплют зубами охотничьи псы. Но следующую фразу Гримберт услышал так явственно и четко, будто Магнебод произнес ее своими старыми морщинистыми губами ему прямо в ухо:
— Ты идиот. Всегда мнил себя самым хитрым. Посмотри, к чему это все привело. Так не будь идиотом хотя бы сейчас. Беги к чертовой матери. Мы попытаемся прикрыть тебя. Может, я даже закачу пару горячих его сиятельству графу Женевскому… Беги!
Гримберт пошатнулся и начал пятиться. «Золотой Тур» двигался неуклюже и непослушно — он не понимал, чего хочет от него хозяин. Он, привыкший обрушиваться на врагов всей своей многотонной яростью, с трудом интерпретировал получаемые сигналы, натужно переводя их в обычные механические команды.
Гримберт пятился, не отдавая себе отчета в том, что делает. Пятился, оставляя на выжженной, чадящей дымом площади три одиноких силуэта, одним из которых был поникший «Багряный Скиталец». Какой-то контур его мозга равнодушно сделал тактическую выкладку — отойти они уже не успеют. Из окрестных улиц на площадь с нечеловеческой грацией выныривали хищные силуэты вражеских рыцарей и сразу устремлялись в бой, полосуя небо серебряными и золотыми нитями трассеров. Несколько раз ухнул тяжелый калибр, отрывисто залаяли автоматические пушки…
Они продержались пятнадцать секунд. Даже у стали есть свой предел прочности.
«Забойщик» инстинктивно попытался отойти в сторону, отбиваясь от наседающих на него противников шипящей полосой лайтинга, но почти сразу получил несколько прямых попаданий в уязвимую ходовую часть и повалился, как подсеченное дерево, разбрасывая из проломленной груди потоки искр. «Мантикора» прожила на две секунды больше. Кто-то из нападавших заклинил метким выстрелом ее башню, после чего машина накренилась, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону. Два или три кумулятивных снаряда мгновенно выжгли ее изнутри.
«Багряный Скиталец» сопротивлялся дольше прочих. Даже не способный толком маневрировать, лишившийся основных орудий, он двигался короткими рывками по площади, исступлено полосуя наседающих противников из спаренных пулеметов. Он уже не мог причинить им вреда, но и сдаваться без боя не собирался. Гримберт неотрывно глядел на него, разворачивая недоуменно гудящего «Тура». Пора уходить. Несмотря на то, что золоченый цвет давно сошел с опаленной брони, женевские рыцари быстро узнали его силуэт и уже принялись наседать со всех сторон, испытывая прочность уцелевших бронепластин беглым артиллерийским огнем. Пока они не рисковали сближаться вплотную, кружили поодаль, точно стая голодных гиен, опасаясь связываться с раненым, но все еще могучим хищником. Ждали сигнала. И Гримберт знал, что сигнал скоро последует.
Уходить. У «Золотого Тура» даже с поврежденной ногой есть преимущество в скорости. На узких горящих улочках Арбории у него еще есть шанс затеряться, но если останется — нет.
«Багряный Скиталец» прижался спиной к остову здания, усеивая остатки мостовой под ногами латунными водопадами израсходованных гильз, стволы пулеметов раскалились от жара. Он дергался и вздрагивал от постоянных попаданий, шатаясь и едва удерживая равновесие, но все еще держался на ногах, несмотря на то, что его бронированный корпус давно напоминал кусок бесформенной стали.
А потом здание на его спиной лопнуло и осело потоками каменного крошева, площадь враз затянуло туманом из цементной пыли. Но даже сквозь него Гримберт увидел жуткий клювоподобный хундсхугель «Уранового Феникса», испещренный вентиляционными отверстиями. Хищный изъявленный клюв кладбищенского ворона.
«Багряный Скиталец» развернулся к новому противнику. Его жалких пулеметов хватило бы разве что поцарапать краску на груди великана, но даже такой возможности граф Лаубер ему не дал. Орудия вспомогательного калибра в спонсонах на его плечах дали три выверенных залпа. Монотонных, через равный интервал. Не яростный удар, но холодный математический расчет.
«Скитальца» отшвырнуло, как игрушку, в сторону полетели клочья сорванной брони. В этот раз подняться он уже не смог. Рыцарь отвоевал свое. Спасибо, старый друг, мысленно прошептал Гримберт, продолжая отступать, спасибо тебе за каждую выигранную секунду. Граф Лаубер не упустит возможность захватить тебя в плен, но не сомневайся, я выкуплю тебя, даже если мне придется заплатить за это тысячу солидов золотом старой чеканки. Путь и две.
