Проследив взглядом за опускавшимся по крутой баллистической траектории кораблём, я спрыгнул с гостеприимной крыши и направился в сторону бетонной площадки, служившей местным космодромом. Остановившись на её краю, я наблюдал, как в борту тупорылого с короткими крыльями космического корабля открылась дверь, вывалился трап, но игнорируя его, вниз прыгнула человеческая фигурка с «чекумашей» в руке.
— Who you such? — услышал я в шлеме, обращённый ко мне вопрос.
— Можно говорить по-русски, — ответил я. — Меня зовут Ранчельхваб Кабальбесо. Это я отключил радары, чтобы привлечь ваше внимание и не погибнуть здесь.
— Как ты сюда попал? — с заметным акцентом, но вполне грамотно, спросил по-русски всё тот же голос.
— Я даже не знаю, где нахожусь. Как называется это место?
— Это небесное тело носит священное для всех последователей объединённого мудаизма имя «Аль-Кайда»! Это спутник планеты Зухрияр.
— Меня сбросили сюда пираты. Я находился в плену и за мою голову был назначен выкуп. Деньги уплатили в срок и потому пираты меня освободили, выбросив на Аль-Кайду в капсуле. Обещаю, что вы также получите в благодарность за помощь деньги, скажем, по полмиллиона УРОДов каждый. И ещё сто тысяч, если дадите мне возможность прямо сейчас подключиться к сети «univer-net» и послать всего одно сообщение.
Не прошло и двух минут, как я сидел в тесном салоне, предназначенном для размещения членов ремонтной бригады, и вдыхал аромат свежезаваренного чифиря. Улыбчивый молодой смуглолицый парнишка, пододвигая мне терминал с тактильным управлением, объяснял порядок подключения к общевселенской информационной сети через сервер корабля, а я обдумывал текст сообщения, которое намеревался послать Антону Радаеву, носившему оперативный позывной Шерстяной.
Ремонтники из службы метеоритной защиты Зухрияра быстро состыковали разъединённые мною кабель-разъёмы, восстановив тем самым штатную работу станции, и вылетели на свою базу, носившую гордое имя «Стальной верблюд». По договорённости с командиром челнока, мы решили официально не заявлять властям Зухрияра о факте обнаружения меня на поверхности Аль-Кайды. Это позволяло членам команды получить обещанные деньги без уплаты большого налога, установленного правительством Зухрияра на все виды дарений, а мне — избежать официального расследования, которое неминуемо задержало бы меня здесь.
Сняв скафандр, я обнаружил, что всё ещё одет в мятую убогую робу мышиного цвета, ту самую, в которой щеголял в больнице на Арсенальной улице. Это было логично и вполне объяснимо. Но меня озадачило другое открытие: левая нога, в которую я получил добрый заряд тока, оказалась в полном порядке. Я придирчиво осмотрел бедро, ожидая увидеть следы глубоких проколов, оставленных иглами конденсатора, однако, ничего подозрительного на коже так и не обнаружил. Кровь, попавшая на штанину и оставшаяся там бурым пятном, убеждала меня в истинности воспоминания, но глаза и субъективные ощущения заставляли сомневаться в том, что всё это на самом деле имело место. Я долго размышлял над сделанным открытием, пытаясь понять, что же может оно означать и в конце-концов пришёл к заключению: существует лишь одно логичное и приемлемое во всех смыслах объяснение обнаруженному противоречию — между событиями на чердаке сумасшедшего дома и моим появлением в окрестностях Аль-Кайды прошло куда больше времени, нежели казалось мне в силу субъективного восприятия. Я побывал в некоем месте, где меня подвергли медицинской реабилитации, облачили в скафандр, поместили в «торпиллёр» и выбросили поблизости от спутника Зухрияра.
Вот только никаких воспоминаний о пребывании в этом загадочном месте в моей светлой голове не запечатлелось.
На станции «Стальной верблюд» я провёл не очень много времени — чуть больше семи часов. Скоротать вынужденное безделье мне помог командир челнока, оказавшийся доброжелательным и разговорчивым человеком. Мы сидели с ним в большом остеклённом зале, куда выходили двери причальных терминалов. Через прозрачный купол не составляло труда рассмотреть корабли, стыковавшиеся с орбитальной станцией, благодаря чему я узнал «Наварин» ещё до того, как сквозь отъехавшую в сторону бронированную дверь к нам вышел Костяная Голова.
В руках Константин держал пенал, подобный тем, в каких обычно транспортируют разного рода хрупкие грузы, скажем, медикаменты или спиртные напитки. Только привёз в нём Костя вовсе не выпивку, а деньги. Признаюсь, это был как раз тот случай, когда я расстался с деньгами без малейшего сожаления, а скорее даже с радостью. Командир челнока со своей стороны тоже оказался несказанно рад, получив из моих рук миллион шестьсот тысяч УРОДов. От души поблагодарив доблестного защитника зухриярского неба от метеоритной угрозы, я попрощался с ним и не мешкая прошёл внутрь «Наварина».
— Шерстяной разработал метод нейтрализации нанороботов в моей крови? — именно с таким вопросом обратился я Константину, когда за нами закрылась дверь шлюза.
