Девушка засияла:
— Си-си! Карпа. Челеста Карпи.
Так и подмывало пошутить по поводу ее итальянского двойного поддакивания, едва сдержался. Вместо этого из меня вывалилась громоздкая констатация:
— Челеста хочет карпа. Понятно. Увы, могу предложить лишь колбасу. Впрочем, мой дед говорил: «Лучшая рыба — колбаса», поэтому…
Что «поэтому» я так и не придумал, вместо этого мысленно раздалось:
«Обед!»
Я даже не понял, что случилось. В мгновение ока дрожащая от страха девушка вновь оказалась забитой в угол, коленки прижались к груди, кулачки вжались около подбородка. Окаменевшее лицо с ужасом глядело, как около моей головы извиваются пищевые придатки корабля.
Совсем плохая поза для владелицы мини-юбки. Надо бы сказать. Но сначала как можно быстрее объяснить, что бояться нечего.
— Еда! — Я поймал ладонью один из живых канатов, что шевелился возле рта. — Смотри: ам!
Откушенный колбасный отросток был прожеван и проглочен.
— Понятно? Местный фастфуд. Гамбургер в отдельных ингредиентах. Попробуй.
Я протянул гостье быстро отросший кончик щупальца.
Не ожидал, что у нее хватит смелости повторить подвиг. Ладошка судорожно сжала теплую сардельку, девушка смущенно развернулась ко мне спиной, и зубки клацнули, оттяпав приличный кусок.
Первую минуту Челеста просто ждала, что умрет. Потом глаза разожмурились, челюсти принялись жевать, лицо просветлело.
— Допо ун раккольто нэ вьенэ ун альтро.*
*(Жизнь продолжается. Буквально: После одного урожая будет другой).
— Си-си, — весело поддакнул я, так как что бы она там ни сказанула, судя по выражению довольной физиономии это не было приговором. Наверное, сообщила, что вкусно. Или необычно. Сам я придерживался второго мнения.
Челеста снова разместилась на краешке кровати, разгладив футболко-юбку на сомкнутых бедрах. Лицо вдруг опять омрачилось. Глаза порыскали по сторонам, и девушка глухо обронила:
— Вольо а каза. Хоум. Ай капито?*
*(Хочу домой. Понимаешь?)
— Йес, — подтвердил я. — Хоум. Это я понимаю. Да, ит из май хоум.*
*(Это мой дом)
Ответ Челесту не устроил.
— Но, ио вольо а миа каза. Май хоум!*
*(Нет, я хочу в свой дом)
Теперь и до меня дошло.
— Пора домой? Что ж.
Нет проблем. Как утверждает появившаяся не с бухты-барахты народная мудрость, баба с возу — кобыле легче.
А с другой стороны — жаль. Баба-то вроде неплохая.
— Только смотри, об этом, — я сделал круг рукой, — молчок. Андестенд?
Явно не андестенд.
Во второй попытке я приложил палец к губам, потом рука указала на небо, а палец сурово погрозил девушке. В конце пантомимы моя ладонь на секунду прикрыла глаза.
— Каписко, ва бене. — Челеста тоже обвела обстановку руками и закрыла себе глаза. — Нон ведево ньенте. Э о джа диментикато.*
*(Понимаю, конечно же. Ничего не видела. И уже все забыла.)
— Надеюсь, ты поняла.
Не прошло двух минут, как мы подлетели обратно к окну, из которого Челеста столь непредсказуемо вышла со своим погибшим любимым на последнюю прогулку. А там…
Там все еще бурлит, шипит и клокочет, как забытый на горелке чайник. Карабинеры. Детективы. Страховщики. Родственники. И еще море каких-то непонятных людей. Все нескончаемо переругиваются друг с другом. Кто-то тише, кто-то невыносимо громко. Нога Челесты ступила на парапет, девушка вознамерилась явить себя обездоленному миру, но вдруг отшатнулась обратно в невидимость.
Навстречу шли двое. Какой-то обрюзгший мужик и поникшая женщина в слезах. Мужчина озлобленно кричал, отчаянно при этом жестикулируя:
— Ла востра донна дель джиро э ль уччидиторэ дэль мио фильо!*
*(Ваша шалава — убийца моего сына!)
— Аль контрарио! Нон димми буджие!..*
*(Наоборот! Не врите!..)
— Но! Квандо ла черкеро…*
*(Нет. Когда я ее найду…)
Лицо Челесты обратилось в предсмертную маску, она отступила еще на шаг назад, хотя и так была внутри, и я расслышал шепот:
— Си пуо… рестарэ кви?*
*(Можно остаться здесь?)
— Прости, не понимаю. Хочешь подождать?
— Вольо рестарэ кви. Квесто э поссибиле?*
*(Хочу остаться здесь. Это возможно?)
Ни черта не понятно. С виноватым взглядом я развел руками.
Она умоляюще сложила ладошки. Затем ладошки показали на обстановку. На меня. На себя. На пол.
— Кви. Хиа, нот хоум.*
*(Здесь. Не домой)
Если хиа — это анлийское хере, то, кажется, девушка просится остаться здесь.
— Хиа? — переспросил я, показывая на пол и на единственную кровать. Правда, достаточно широкую.
Челеста жутко покраснела, что просто немыслимо при ее цвете кожи, головка при этом твердо кивнула:
— Си-си. Ту испири сикурецца, сэй уомо ди куорэ, ио гвардо. Нон со ке узо коррэттаментэ алла парола уомо…*
*(Да-да. Ты внушаешь доверие\безопасность, ты добрый человек, я вижу. Не уверена, что использую слово «человек» правильно…)
— Точно? Уверена?