Двигаясь, как робот, она встала и подошла к столу Дениз Требье, выдвинула верхний ящик и взяла оттуда аккредитацию — белый пластиковый прямоугольник на ланъярде с печатями и фоткой Дени. Зря Требье переживала: фото было удачным. Но еще удачнее, если вместо него будет изображение Роэл.
К огромному своему удивлению, не испытывая никаких угрызений совести, Роэл сунула аккредитацию Требье в свою сумку и поспешила к выходу. Только в коридоре замедлила шаг и прошла мимо Ника и Дени, стараясь казаться спокойной, обыкновенной… Но они все равно обменялись ухмылками…
Погруженная в свои неспокойные мысли, которых после кражи персонального бейджика Дениз Требье стало еще больше, донельзя взвинченная девушка нервно торопила таксиста, которого ей пришлось нанять, так как из-за Феррари она осталась “безлошадной”. В конце поездки до крайности раздраженный мужчина, вытирающий платочком потный лоб, кажется, был готов прибить ее и закопать прямо в чистом поле.
В итоге в лечебницу Святого Трифона Роэл приехала значительно раньше назначенного Дюпоном времени сеанса. Припарковав свой «Жучок», девушка пошла было к темному нависающему зданию лечебницы, но представив, как ей придется полтора часа ждать в мрачном холодном коридоре, резко повернулась и направилась к саду.
Он был особенно прекрасен сейчас, в третьей декаде мая, в самый пик цветения яблонь. Белые и нежно-розовые цветы, усыпающие изящные тонкоствольные деревца, сделали сад еще светлее, а молодая трава под ногами вызывала только одно желание — разуться и пройтись босиком по шелковистому изумрудному ковру. Что Роэл и сделала: скинула свои балетки и осторожно ступила в царство зелени и света. Черное крестообразное здание лечебницы отсюда не просматривалось, над головой колыхалось бело-розовое море, воздух наполнял чарующий аромат, а на зелени тут и там лежали солнечные пятна. Мир был прекрасен и, казалось, что в нем нет места злу.
Роэл прошла еще немного и тут увидела в этом нереальном месте качели, веревочные качели с длинной прямоугольной дощечкой, перекинутые через толстую изогнутую ветку яблони.
Как во сне, подошла и тронула веревку, ощущая под ладонью шершавую текстуру пеньки. Качели невесомо колыхнулись. Очарованная, Роэл присела на дощечку, оттолкнулась от земли и полетела, раскачиваясь все сильнее. Совсем скоро ей предстоит спуститься в ад, но перед этим она просто в свое удовольствие покатается на качелях. Пусть чудовище подождет.
Он появился внезапно, как черт из табакерки. Не показался из-за яблонь, не прошел по траве… Он просто возник, словно материализовался из воздуха — чудовище, которое по какому-то глупейшему стечению обстоятельств выпустили из клетки. Дюпон совершил огромную ошибку, что разрешил Гаспару Леоне выйти из изолятора! Фатальную.
Потому что выглядел он на редкость паршиво — вряд ли у кого-то в здравом уме хватило мозгов с ним связываться. Был он голый по пояс — рукава комбинезона завязаны на узких бедрах, а рельефный торс, блестящий от пота, покрыт ужасающими татуировками — ухмыляющаяся смерть с косой, какое-то изречение на латыни, воткнутый в левое плечо кинжал, извивающаяся на правом плече змея и рваная рана на животе, из которой голодные вороны тащили сплетения кишков. Роэл сморщилась, стараясь отвести взгляд, но в его мрачные зеленые глаза, под которыми залегли темные тени, невозможно было не смотреть. Разглядывая девушку на качелях, как раньше времени поданный десерт, Гаспар склонил голову набок, и чуть-чуть усмехнулся краешком рта, в котором у него была зажата острая зубочистка.
Очевидно, Леоне был занят на трудотерапии, но каким-то чудесным образом смог с нее улизнуть, и это лишний раз доказывало, что из изолятора его выпускать крайне не рекомендуется.
— Куколка, — осклабился Гаспар, перекатывая зубочистку из одного уголка рта в другой. — Наконец-то в платье. Правда, не в том, котором я хотел тебя видеть, но прогресс налицо.
Роэл лихорадочно попыталась остановиться, но он не дал — приблизившись, встал сбоку и с затаенной улыбкой толкнул качели.
— Я больше не хочу! — собравшись с силами, проговориладевушка. — Отойдите!