Покрытый вмятинами и пробоинами бронеколпак «Багряного Скитальца» дрогнул. Гримберт мог не верить своим глазам, но не доверять совершенным глазам «Золотого Тура» у него оснований не было. Он ясно видел, как из кабины поверженного рыцаря выбралась шатающаяся, крошечная на фоне обступивших ее стальных великанов, человеческая фигурка.
Сир Магнебод выглядел паршиво. Борода залита кровью, одна рука висела плетью, зато в другой был крепко зажат короткий меч. И использовал он его не как костыль. Шатаясь, Магнебод сделал несколько шагов по направлению к нависающему над ним «Фениксу». И поднял меч, направив его вверх.
Он приглашал графа Лаубера на бой. Один на один. Без доспеха. Как в старые добрые времена.
Нависший над ним «Феникс» с интересом изучал противника. Четыре метра закаленной бронированной стали. Даже холостого выстрела его орудий хватило бы для того, чтоб превратить Магнебода в пепел. Но он не стрелял. Он медленно поднял свою стальную птичью голову и взглянул на отступающего Гримберта. У рыцарского доспеха не было даже глазных отверстий, но Гримберт вдруг отчетливо ощутил на себе взгляд холодных ничего не выражающих глаз графа Женевы.
— Нет, — пробормотал он в молчащий радиоэфир, — Нет, слышишь, ты…
Механическая нога «Феникса» резко поднялась. И прежде чем Магнебод успел сделать шаг в сторону, тяжело опустилась. Гримберт не мог слышать треска, с которым крошечная фигура старого рыцаря сломалась пополам и пропала. Логика подсказывала, что такой тихий звук невозможно различить на большом расстоянии, да еще сквозь страшную какофонию артиллерийской канонады. Тут бесполезны даже самые чуткие датчики доспеха. Но Гримберт услышал.
Он повернулся и побежал.
***
Он чувствовал себя, как Святой Доминик Авиньонский, бегущий из ада. За Святым Домиником тоже гнались демоны, лязгая зубами, но эти демоны были не из раскаленного металла, они не грохотали за его спиной тяжелыми механическими ногами, не рычали двигателями и не лаяли стальными голосами. Святого Доминика охраняла вера, которая помогла ему спастись. Гримберт хотел бы иметь хотя бы сотую долю его веры в то, что ему удастся выбраться живым из города.
Узкие улочки Арбории, куда его загнала погоня, не были приспособлены для машины таких габаритов, как «Золотой Тур». Но он не мог позволить себе терять секунды, меняя маршрут — это играло на руку преследователям. Не сбавляя скорости, он врезался в узкие каменные устья, разбрызгивая вокруг себя стекло, камень и дерево, оставляя за спиной покосившиеся дома и их обитателей, голосивших от боли и ужаса.
Кропотливо составленная «Туром» карта была почти бесполезна. После шести часов штурма город изменился настолько, что даже его коренные жители могли не узнать окрестностей, столь сильно исказили их пламя и сталь. На месте многих улиц оказывались завалы, иногда целые кварталы лежали в руинах. Остовы домов, соборов, фабрик и особняков были похожи на дымящиеся тела огромных животных, из них торчали треснувшие кости колон и перекрытий.
То тут, то там «Тур» спотыкался о тела рыцарей — груды искореженного железа, все еще испускающего едкий дым. Гербы на их корпусах чаще всего были и надгробием и единственной эпитафией. Счастливчиков восстановят и отправят вновь защищать империю — на север, юг, запад или восток. Тех, кому повезет меньше, растащат мародеры.
Наперерез «Туру» из боковой улицы выбрался неуклюжий рыцарь в старомодном, много раз чиненном доспехе, испещренном неуклюжими следами сварки. Не иначе, какой-то небогатый барон из графской свиты, спешащий урвать свой кусок от добычи, пока не навалились более опасные хищники. Ни кумулятивных, ни бронебойных снарядов у «Тура» не оставалось — Гримберт влепил ему осколочный прямо в скрытую громоздким топфхельмом бронекапсулу, ощутив секундный приступ ликования. Незадачливый барон отшатнулся и повалился плашмя, подняв облако пыли, мгновенно превратившись из угрозы в препятствие.
Ликование было коротким — сенсоры «Тура» регистрировали все новые и новые силуэты, выныривающие из боковых улиц. Эти были осторожнее — не спешили срывать дистанцию, поливая его издалека плотным огнем. От части снарядов ему удавалось уклоняться резким маневром, часть врезалась в дома, вновь и вновь окатывая бегущего «Тура» шрапнелью из кирпичных осколков, но оставшаяся часть неизбежно находила свою цель.