— Ничего он не разработал, — махнул рукой Костяная Голова. — Ты вообще-то зря на него полагаешься, атаман! Ничем он тебе помочь не сможет, верняк говорю! Я когда ещё был совсем маленький, с большой головой и подвижными ушами и то соображал в аналитической химии лучше него. Полетели-ка лучше в Донскую Степь, обратимся там к настоящим знатокам.
— А я верю Радаеву, он толковый казак. Волосы, правда, как проволока торчат, но зато за бабами не волочится.
Константин задумался над моими словами, видимо, что-то его в услышанном насторожило. Наконец, после внушительно паузы, ответил:
— Ну, раз уж ты вспомнил о Наталье… могу сказать, что она очень протестовала против того, чтобы мы оставили тебя возле Октагона. Требовала, чтобы мы бросились атаковать «цивилизаторов». Круглов рассказывал нам, что еле её унял! Во как! Жаль меня не было рядом, я бы сам с удовольствием её унял!
— Где она сейчас?
— Весь курень собрался на станции «Претория», что возле звезды Каома в галактике Капельмейстер.
— Знаю такое место.
— Наталья Тихомирова находится на борту «ДнепроГЭС» а… хотя, по-моему, это несправедливо! Надо будет забрать её у Круглова. Я тут сочинил новую балладу, хочу, чтобы она послушала. Называется «Гвозди из ревеня». Если хочешь, шеф, могу и тебе сыграть…
— Избави Бог! — отмахнулся я. — Наташа, похоже, тебе понравилась?
— Да, испытал я душевное расположение. Ради Наташи я даже готов пойти на крайние меры: почистить зубы и побрить подмышки. — Константин вздохнул и продолжил, — Кстати, к нам присоединился Павел Усольцев на своей новой небесной ладье.
— И как же она называется? — полюбопытствовал я; Павел Усольцев, известный более под псевдонимами Отыму и Солёный Ус, всегда отличался категоричной патриотичностью суждений и я не сомневался, что в качестве названия корабля он непременно выберет какой-нибудь символ из истории России. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что корабль свой он назвал «Ярослав Мудрый», «Святополк», «Владимир Мономах» или что-то в этом роде…
— Шеф, ты как всегда угадал! — восхитился Константин. — Как тебе удаётся всегда всё угадывать? Корабль Усольцева называется «Таллин». С одной буквой «н».
— Гм-м, понимаю ход мысли Павла, более русское название подыскать действительно трудно.
— И кроме того, шеф…
— Да?
— С Павлом прилетела Ольга…
— Какая Ольга? — не понял я.
— Кхм-м… — Константин замялся. — Зубова, она же Усольцева. Супруга его. И по совместительству командир нашего прославленного расстрельно-конвойного дивизиона.
Мы синхронно вздохнули. И было отчего! Ольга Анатольевна Зубова являлась казачкой даже в большей степени, чем многие мужчины нашего роду-племени. Свою вполне заслуженную славу небесного воина она стяжала благодаря как незаурядным внешним данным, так и череде совершенно авантюрных и потому на редкость удачных боевых шуток. Шуток из той категории, что попадают в раздел классики саботажа и изучаются ныне как азбучные истины во всех учебных заведениях соответствующего профиля.
Скажу более того: не было в Донской степи атамана, гения и алкаша — одним словом обычного гетеросексуального мужчины — не мечтавшего в той или иной степени познакомиться поближе с живой легендой, персонифицированной в Ольге Анатольевне. В реестре оперативно-учётных псевдонимов за нею были закреплены чуть ли не с полдюжины разных кличек, но прижилась одна-единственная: Ола.
— А чего же это вдруг она прилетела? — удивился я. — Она же вроде сынишку родила Павлу?
— Дело-то такое… кх-м-м… необычное. Как узнала, что у нас приключеньице заварилось… с машиной времени и так далее… так сразу примчалась. Не отпустила Павла одного, говорит, защитю тебя, барана! Ну, Павел и сдался. А что ему оставалось делать? Хорошая она тётка, мне очень сильно нравится, — вздохнул неожиданно Константин. — Как и Наташа. Даже и не знаю, что делать… Может, мне и для неё балладу сочинить?
— Умоляю, Костя, не надо. Она же после родов, возможно, не оправилась. А у вас с нею разные представления о рифме.
Мы расположились в посту управления и Константин запустил алгоритм вылета: расцепленные кабель-тросы скользнули под выносной пирс, штанги носового и кормового фиксаторов отодвинулись от корабля, а створки громадных ворот-аппарелей разъехались в стороны. В потоке вырвавшегося в космос воздуха, в котором влага моментально конденсировалась в мириады хрусталиков льда, хороводом закружившихся вокруг корпуса «Наварина», мы подались прочь от пирса. Всё быстрее, быстрее — и вот уже «Железный верблюд» стал похож на маленькую аппликацию на фоне звёздного неба, затем стремительно съёжился до размеров булавочной головки и через мгновение растаял во тьме.