— О, котеночек, неужели ты лишишь меня удовольствия доставить тебе такую маленькую радость? — то, что изобразил на своем лице Гаспар, меньше всего походило на добрую, заботливую улыбку. — И да, кстати, с тебя, вроде как, причитается…
— Я не просила у вас эту шикарную машину! Ничего я вам не должна! — воскликнула Роэл со злостью. — Ничего!
— Не понравилась, значит? А я так старался, думал, ты оценишь мою заботу, — грустненько вздохнул Гаспар и толкнул качели сильнее. — На твоем желтом корыте передвигаться просто опасно.
— Не опаснее, чем иметь дело с вами! — выпалила девушка.
— Побойся бога, куколка! Благодаря твоему волшебному лечению я иду на поправку, даже человеческого мяса не хочется, ты мне веришь? — кривляясь, поинтересовался он. — Труд исправит меня, не сомневайся! Вот сейчас, например, я целых два часа выгружал тару для детского питания и думал о том, как обрадуются детишки, когда мамы купят им яблочное пюре, которое мы тут производим.
Но его страшное бледное лицо с алыми губами, его татуировки и холодные зелёные глаза, в которых мерцал голодный, безумный огонек совершенно не вязались с его словами — они звучали издевкой, насмешкой, бредом. На самом деле он сожрал бы всех этих детишек, о которых только что говорил, и не подавился бы.
Опасно! Шатучая доска прогибалась под Роэл, а натянутый мохнатый канат терся о тяжелый сук. Вдруг оборвется?
— Знаете что? — тихо, но с нескрываемой ненавистью сказала Роэл, стараясь загнать страх вглубь себя. — Я найду способ рассказать Фебу Дюпону, что на самом деле все не так и тогда… тогда вы сгниете в изоляторе! Я найду амулет, который будет действовать и на вас тоже!
Гаспар придержал веревку и качели остановились. Роэл тут же попыталась с них соскользнуть, но он не дал — подступил к девушке так близко, что ее плотно сомкнутые колени уперлись в его живот, на котором вытатуированные вороны расклевывали его вытатуированные внутренности.
— Глупая, глупая кукла, — протянул он, взявшись за веревки и нависнув над насмерть перепуганной от своей дерзости Роэл. — На самом деле тебе нравится мне подчиняться, и ты ждешь, когда я тебя трахну. Скажи, что это неправда, куколка! Скажи — и ты соврешь.
— Это неправда, — прошептала девушка, вся дрожа от его близости, от его будоражащего запаха и одержимого, невозможного взгляда.
И тогда Леоне вдруг резко и сильно дернул качели за веревки. Чтобы удержаться на узкой дощечке, Роэл по инерции за него схватилась и только в следующее мгновенье сообразила, что произошло: ее руки легли на его голые плечи, а босые ноги плотно обвили его узкие бедра. Холодный и твердый на ощупь, как мраморная статуя — Роэл попыталась отстраниться, но не тут-то было. Его пальцы скользнули под подол платья, украшенный оборкой, обхватили и крепко стиснули ее ягодицы. Груди уперлись в его голую грудь сквозь шифоновую, почти прозрачную ткань платья и Роэл с ужасом почувствовала, как заныли, запульсировали соски и эта пульсация проложиладорожку по ее телу вниз, туда, где наливался мерцающим жарким кварцем низ ее живота.
Откинув голову назад, Гапар засмеялся, захохотал, как сумасшедший (коим, своей сути, он и был), не давая ей вырваться, а потом поцеловал, чуть прикусив ее нижнюю губу и тут же зализав вспыхнувшее болью место укуса.
Перепуганное сердце рвалось, как мчащееся по лесу от пули дикое животное. Роэл уперлась ладонями в его грудь — но справиться с ним не смогла. Гаспар Леоне всецело завладел ее ртом, сплетая и расплетая свой острый язык с ее.
Все, чего в тот момент она по-настоящему хотела — закричать от ужаса, отвращения и ненависти к чудовищу, которое распоряжалось ее телом по-хозяйски, бесстыдно. Феб Дюпон, поцеловавший ее так нежно, услышит ее крик и Роэл будет спасена.
Но качели пели: «Молчи…», но от этого ощущения зыбкости, подвешенности в воздухе сладкая нега охватила тело, которое стало одновременно легким и тяжелым. Его близость будоражила. Холодный и твердый, запрещенный, ненавистный и… желанный. Желанный не ей, а ее телом, превратившимся в безвольное желе, у которого было только одно сумасшедшее стремление — подчиниться полуобнаженному мужчине с зелеными глазами и жуткими татуировками.
