— Если я вам надоем, вы просто скажите, хорошо? — посмотрев на подошвы своих туфель, валяющихся в углу, попросил я, вспомнив, как радикально старик борется за своё право на одиночество…
Глава восьмая. Проклятые
Глава восьмая. Проклятые
Да уж, за первые несколько часов своего пребывания в Старом Городе, я успел дважды побывать в бессознательном состоянии, трижды бежать от расправы (два раза — успешно), встретить мужика в самодельной броне, натравливающего на людей свою бешеную кошку, встретить какой-то фантастический экипаж со странными пассажирами, понаблюдать за повешеньем, побывать в логове бандитов и оказаться в центре эпидемии какого-то заболевания, от которого люди гниют заживо. Вот это я понимаю — насыщенное утро… Но если к обеду на меня не нападёт дракон или хотя бы чёртов носорог, — то я разочаруюсь в этом месте.
— Ну что, — усмехнулся старик, наблюдая за тем, как я задумчиво допиваю его бутылку древесного спирта. — Нести вторую, может, а?
— Оу, прошу прощения, — я, несколько смутившись, снова протянул бутылку старику, правда, жидкости осталось там едва ли больше трети. — У меня выдался не самый простой день, и я, кажется, совсем забыл о манерах…
— Да вы пейте, пейте, — махнул рукой старик. — Я до темноты всё равно не прикладываюсь, а то с утра если выпью — всё, считай, день из жизни выпал… Но вы, я думаю, и без меня об этом свойстве алкоголя знаете, да? Выпивать-то, как погляжу, научены…
— Опыт большой, — кивнул я, сделав ещё один глоток. — Правда, у меня выпадают не дни, а годы, и не могу сказать, что я об этом жалею…
Старик как-то задумчиво смотрел на меня какое-то время, а затем поудобнее устроился на диване, явно готовясь к долгой беседе.
— За свою долгую жизнь я понял, что люди ищут на дне бутылки разные вещи, — начал он. — Одни пытаются найти там прощение, другие покой, а третьи, третьи просто коротают время в ожидании смерти…
Старик отвлёкся на мгновение, чтобы накрыть свои ноги пледом, а затем закончил:
— Ну а вы? Что ищете там вы?
Какое-то время я молчал, размышляя над вопросом Савелия.
— Мне нравится думать, что я мужественно ищу там смерть, — наконец ответил я. — Но в те моменты, когда смерть наконец обращает на меня свой холодный взгляд, я отчётливо понимаю, что в пьянстве я ищу лишь жалости к себе…
— Мне кажется, нет ничего постыдного в том, что человек ищет жалости, — заметил старик. — Жалость это одно из проявлений любви, и, в конце концов, все душевные страдания, все пути и цели, даже самые ужасные — всё ведёт к одному лишь простому желанию быть любимым… Уверен, что и ваше пристрастие к алкоголю, в конечном счёте связано именно с разбитым сердцем, или скажете, что я не прав?
Я сделал ещё один глоток и принялся разглядывать бутылку. Мне не хотелось отвечать на его вопрос. Не хотелось говорить на эту тему с ним или с кем-то другим, ни сейчас, ни когда-либо ещё.
— Молчишь? Понимаю. Кто-то не любит незваных гостей в своём доме, а кто-то не терпит их в своей душе…
Старик помолчал недолго, а затем решил сменить тему:
— Знаешь, в Старом Городе многие люди верят, что в звёздах живут боги. Слышал о таком?
— Несколько раз, — безразлично пожал плечами я, продолжая разглядывать бутылку, — Но обычно был слишком пьян, чтобы внимательно слушать, так что детали этой чудаковатой теории мне не известны…
— А сейчас ты ещё не слишком пьян? — старик улыбнулся, откидываясь в диване и убирая ноги под себя, словно он не великовозрастный старик, а маленький мальчик, решивший усесться поудобнее. Усевшись, он снова укрылся пледом.