— Я так скажу, господа народ: хорошо всё то, что начавшись плохо, не заканчивается ещё хуже. — такими словами я обратился к своему куреню, собравшемуся в посту управления «Фунтом изюма». — Я благодарен вам за то, что вы в точности выполнили все мои указания, данные в момент нападения «Рональда Рейгана». Если б вы позволили эмоциям возобладать над разумом и вступили в бой с крейсером «цивилизаторов», боюсь, этот разговор не смог бы состояться ни при каких условиях.
Все корабли прославленного куреня имени Че Гевара-Самовара находились сейчас у причальных стенок крупной станции подскока «Претория», что двигалась по сильно вытянутой эллиптической траектории вокруг Каомы. Это была довольно холодная звезда класса К с неразвитой планетной системой, состоявшей всего из трёх планет-гигантов. Ничего особенно примечательного Каома из себя не представляла. Ценность «Претории» заключалась в том, что практически на целый миллион парсеков во все стороны это станция была единственной в своём роде. А потому место это было весьма посещаемое, приносившее стабильный доход своим владельцам, правительству планеты Дивклептос, во все времена поддерживавшему с казаками самые добрые отношения. Именно по этой причине «Претория» оказалась выбрана нами в качестве места рандеву кораблей куреня.
Я уже пообщался с некоторыми из казаков наедине, рассказал о перипетиях, выпавших на мою долю после задержания «Фунта изюма» крейсером «цивилизаторов». Теперь пришло время поговорить о планах на будущее в расширенном, так сказать, составе.
Братья-казаки сидели вдоль стен, уронив глаза в плошки с «укусом саламандры». Созерцательность их настроения объяснялась очень просто: сход наш только начался, а потому алкоголь не успел ещё растопить сердца. Наталья в сходе не участвовала; на самом почётном месте — в центре адаптивного дивана с массажёром для ступней — полулежала Ола, глядевшая на меня, как солдат на тупую бритву.
— Атаман, мы, конечно, понимаем, что не имеем права требовать от тебя отчёта… это только Совет Атаманов может требовать объяснений… — обронила она негромко, перебив меня, — но я не могу удержаться от вопроса.
— Валяй, подруга!
— Я уже познакомилась с Наташей, потолковала с ней, признаюсь, даже отчасти поверила в её рассказ. Так вот, я хочу понять: во всей этой истории с твоей стороны чего больше — желания разобраться в сути происходящего или банальной похоти?
— А какая тут может быть похоть?
— Ну как же-с! Длинноногая, зеленоглазая, вся такая из себя заманчивая девушка с необычной судьбой… и ты — весь из себя благородный, бескорыстный, опалённый дымом проигранных звёздных сражений, настоящий дервиш Вселенной на белом осле! С целым контейнером наличных УРОДов, что весьма немаловажно для нынешних молодых зеленоглазых девиц. Может, на твоё поведение влияет банальная потребность интимной близости, а-а? Может, главная проблема заключается вовсе не в поисках мифического «торпиллёра», а в брутальном желании наказного атамана реализовать потребности собственного либидо?
Что тут можно было ответить? Женщины умеют быть бескомпромиссны и жестоки, да и вещи называть своими именами тоже умеют, разумеется, тогда, когда это становится им выгодно. С присущим мне хладнокровием я улыбнулся и ответил:
— Кто ещё думает так?
Казаки молчали. Шмыгали носами, пыхтели над плошками, в глаза мне не смотрели.
— Судя по тяжести повисшего молчания, так думают многие! — подытожил я с присущей мне бескомпромиссностью. — Что ж, давайте проясним этот вопрос, коли он жжёт сердца миллионов! Имеет смысл внести ясность. Первое: путешествия сквозь время — реальны. Я лично уже путешествовал в две тысячи шестой год…
Тут мой курень ахнул, а Нильский Крокодил сразу же достал из заднего кармана свой топорик. Насторожился, видать.
— Да, да, вы не ослышались. Я побывал в две тысячи шестом году и встретился там с Наташей Тихомировой. Уверяю почтенное собрание, что «торпиллёр» — вовсе не миф, в этом устройстве я находился, когда вернулся в наше время. Второе: технологией броска сквозь время овладели «цивилизаторы». Именно они и забросили меня в июль две тысячи шестого года в город Санкт-Петербург. Цель они преследовали весьма нетривиальную: хотели, чтобы я помешал Наталье переместиться в будущее. Другими словами, я должен был вернуться сюда вместо неё.
— А ты? — не удержался от вопроса Павел Усольцев.
— Я, разумеется, поступил наоборот. Разве уместны на сей счёт какие-либо сомнения?.. И наконец, третье: для меня очевидно, что технологией перемещений сквозь время обладает и иная, пока неизвестная нам сила. Назовём её…
— «Медведом», — вдруг подал голос Антон Радаев, он же Шерстяной. Видимо, «укус саламандры» разбудил его воображение, хотя, признаюсь, я не понял того ассоциативного ряда, что возник в голове, покрытой торчавшими как проволока волосами.
— Почему это «медведом»? — уточнил я на всякий случай.
— Креативное имя…
— Что значит «креативное»?
— Никто не знает значения этого слова, — подал голос Нильский Крокодил, — поэтому употреблять его можно по собственному разумению.