Рыжий, оскалившись, зарычал. Он больше не был благовоспитанным англичанином, превратившись в свирепого пикта, который бьётся до последнего. Рон вывернулся и замахнулся палочкой для решающего заклинания, но аврор успел схватить его за плечо и трансгрессировал.
Гарри и Деннис обменялись хмурыми взглядами и исчезли следом.
***
Гермиона не чувствовала собственного тела. Она лежала на мягкой кушетке перед пылающим камином, но жестокий холод пробирал до костей.
Элли уже забрала мокрое платье, напоила её восстанавливающим зельем и горячим чаем, но сердце женщины словно обледенело.
Малфой снял с себя бархатный шлафрок, наскоро высушенный заклинанием, и укутал в него Гермиону.
Халат с шёлковой подкладкой хранил тепло хозяина, создалось ощущение, будто Люциус её обнимает. Это было на удивление приятно. Она растворилась в запахах трубочного табака, имбиря, кориандра и мужского пота.
Малфой наколдовал согревающие чары, но Гермиона слишком замёрзла — от холода смерти оттаять совсем непросто. Её перестало трясти, но ноги в лёгких туфельках всё ещё подрагивали.
Люциус сел рядом и стащил с неё босоножки. Он принялся растирать изящные ступни и лодыжки, иногда поднося к губам и согревая тёплым дыханием.
Мужчина изредка с тревогой поглядывал, как вздрагивали её длинные ресницы. Сегодня в какой-то момент он почти сдался и хотел освободить свою ведьму от браслета. Ведь проклятый Уизли чуть не убил её!
Гермиона совсем разомлела. От блаженства она прикрыла глаза и тихонько вздохнула. По щиколоткам поднималось настоящее живое тепло, горячие пальцы гладили коленки и бёдра под халатом.
Казалось, она лежит на берегу моря, и ласковые волны, шипя, накатывают на ноги.
Люциус шептал ей что-то утешительное:
— Я только порекомендовал тебя Флемингу, глупая. Всё остальное ты сделала сама… Ты заменила ему дочь, с которой он никогда не ладил…
Он не смог удержаться, чтобы не провести по внутренней стороне её бедра и подняться выше, распахивая шлафрок. Видя, как от глубоких вздохов высоко поднимается её грудь, Люциус склонился над ней, аккуратно вобрав в рот сосок. Его губы поднялись по тонкой шее к распахнутым устам и завладели ими. От их сладости можно было сойти с ума!
Гермиона застонала ему в рот и безотчётно раскинула ноги. Не в силах совладать с собой, Малфой сдёрнул домашние брюки и медленно вошёл в неё. Ведьма вскрикнула и выгнулась от восхитительного ощущения. Люциус припечатал её руки над головой и переплёл их со своими, всем телом прижавшись к Гермионе.
Он двигался нарочито неторопливо, ловя губами каждый её возглас, нежно целуя впадины ключиц. Люциус не помнил себя от невероятных ощущений её сосков, трущихся об его грудь.
И когда стоны Гермионы перешли в жалобные всхлипы, он ускорился, доводя её до исступления. От его сильных толчков круглые груди вздрагивали, и это возбудило Люциуса ещё больше, хотя, казалось, дальше некуда. Гермиона вдруг что-то бессвязно забормотала и мелко задрожала, обнимая его изнутри. Малфой что было сил вжался в неё и застонал от дикого оргазма, ослепившего яркой вспышкой.
***
Чтобы улечься вдвоём, им пришлось трансфигурировать кушетку в кровать. День за окнами посерел. Гроза ушла, чёрные тучи над Уилтширом рассеялись. Снежинки на потолке казались звёздами в тёплом полумраке.
Гермиона лежала на широкой груди Люциуса и щурилась на огонь в камине.
— Я… я всё думаю о… контрацепции…
— Что?
— Я ведь могу забеременеть.
— Нет, — Малфой улыбнулся, но в этой улыбке чувствовалась горечь. — Я бесплоден. Целители в Мунго не врут. Холодные камни Азкабана не самая лучшая компания для… кого бы то ни было.
Гермиона прикусила язык, но следующий вопрос сам сорвался с него:
— Вы ведь знаете, как снять браслет.
— Знаю.
— И не снимете?
— Нет. Не могу.
— Почему он замкнулся на моей руке? А, допустим, не на руке Рона?
— Да Мерлин сохрани! — в притворном ужасе рассмеялся Люциус. Он приподнялся, пристально рассматривая Гермиону и гладя её непослушные кудри. — Ты ведь уже добралась до моей библиотеки, так? И вычитала про Саломею Иродиаду.
— Браслет помог ей получить голову Иоанна Крестителя?
— О, да. По легенде он отверг её, и Саломея жестоко отомстила. Считается, она вложила часть души в браслет. Он притягивает всё, что страстно желает хозяин. Поэтому змея на твоей руке, а не на руке Уизли… Скажу откровенно, будь браслет у меня тогда в Министерстве и в Хогвартсе — мы бы победили.
— И мы бы никогда не… потому что вы убили бы меня.
Мужчина посмотрел на неё с укоризной.
— Я кто угодно, но не убийца. Я бы украл тебя, — он провёл колючим подбородком между её грудей, — и держал в плену, пока бы ты не сдалась…
Гермиона и не подозревала, что мужская щетина может так приятно щекотать, особенно внизу живота.
— Ммм… боже!
— Меня зовут Люциус.
Кажется, она выгибалась и даже вцепилась ему в волосы, лишь бы он не останавливался. Лишь бы продолжал эту безумную пляску языком, губами, пальцами.
— Что… вы де… Мистер Мал… фой…
Не в силах больше сдерживаться, мужчина вошёл в неё, и Гермиона протяжно застонала. Она крепко обняла его, желая слиться с ним воедино, стать одним целым.
Толчок.
— Люциус.
Ещё толчок.
— Меня.
Толчок.
— Зовут.
Толчок.
— Люциус!
***
Люциус лежал, закинув руки за голову и закрыв глаза. Гермиона дивилась, откуда у него такие мускулы. Она поймала себя на мысли, что любуется им. Профилем, разлётом бровей, широкой грудью, шрамом у правого соска.
Внезапно мужчина затянул низким приятным баритоном:
— Во тьме ночной,
При свете дня,
Веди меня, звезда моя.
В вечерней мгле
И на заре
Не изменяй с другими мне.