— Не слишком, — признался я, печально вздохнув. — И если ты разрешишь мне допить эту бутылку до конца, то я у с удовольствием послушаю любую историю, даже про богов в звёздах…
— Допивай, — махнул рукой старик и, прокашлявшись, начал свой рассказ:
— Существует такая теория, — или учение, если будет угодно, — что бесконечное количество лет назад наши создатели были всего лишь развитой расой иных существ, живущей в другом измерении. В этом измерении действовали совершенно другие физические законы, отличные от наших. Температуры, при которых существовала их раса были невозможными для нашего измерения, так как были ниже абсолютного ноля. Сейчас мало кто помнит физику былых времён, так что я уточню: считается, что минимально возможная температура — чуть ниже двухсот семидесяти трех градусов Цельсия. Неправда ли удивительно — как близко мы живём к нижнему порогу возможных температур? И это при том, что от верхнего предела нас отделяют значения, названия которых даже не используются в повседневной жизни, и мало кто их вообще знает…
Старик какое-то время мечтательно смотрел куда-то вверх, в небо, открывавшееся из дыры в крыше, но вскоре потряс головой, словно отгоняя от себя увлекшие его фантазии:
— Ну, да ладно, — вернёмся к богам. В общем, раса их ничем не походила на нашу. Мы с нашими способами восприятия не могли бы ни увидеть их, ни услышать. Их технологии, методы общения, мышление, всё это было настолько чуждо нам, что описать и понять их никто из людей не смог бы.
Эти существа жили при температурах куда более низких, чем те, которые возможны в нашем мире, а сам мир не имел никакого сходства с нашей вселенной и её глобальным устройством.
И в какой-то момент их мир столкнулся с катастрофой: температура в нём начала неуклонно расти, грозя в конце концов уничтожить всю их цивилизацию.
Эти существа, разумеется, начали искать способ остановить повышение температуры или хотя бы замедлить его, и какое-то время им это даже удавалось, но в конце концов все методы перестали быть достаточно эффективными и уже не могли замедлить надвигающуюся катастрофу.
У существ остался лишь один способ «охладить» их мир, самый радикальный из всех: использовать энергию сверхвысоких температур для получения сверхнизких. Окружающую температуру можно было понизить, конвертировав её из крайне высоких значений.
В теории это должно было сработать, но на практике — настолько высоких температур, которые нужны были для конвертации, не существовало в их мире. Через какое-то время им удалось разработать технологию, позволяющую поднять температуру до необходимых значений, и тесты показали жизнеспособность методики конвертации, но, чтобы понизить температуру во всём мире, нужно было конвертировать слишком большой объём энергии. Это был тупик.
Время шло, ситуация ухудшалась, и конец был уже совсем близок. И тогда появился потрясающий в своей амбициозности и невероятности «план пространственного взрыва». Взрыв, который произойдёт вне их физического пространства, в параллельной плоскости, состоящей из множества других физических пространств, где нет ничего, кроме пустоты, а, следовательно, ничто не сможет сдержать рост температуры при взрывном высвобождении пространственной энергии.
Благодаря тому взрыву и появились звёзды — источники конвертации энергии для их мира. А вместе со звёздами появилась и вся наша вселенная. И не только наша, ведь звёзды существуют не только в нашем мире, но и в бесчисленном множестве параллельных миров, созданных пространственным взрывом, ведь суть этого взрыва и заключалась в том, чтобы распространяться не только в одном пространстве, но и во всех остальных пространствах параллельной плоскости, тем самым вместо одного солнца, давая бесконечное множество его копий, вечно поддерживающих низкую температуру в плоскости, где живут наши создатели.
Как я уже сказал, у этого взрыва было и совершенно неожиданное побочное действие: зарождение жизни. Развитая раса, стремясь спасти себя, сама того не подозревая, создала жизнь. И так они стали богами по неволе…
Неизвестно, когда они поняли, что нечаянно создали разумную жизнь. Возможно, им лишь предстоит это узнать, а возможно, им всегда это было известно: тут мне сложно говорить о времени, так как в их плоскости его нет — во всяком случае, в том виде, в котором оно существует в нашем мире. Но важно знать следующее: в конечном счёте человечество в процессе своего развития уничтожило их расу.
