— Мы не из Северной Столицы, — ответил старик и посмотрел на коллегу. — Семьдесят седьмой, вы закончили?
— Секунду, — не отрывая глаз от устройства, протянул Семьдесят седьмой, медленно поднимая указательный палец. — Всё! Сканирование закончил.
Он убрал устройство в один из карманов и быстро забрался в салон экипажа.
— Я смогу дать вам лишь несколько минут, — напомнил старик, обратившись ко мне. — Спасибо, что разрешили нам провести сканирование. Надеюсь, больше вы не попадёте ни в какие передряги. Счастливого вам пути…
— Постойте! — я поднял ладонь и сделал несколько шагов по направлению к экипажу. — Скажите, кто вы такие и откуда…
Но старик уже меня не слушал: он похлопал по плечу впереди сидящего человека, и через миг бок экипажа вернулся на своё место.
Вот и разрешай после этого себя «сканировать» каждому встречному… Даже спасибо не сказали…
Решив, что стучать в окна будет излишним (понятно, что господа потеряли ко мне всякий интерес), я решил как можно быстрее покинуть это место, воспользовавшись предоставленной мне форой. Так что, убрав коломёт в кобуру, я обошёл необычный экипаж и бросился бежать.
Дыхание стало подводить минут через десять. Через пятнадцать — мои горло и грудь жгло огнём, а ноги едва слушались. Но я всё равно продолжал бежать, стараясь увеличить свой отрыв от преследователей настолько, насколько это возможно.
Улицы сменяли одна другую: то узкие, то широкие, то извилистые, то прямые, то мощёные — покрытые грязью, то заваленные гниющими досками — тоже покрытыми грязью. Грязь, грязь, грязь — наш мир буквально утопал в ней… Держу пари: если бы потоп не случился — мы всё равно утонули бы, но в этой чёртовой грязи.
Наконец на моём пути стали попадаться люди. К счастью, они не выглядели как бандиты — скорее, как запуганные, потерянные в жизни, бродяги: мужчины и женщины в заношенной одежде, некоторые с котомками за спинами или в руках, другие налегке, плечи опущены, головы понурены, ноги медленно плетутся, словно без какой-либо цели впереди. Лица несчастных неизменно покрывали жуткие волдыри, а некоторые так и вовсе выглядели как бесформенные куски давно сгнившего мяса… При этом люди по большей части шарахались от меня в сторону, то ли не желая помешать моему бегу, то ли я действительно выглядел ещё хуже, чем они...
Я завернул за очередной угол, и передо мной, под низко-нависшим серым мрачным небом, раскинулась огромная площадь, в которую вливалось как минимум шесть улиц (это только те, которые я мог посчитать отсюда, по пробелам между зданиями). По площади сновали десятки, сотни, людей, тут и там стояли самодельные прилавки, собранные из кривых досок, ящиков, мешков, столов, табуреток, заваленных различным барахлом: ветхой, наспех отстиранной, одеждой и кое-как залатанной обувью, свалявшимися одеялами, дохлыми и живыми крысами, кормовой древесиной, мутной водой в грязных банках и ржавых вёдрах, в общем, передо мной раскинулся самый настоящий бедняковский рынок, где нищие продавали друг-другу различный найденный хлам, который кому-то ещё может пригодиться, и еду, состоявшую по большей части из того, что можно поймать на улице или срубить… При этом тут было очень тихо: никто не кричал, не зазывал к своим лоткам, не ругался. Да, голоса были слышны — люди разговаривали между собой, но делали это очень тихо, словно устало…
Ладно, можно считать, что мне удалось оторваться — тут я без проблем затеряюсь в толпе.
Подойдя к стене одного из зданий, я облокотился спиной о прохладную стену и несколько минут простоял так, переводя дух.
Кажется, мне удалось добраться до жилого района Старого Города. Теперь можно начинать свои поиски. Жаль, конечно, что я не смог вернуть свой саквояж — в нём были портреты пропавших детективов, но и без них у меня остаётся мой главный инструмент: мой язык.
Нужно обойти район, найти все места, которые могли посетить детективы: ночлежки, кабаки, бордели… Хотя, бордели можно не искать — судя по состоянию местных жителей, местные проститутки в лучшем случае ещё дышат, но надеяться на то, что они удовлетворят какие-то ваши потребности — не стоит, если, конечно, вы не испытываете потребности в том, чтобы ваши причиндалы сгнили и отвалились, когда вы в очередной раз присядете посрать и слишком сильно потужитесь.
В общем, обойду кабаки и ночлежки, пораспрашиваю о странных пришлых без волдырей на лице, а быть может, поищу местные власти — наверняка, детективы их навещали. Насколько я знаю, в Старом Городе свой Губернатор — во всяком случае Адмирал его назначил, когда решил отгородиться от этого города — нужно же было оставить тут хоть какое-то управление. При этом нужно постараться поменьше контактировать с людьми, чтобы не подхватить эту заразу, хотя, думается мне, что это простая…
Из размышлений меня вырвали крики:
— Поймали ублюдка! — кричал злобный голос.