Секунды млели и млели, и вместе с ними млела Роэл, растекаясь тягучим медовым киселем. Так влажно, горячо и мокро между ног, так пульсирует скользкий бугорок, прикрытый лишь насквозь пропитавшейся ее соками полоской трусиков, когда он целует ее подбородок и спускается к шее, а его умелые прохладные пальцы стаскивают с нее кусок кружевной ткани.
Глядя Роэл прямо в глаза, Гаспар ласкает внутреннюю поверхность ее бедер, треугольник светлых, пропитавшихся ее влагой волос, но не касается самого лона, приводя Роэл в исступление, как будто в жерло пышущего вулкана медовой горкой стекает жидкий лед.
Огромный яблоневый сад качается в его гипнотических зеркальных глазах, но не бьет стекла.
— Проси, — исподлобья глядя на нее, говорит Гаспар Леоне и Роэл с ужасом видит свое измученное отражение в его черных зрачках, резко контрастирующих с яркой зеленью радужки.
— Прошу! — тут же послушно повторяют алые, распухшие от поцелуев, и будто бы не ей принадлежащие губы и жизнь ломается в призме зеленых аллей яблоневого сада, потому что Роэл понимает — она хочет этого и без его приказа. — Войди в меня. Возьми меня. Я твоя, Гаспар, твоя навсегда…
Губы не ее и это сводящее с ума желание тоже не ее, но наслаждение принадлежит ей без остатка, когда влажные, распустившиеся ему навстречу складки ее лона чувствуют его, а потом он в нее входит, заводя сладостные движения в ритме качелей.
Это похоже на прыжок в запредельную высоту и последующее возвращение к точке исхода. От небесных ворот восторга на усыпанное острыми булыжниками дно самой глубокой пропасти. Открыть, а потом закрыть. Раскалиться до критической температуры, а затем простыть. От эйфории до отчаянья и от отчаянья обратно к эйфории — прижавшись лбом к его плечу, Роэл растворилась в четком ритме качанья и сделала бы в тот момент что угодно, лишь бы он не прерывал своих толчков бедрами и входил в нее глубже — на максимально возможную глубину!
Из страшных ритмов обвала — в блаженные ритмы восхода, это движение длилось от неба и до неба, кусочек которого виднелся сквозь лилейные кроны. Порыв ветра налетел на яблони, осыпая Роэл нежным снегом лепестков, хаос стал космосом и она кончила.
— Укрой меня, Боже, во аде моем, — тихо и непонятно сказал Гаспар Леоне и, взяв истерзанную девушку за подбородок, поцеловал ее искусанные, пересохшие губы.
ГЛАВА 10. Город ювелиров
— Дениз Требье, пресса, — Роэл приветливо улыбнулась секьюрити, позволяя ему чуть ли не носом в свою грудь уткнуться, изучая аккредитацию.
Как она вчера изгалялась над несчастным бейджиком гадюки Дениз лучше не вспоминать! Однако при помощи обычного канцелярского клея, степлера и ножниц ей удалось отколупать фотку Требье, заменив ее своей. В итоге получилось очень даже прилично, а улыбающуюся физиономию Дени Роэл с некоторой долей удовлетворения искромсала ножницами.
Но сейчас, стоя по струнке перед молчаливыми охранниками-вампирами, казалось, сканирующими ее взглядами, Роэл подумала, что, возможно, все это было зря и с Интер-ювелир ее с треском вышвырнут. Ведь настоящая Дениз, обнаружив пропажу своей аккредитации, могла уже поднять целую бучу! Очевидно, догадаться, кто его забрал, гадюке будет несложно — как раз перед этим был разговор…
Каково же было удивление Роэл, когда, ощупав ее хорошенько во всех местах, охранник проговорил:
— Фотографировать изделия строжайше запрещено! Если нарушите запрет, вас сразу же удалят.
И посторонился! Стараясь не двигаться с подозрительной поспешностью, девушка прошла в конференц-зал отеля Роял-Риц и сразу же постаралась затеряться среди посетителей выставки. Встреча лицом к лицу с сотрудниками своей газеты ей сейчас совершенно ни к чему.
Это было похоже на какой-то огромный город ювелиров! Город закрытый, светский, фешенебельный, с улицами бриллиантов, изумрудов и рубинов, домами золота и серебра. Никаких тебе туристов и скучающих буковенцев! Столько элегантных, красивых и богатых людей в одном месте, почему-то в основном мужчин, Роэл не видела никогда. Чтобы привлечь их именно к своим стендам, пиар-менеджеры крупнейших ювелирных компаний княжества придумали простой, но действенный ход в виде моделей в полупрозрачных одеяниях, которые не скрывали абсолютно ничего. Роэл краснела и отводила от почти обнаженных дев глаза, а вот мужская доля посетителей выставки, наоборот, была довольна — клиенты к таким стендами шли, улыбаясь, наверняка еще и контракты заключали!