Попадание. Попадание. Попадание.
«Тур» хладнокровно фиксировал все новые и новые повреждения, отмечая их пылающими бусинами на общей схеме. Гримберт стиснул зубы до рези в висках. Огневая мощь «Золотого Тура» могла сокрушить любого вражеского рыцаря менее чем за три секунды, совокупная масса залпа легко это позволяла. Но, как и многие чемпионы, «Тур» был не превзойдён только тогда, когда сражался на своих условиях. В узких лабиринтах улиц, преследуемый десятками вражеских машин, сделавшийся из агрессивного хищника трусливо бегущей дичью, он не мог рассчитывать даже на паритет. Самая лучшая броня, изготовленная лионскими мастерами, освященная архиепископом, выдержит двадцать или тридцать попаданий, но тридцать первое ее пробьет.
Кажется, люди графа Лаубера отлично это понимали, потому и избрали такую тактику.
Засыпая «Тура» градом снарядов, каждый из которых в отдельности был слишком слаб, чтоб причинить доспеху серьезные повреждения, они неуклонно выматывали его, снижая и так не бесконечный запас прочности и ресурс.
Иногда ему удавалось подстеречь потерявшего осторожность преследователя и всадить в него снаряд, но такой случай представлялся нечасто. Графские рыцари действовали с похвальной осторожностью, выдерживая дистанцию и прикрывая друг друга. Не бой — охота. И дичь уже потеряла слишком много крови, чтобы оказать достойное сопротивление.
«Туру» было все хуже, Гримберт ощущал это собственным телом, сопряженным со стальным гигантом в единое целое нейро-штифтами. Его тянуло к земле, он ощутимо припадал на правую ногу, а приводы наводки разкалибровались настолько, что стрелять приходилось в ручном режиме, не доверяя более автоматике.
Повреждения ходовой части… Повреждения гидравлической системы… Частичный отказ систем оповещения… Выход из строя радара…
Гримберт то рычал от ярости, то всхлипывал от ужаса, заставляя измученного и шатающегося «Тура» бежать сквозь трещащий вокруг камень, то и дело вздрагивающий от накрытия ударной волны. Он пытался молиться, но куски из немногих выученных наизусть молитв тяжело звенели где-то на краю сознания, как осколки снарядов. Он изнывал от ужасного жара, раскалившего бронекапсулу — судя по всему, система охлаждения «Тура», надежная и продублированная как и все остальное, уже прекратила бесполезное сопротивление.
Еще полчаса, молил он машину. Дай мне выбраться из города. На открытом пространстве я смогу оторваться, даже если мне придется порвать силовые кабели и раскрошить дифференциалы. Добраться до походного лагеря. Там почти не осталось рыцарей, но есть слуги, есть понятливый и верный Гунтерих. Там у Лаубера не будет власти. Этот мерзавец хотел свести счеты во время суматохи, воспользовавшись штурмом, но он упустил свою возможность. Недооценил противника. Маркграф Турина — не какой-нибудь пес, которого можно безнаказанно затравить. Да, все рыцари его знамени погибли в Арбории. И верный Магнебод превратился в кровавую кляксу на мостовой. Но это не конец.
Напротив. Это начало.
Гримберт забывал про боль в искусанных до крови губах, когда думал об этом.
Он вернется. Все начнет заново, пусть даже на это потребуется еще тринадцать лет. Старые хитрые пауки не забывают, как плести свою паутину. Пусть он паук, плевать, но он дождется смерти Лаубера, как дожидаются восхода солнца. Дождется — и насладится ею, как самым изысканным полотном.
Проникающее повреждение боковой броневой плиты.
Критическое падение давление в маслопроводе.
Перегрев оболочки реактора.
Гримберт умолял «Тура» идти вперед. Когда-то могучий и сильный, он был похож на раненого зверя, ревущего от боли и не разбирающего пути. Его редкие ответные выстрелы почти всегда уходили мимо цели. Осмелевшие рыцари Лаубера, пользуясь этим, сокращали расстояние, уже не осторожничая и не таясь. Хищник опасен, пока у него есть зубы. А «Золотой Тур» уже не был той смертоносной машиной, которая внушала страх всей империи. Он был куском дребезжащей стали, внутри которой трясся от страха сдавленный со всех сторон человек.
Пробитие левой нижней четверти спинной брони, множественные вторичные осколки.
Вышли из строя оба лепестковых клапана правой ноги.
Уничтожен основной торсион.
Критическая дисфункция… Потеря контроля… Отсутствие управления…