— Это не я! — испуганно ответил другой.
— Все нежнорожие так говорят! — проревел третий. — Не бои́сь, сейчас и поглядим-разберёмся, ты это или не ты! А ну, мужики! На вешалку падлу!
— Неет! Умоляю вас! Не делайте этого! Это не я! Я бы никогда с вами так не поступил! Я же со всеми вами дружил! Неужели вы не помните! Остановите их ради бога! Умоляю! Остановите их!
Заинтересовавшись происходящим, я отлип от стены и быстро пошёл в направлении голосов. Впереди, буквально через тридцать метров, люди стали собираться в толпу, и из-за их спин мне не было видно, что же там происходит и что мужичьё собираются сделать с несчастным. Я принялся расталкивать зевак, пробираясь всё глубже, туда, где несчастный голос продолжал, срываясь на отчаянный вопль, умолять отпустить его…
Внезапно его крики оборвались, а уже через секунду я выбился в первый ряд и в каких-то пяти метрах перед собой увидел человека, сучащего ногами в воздухе и отчаянно хватающегося руками за петлю, сдавившую его шею. Этого человека повесили на столбе…
Было в этом человеке нечто, что отличало его от всех остальных… И тут в моей голове прозвенел тревожный звоночек…
Кожа. Кожа на его лице была совершенно чистой, без каких-либо гнойных волдырей…
Возможно расправа над несчастным никак не связана с цветом его лица, но я предпочёл поддаться своему растревоженному инстинкту самосохранения, особенно, вспомнив, как этого несчастного обозвали «нежнорожим», и подался было назад, чтобы затеряться в толпе, пока меня, не дай бог, не заметил один из десятка вооруженных палками людей, с довольными ухмылками стоящих перед повешенным. Но было уже поздно…
— А это что за розовощёкий?! — удивлённо прокричал один из них, тыкнув в меня пальцем и выпучив глаза. — Мужики! А ну держи эту суку!
Я рванул прочь. К моему счастью, никто из толпы, по непонятной причине, даже и не думал меня останавливать, напротив — они охотно разбегались по сторонам, освобождая мне путь. Так что я без препятствий вырвался из толпы и, свернув за первый же угол, побежал по просторной улице.
Чёртов Старый Город! Сколько ещё погонь меня ждёт сегодня? Хотя, наверняка, эта станет последней: сильно сомневаюсь, что меня снова спасёт белый экипаж…
Я водил глазами по сторонам, пытаясь найти хоть что-то, что поможет мне скрыться от преследователей. Бежать по прямой — глупая идея, в любой момент я могу поскользнуться, или же среди них окажется талантливый бегун, который деловито нагонит меня и трахнет палкой по голове.
В нескольких десятках метрах впереди я заприметил узкий проход в тесный переулок. Что ж, рискну повернуть туда и буду надеяться, что это не тупик.
Быстро оглянувшись, я понял, что преследователи находятся достаточно далеко: метрах в двадцати позади, и, кажется, «талантливых бегунов» среди них не было, так как бежали они одной кучей громко кричащих страшные ругательства бродяг. Ну что ж — это хорошие новости — осталось не поскользнуться…
Свернув в переулок, я чуть было не споткнулся о гору мусора, но, вовремя её заметив, перемахнул одним прыжком, и почти сразу дорогу мне преградил какой-то немощный старик с покрытым гнойниками лицом, одетый в рваное пальто поверх рваного тёмно-синего свитера с растянутым воротом и мятых бесформенных брюк. На ногах у старика были калоши.
— Сюда! — он коротко кивнул мне на окно с выбитой рамой, у которого стоял.
Не знаю почему, но я не задумываясь принял его предложение и одним прыжком влетел в окно. Упав на пол, я больно ударился коленями, при этом раздался хруст битого стекла, а через секунду в помещении, которое я даже не успел оглядеть, стало темно: старик закрыл чем-то оконный проём.
Стараясь не обращать внимание на боль в коленях (сегодня мне было и побольнее), я быстро поднялся на ноги и подошёл к окну. Оно было закрыто с той стороны какой-то плотной тряпкой — видимо, я не заметил прибитую с той стороны штору.
Через секунду «страшные ругательства» повернули за угол, далее началась какая-то возня, ругательств стало больше, и я понял, что преследователи забуксовали в той куче хлама, которую я, будучи чуть более ловким и внимательным, успешно перепрыгнул.