И по этой причине они стали искать способ существовать в нашем мире, чтобы изучить нас, понять и уничтожить до того момента, когда мы уничтожим их самих…
Старик сделал паузу. Честно говоря, я был рад такому повороту, потому что у меня начала болеть голова от этой запутанной байки, придуманной каким-то явно сильно перепившим писакой, и я хотел успеть морально подготовиться к дальнейшему развитию истории, в котором меня, наверняка, ждут невероятные откровения о том, что боги существуют среди нас, скрываясь под личинами обычных людей, а бороться с ними можно, только нося чесночные бусы и кладя петушиный помёт себе в башмаки.
В общем, воспользовавшись мгновением передышки, я влил в себя ещё пару глотков спирта и попытался насладиться мгновением тишины, перед тем как эта умопомрачительная байка окончательно скатиться в бредоковатый фарс…
Но молчание затянулось… В надежде увидеть старика заснувшим я поднял на него взгляд. Нет, он не спал, но была и хорошая новость: судя по всему, он закончил свою историю и теперь ждал моей реакции на неё.
— Честно говоря… Не хочу вас обижать, но вся эта история… Похожа на черновик из неудачного произведения какого-то неудавшегося фантаста, — честно признался я.
— О да! — неожиданно улыбнулся старик, столь же неожиданно вскакивая с дивана, словно он был ещё молод, и подобная необдуманная лихость в движениях не могла привести к перелому позвоночника и мучительной смерти.
— Пойдёмте со мной! Хочу вам кое-что показать, — бросил он, быстро проходя мимо меня.
Я нехотя поднялся на ноги. Меня уже немного пошатывало, и я испугался, что сейчас мы отправимся гулять по городу в поисках богов, замаскированных под людей, но мне повезло, и старик Савелий решил показать мне их из окна. Во всяком случае, он проследовал именно к окну, которое располагалось в дальней стороне чердака, и распахнув его, жестом предложил мне выглянуть наружу.
Добредя до окна и без особого интереса выглянув наружу, я рассчитывал узреть какого-нибудь бродягу и услышать триумфальный комментарий Серафима, вроде: «Вот он видишь?! Срёт, не снимая штанов! Это точно не человек!», но вместо этого я увидел двухэтажное каменное здание с треугольной крышей и величественными каменными ступенями, ведущими к огромной двустворчатой двери. Состояние здания было плачевным: крыша проржавела, стёкла в окнах разбиты, с рам облезла краска, штукатурка, выкрашенная когда-то белой краской, местами обвалилась со стен. Над дверью разместился величественный горельеф, изображающий голову козы, внимательно смотрящей на всех, кто входил в двери, а под головой выступала надпись: «Руки к небу поднимая – к тебе взываю».
— Что это? — удивлённо спросил я, даже немного отрезвев. Этот необычный горельеф…
— Храм старой веры, — с тоской сообщил старик. Взгляд его с любовью и грустью разглядывал здание, словно он смотрел не просто на каменную постройку, а на надгробье собственного ребёнка…
— Когда-то там велись службы, — продолжил старик, глаза его по-прежнем смотрели на заброшенную постройку, словно черпая из неё воспоминания. — На них не читали молитв и не просили милости у богов. Люди собирались там и вместе решали свои проблемы. Помогали друг другу — не давая милостыни, но указывая на возможные решения проблемы и пути исправления своих ошибок.
Я был настоятелем этого храма. А теперь… Теперь там просто помойка, где спят бродяги.А люди снова молятся богам, умоляя их быть милостивыми, дать им прощения, дать еды, дать сил, дать здоровья… Эти люди снова перестали быть творцами своего будущего и будущего всего человечества, превратившись в рабов — существ второго сорта, живущих в тени величия своих богов… Это может показаться тебе неважным, но это то, что разрывает моё сердце каждый день и каждую ночь…
Старик оторвал взгляд от храма и резко отвернулся от окна. Глаза его были мокрыми.