В ожидании объявленной конференции с участием Лоупа Маттиоли Роэл принялась разглядывать стенд ближайшего ювелирного бренда. Завидев пятизначные суммы, девушка сначала схватилась за сердце и хотела отойти подальше, но потом решила все-таки рассмотреть украшения — она же совершенно не обязана была ничего покупать. Правда, когда, замирая от восторга, разглядывала потрясающие серьги, подвески и кольца с тончайше сделанными мистическими ягуарами, нимфами и Медузами Горгонами, стеснялась жутко. От такой красоты дух захватывало, и Роэл чуть было не прозевала начало конференции!
По человечьим меркам Лоупу Маттиоли на вид было лет шестьдесят — с длинными седыми волосами, забранными в низкий хвост, в бордовом шарфе, богемно обмотанном вокруг шеи, он скрывал глаза за темными стеклами очков. Роэл терпеливо ждала его выступления — в конце она могла бы привлечь его внимание, задав вопрос, но, к ее величайшему разочарованию, мастер-ювелир так слово и не взял. Вместо него от имени бренда Маттиоли о новейших трендах ювелирной индустрии говорил его сын. Роэл практически не слушала, ее интересовал лишь сам мастер Маттиоли, поэтому когда Абелл Маттиоли вдруг как-то совершенно неожиданно объявил конференцию закрытой, а потом все захлопали, поднялись и стали расходиться, девушку накрыла паника.
Она находилась в заднем ряду, а Лоуп Маттиоли о чем-то коротко переговорив с сыном, в ненавязчивом сопровождении своей личной охраны направился к одному из крайних выходов, предназначенных не для гостей.
Господи, да ведь он сейчас уйдет! Просто вот так в суматохе и вспышках фотографов, среди которых Роэл быстро узнала Айзека Егиша, работающего на «Вечерний Буковень». В возникшей толчее Роэл стала пробираться вперед, но, казалось, ее только оттесняли дальше от Маттиоли, практически скрывшегося из виду. Ее охватило уныние — кто знает, будет ли у нее шанс снова увидеть его? А это значит — Гаспар Леоне, его насмешка и гипнотические зеленые глаза и, значит, позорно кончать и умирать от унижения, в них глядя…
При воспоминании о яблоневом саде и качелях, на которых он ее взял, сердце мучительно заныло, и Роэл, решительно тряхнув волосами, ринулась вперед. Пришлось некрасиво растолкать всех локтями, под недовольные взгляды и возмущенные восклицания, а потом и вовсе позорно кинуться Лоупу наперез, истошно крича:
— Мастер Маттиоли! Мастер Маттиоли, подождите!
Он даже не обернулся. Дюжие охранники с холодными непроницаемыми лицами оттеснили ее назад, и у Роэл на глаза навернулись слезы. Все было зря!
— Барышня, мой отец давно уже не дает интервью, — рядом с Роэл как по мановению палочки возник Абелл Маттиоли.
Смерив девушку холодным взглядом, сын мастера-ювелира прошел мимо.
— Мне не нужно интервью! — воскликнула отчаявшаяся Роэл. — Я хотела спросить об одной его работе! Скажите ему! Скажите, что дочка Вевы Харт хочет поговорить про… про это!
И случилось невозможное. Уже потом, анализируя произошедшее, девушка поймет, что действовала в состоянии аффекта, не иначе. Роэл сорвала с шеи цепочку со своим серебряным ключиком, который носила, не снимая, двадцать лет и протянула сыну Лоупа прямо в спину. В тот момент она просто не осознавала опасности, которой себя подвергла — без блокатора ее способности подчиняться она была беззащитна.
Но — о чудо! — Абелл Маттиоли обернулся, а потом, смерив девушку оценивающим взглядом, потянул из ее рук цепочку с ключом, рассматривая. Высокомерное выражение его лица не поменялось, но Роэл могла поклясться, что в глазах Абелла вспыхнул огонек заинтересованности.
— Да, это работа отца, — кивнул он. — Одна из ранних. Хорошо, я скажу ему. Возможно, он все-таки уделит вам несколько минут. Стойте тут.
И он скрылся за дверью, унеся ее кулон с собой. Роэл попыталась справиться с нахлынувшим страхом — без блокатора она чувствовала себя голой. Стоит кому-либо отдать ей приказ — и…