На всякий случай я взялся перезаряжать коломёт и прислушался ещё сильнее…
— Слышь, отец Савелий, с дороги уйди, — раздался грубый голос, тот самый, который последним говорил с тем несчастным, перед тем как его вздернули. — Если я его упущу, то тебя вместо него и вздёрну…
— Эх Семён, всё ты не уймёшься, да? — как-то раздосадовано ответил старик.
— Савелий, у меня нет времени на эти твои душеспасительные беседы, — с угрозой в голосе ответил Семён.
— Ладно, — обречённо вздохнул Савелий. — Но по нему же видно, что неместный он… дураку понятно, что не…
— С дороги, старик! — гневно крикнул мужик. — Зубы мне тут ещё заговариваешь! Из-за тебя упущу падлу!
Я навёл коломёт на проём, приготовившись продырявить голову этому Семёну…
Но штору никто не отдёрнул — вместо этого раздался топот, который стал быстро удаляться…
Где-то минуту спустя ткань всё же, одернулась, но за ней был не Семён, а старик Савелий. Он устало улыбнулся и стал, кряхтя, перебираться через подоконник. Оказавшись внутри помещения, он не стал закрывать окно тряпкой, а вместо этого показал мне пальцем на дверь, которую теперь, при свете, льющемся из окна, было отлично видно. Комната, стоит заметить, выглядела как настоящая помойка: десятки отсыревших коробок, чёрт знает с чем, кучи досок, веток, горы каких-то пыльных банок, в общем, тут был даже бо́льший бардак, чем в моём поместье, хотя тут, ко всему прочему, с потолка обвалилась почти вся штукатурка, оголив дранку, а обои отклеились от стен и лежали, накрывая всяких хлам, словно бумажный навес.
— Пойдёмте туда, — сказал старик, продолжая указывать пальцем на дверь. — Надо поскорее увести вас отсюда и спрятать. А потом уж и поговорим. У меня и поесть найдётся, хотя вам, судя по вашему виду, лучше бы выпить чего покрепче… Повезло вам, у меня и алкоголь найдётся… Для хорошего-то человека…
Я без возражений направился к двери. За ней оказался тёмный узкий коридор, по которому пришлось идти на ощупь, ориентируясь на светлое пятно впереди. Хруст стекла, постоянно отскакивающие от ботинок предметы, всё это не могло не беспокоить: меньше всего мне хотелось наступить на кусок рамы с торчащим из неё гвоздём — в этом чёртовом городе ноги должны быть в идеальном состоянии, чтобы быть готовыми в любой момент бежать от опасности...
Выйдя на узкую лестничную площадку, старик обогнал меня, и теперь я следовал за ним. За окнами был очередной тесный двор-колодец, примечательный лишь тем, что прямо в его центре лежал в грязи спящий или мёртвый человек (даже не знаю, чему бы я удивился больше). На лестнице воняло мочой и дерьмом, на каменных ступенях валялся различный мусор и скомканные тряпки, которыми кто-то явно подтирался. Задавшись было вопросом, где же само дерьмо, я тут же получил ответ: на площадке четвёртого этажа. Дерьма тут было много: оно было на каменном полу, на стенах, даже на подоконнике, лужи мочи из-под него стекали по ступеням вниз.
— Прошу прощения, — несколько смущённо извинился старик Савелий. — Не подумайте, что я свинья, просто это помогает отпугивать нежелательных гостей. Люблю, знаете ли, одиночество…
— Я бы на вашем месте попробовал бы повесить на дверь табличку: «Не беспокоить», или обзавестись замком… — скривившись от отвращения, предложил я.
Наконец, от души перепачкав обувь человеческими экскрементами, мы добрались на площадку последнего — пятого этажа. Тут в стену была вмурована стальная лестница, ведущая на чердак. Как оказалось, старик жил именно там.
На чердаке у Савелия было устроено вполне уютное гнездышко: старый диван, заваленный одеялами и подушками, мягкое кресло, шкаф и целая гора книг. Свет попадал сюда через большую дыру в деревянной крыше, под которой стояла бочка с водой, судя по всему, дождевой. Стены тут были кирпичными, без какой-либо отделки, а пол укрыт грубыми досками.
— Устраивайтесь, — предложил старик, указывая рукой на старенькое кресло, укрытое рваным шерстяным пледом.
Мне дважды повторять было не нужно: сняв вонючие туфли и отбросив подальше, я устало плюхнулся в кресло.
Старик открыл шкаф, достал оттуда бутылку с мутной жидкостью, и, сев на диван напротив меня, протянул мне бутылку:
— Древесный спирт жалуете? — спросил он, усмехнувшись.
— Всё, что горит, — кивнул я, принимая бутылку.
Открыв её, я сделал несколько больших глотков. Горло обожгло, словно огненной лавой, и по в груди стало приятно растекаться тепло. Вернув бутылку старику, я раскинулся в кресле и наслаждался тем, как тепло растекается уже по всему телу.