— История, которую я тебе рассказал не совсем правильная, — продолжил он. — Её часто рассказывают именно так, но лишь немногие знают её другой. Люди забыли, что значит текст, написанный над нашим храмом: «Руки к небу поднимая — к тебе взываю».
Боги решили уничтожить нас самым гуманным способом: вознеся себя над нами, вынудив видеть великих всемогущих создателей в них и лишь глупых слабохарактерных рабов в самих себе. То, что делает нас великими, что давало нам силу, обернулось грехом и проявлением слабости. Желание сделать из нас добрых богобоязненных существ, стыдящихся своей природы, привело не ко всеобщему благу, а к концу человеческой расы. Из живых, сложных, потрясающих существ мы стали просто растениями — красивыми цветами без какой-либо внутренней глубины.
Но среди богов нашёлся один единственный, кто полюбил нас. Полюбил всем сердцем. Любил такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками, в которых он видел лишь достоинства. Он любил каждого из нас вне зависимости от наших поступков. Он плакал над каждым плохим поступком, но не переставал нас любить, он был бесконечно счастлив каждому нашему доброму делу, но любовь его не становилась сильнее — он и так любил нас настолько сильно, насколько это возможно. Он не поощрял благих дел и не стыдил за плохие, он просто любил нас, видя в человеке самое великолепное существо из когда-либо существовавших, и ставил нас выше себя и подобных ему.
И за это он был наречён дьяволом… Другие боги хотели, чтобы его имя, его деяния, всё, что с ним связано — ассоциировалось со злом и ужасом. Его имя должно пугать, его поступки быть противны каждому, он не должен иметь власти над человеком и его разумом, над человеком должны править лишь настоящие боги, желающие сделать их совершенными, идеальными, смиренными…
— То есть, в этом храме… Вы служили дьяволу, я правильно понял? — уточнил я на всякий случай.
— В этом храме не служат, — резко ответил старик, полоснув меня сердитым взглядом. — В этом храме люди решают свои проблемы. Это место, где человек осознаёт своё величие. Место, где он видит настоящего бога – самого себя.
Какое-то время я молча смотрел в окно, разглядывая храм и размышляя над историей старика… В финальной части ей удалось-таки заинтересовать меня, и я был почти готов усомниться в том, что этот старик совсем уж выжил из ума. Да, это явно не более чем очередная из бесчисленного множества других религия, но подход… Концепция, в которой богом представал сам человек, показалась мне довольно необычной и даже любопытной. Странно, что она не получила широкого распространения, ведь за возможность считать себя богом в Северной Столице подерутся многие толстосумы: когда ты несметно богат и обладаешь непомерной властью, что может быть более желанным, чем возможность окончить своё «социальное возвышение» принятием самого высокого титула: права называться господом богом…
— Почему все люди вокруг покрыты какими-то жуткими волдырями? — спросил я, решив сменить тему. Да, концепции людей-богов удалось меня заинтересовать, но не настолько, чтобы я захотел продолжать о ней слушать и позволить этому старику пытаться и дальше завербовать меня в свою паству.
— Потому что на них наслали проклятие, — ответил старик, помрачнев ещё больше. — Все они гниют заживо. Кто-то быстрее, кто-то медленнее…
— Проклятье? — нахмурился я.
— Дар, — уточнил старик. — Дар, несущий им погибель. С момента прихода проклятья, они молились разным богам, а многие молятся и до сих пор, но боги не спешат на помощь… Некоторые же вспомнили об учениях Храма старой веры, извратив назидаемые ею принципы, и теперь пытаются решить проблему своими силами, вешая каждого, на чьём лице нет следов проклятья... Эти отчаявшиеся люди уверены — если они убьют того, кто применил Дар — проклятье исчезнет. Но это не так…