— Потом я направляю струю… прямо туда, и она так приятно щекочет, — сгорая от стыда, прошептала Роэл. — И я… трогаю свои соски, сжимаю и… пытаюсь лизнуть. Мечтаю, что могу дотянуться до них, ласкать их ртом и посасывать. И я направляю струю по кли… тору… верх и вниз, сначала медленно, но потом быстрее, а потом еще быстрее и ин…интенсивнее. А потом я закрываю глаза, и это происходит, то есть… оргазм. Гаспар Леоне, когда-нибудь я убью тебя за то, что заставил меня рассказать все это!
Последнее предложение Роэл без всякого перехода выплюнула прямо в его лицо, в его хищные глаза до смерти довольного кота, до отвала обожравшегося сметаны.
— Просто прелесть, как очаровательно, куколка, — задумчиво улыбнулся Гаспар, и, запрокинув голову к потолку, обратился к кому-то невидимому. — Не знаю, чем я заслужил такой царский подарок, но ты явно решил меня побаловать. Смерть дышит тебе в затылок, знаешь об этом, куколка? Больше всего на свете сейчас я хочу приказать тебе переступить эту блядскую черту, наброситься и упиться тобой, твоим нежным телом, вкусить, как самую изысканную и утонченную пищу, которую послал мне бог… или дьявол, не знаю… Да мне, в общем-то, и наплевать. Но наша с тобой сказка не должна заканчиваться так быстро, иначе мы просто не сможем насладиться ей в полной мере. Как думаешь?
Его хриплый алчный шепот звучал как будто внутри нее и, объятая животным, первозданным ужасом, трепещущая Роэл захлебнулась словом «Нет!».
— Покажи, как себя ласкаешь, — приказал Гаспар, не отрывая от нее ненасытного взгляда. — Кончи для меня, куколка!
— Не смогу, — девушка нашла в себе силы, чтобы усмехнуться и медленно покачала головой. — Не здесь. Не с тобой.
— Золотце, открыть одну страшную тайну? Ты боишься себе в этом признаться, но ты сама хочешь этого.
— Ложь! — закричала Роэл и повторила с безграничной яростью. — Ложь!
Но почему тогда, когда она задрала футболку, так блаженно и сладостно заныли под его взглядом кончики сосков, притиснутые жестким поролоном лифчика? Почему пересохли губы, и Роэл медленно облизала их, невольно воскресив в памяти стальной вкус его поцелуя? И почему стало так тепло между ног, а джинсы там вдруг показались слишком тесными, и Роэл прочувствовала каждый их давящий на лоно шов?
Она расстегнула лифчик и неловко отбросила его, но не рассчитала и он улетел за оранжевую черту, шлепнувшись прямо на его стол. Гаспар медленно поднял его за чашечку, еще хранившую тепло девичьего тела и поднес к лицу. Ноздри его затрепетали, а зрачки расширились, когда он уловил исходящий от белья тонкий запах ее духов.
Роэл сжала кончиками пальцев свои острые, яркие, похожие на ягоды земляники соски и едва сдержала позорный сладострастный стон. Все, что угодно, лишь бы не ее скромный лифчик в его красивых бледных пальцах! Все, что угодно, только не…
Девушка задохнулась и сделала на стуле движение бедрами, и жесткие джинсы впились в ее возбужденное лоно. Судорожно сглотнула, но воздуха не хватило.
— Продолжай.
Его усмешка, изуверский серебряный оскал гипнотизировал ее. Немеющими пальцами Роэл расстегнула непослушную пуговицу, а затем и молнию на джинсах и приспустила их, но они мешали. Пришлось вовсе от них освободиться и остаться перед Гаспаром Леоне в одних нежно-голубых трусиках.
Прекратить это безумие. Остановиться. Она сможет!
Но вместо этого Роэл широко раздвинула ноги, давая ему во всех подробностях рассмотреть внутреннюю сторону ее бедер и влажное пятно на тонком материале, прикрывающем разбухший бугорок. А затем собственные вероломные пальцы притронулись к лону, поглаживая и чуть-чуть лаская, и нырнули за ткань. Собственное прикосновение к пульсирующим от возбуждения складочкам, эта скользкая горячая влага на подушечках и внимательный, чуть насмешливый взгляд наблюдающего за ней по ту сторону запретной черты Гаспара Леоне сводили с ума.
Пальцы Роэл порхали по влажному междуножью, теребя лоно, а затем указательный и средний окончательно ее предали — легко скользнули внутрь, туда, где было так бархатно, так пламенно и так тесно. В каком-то забытьи покрытая испариной Роэл сползла со стула на прохладный пол, отделенная от Гаспара Леоне лишь яркой оранжевой чертой. Умирая от позора и наслаждения, Роэл бесстыдно раскрыла бёдра у его ног цветком, который он сорвать не мог. Его гипнотические зеленые глаза над ней и ее трепетные пальцы сделали свое дело, и Роэл накрыл оргазм.
— Кстати, куколка, забыл сказать… — прозвучало ей в спину, когда девушка, одергивая футболку, на негнущихся ногах подошла к двери камеры. — Я сам не свой, когда голоден. Сил на то, чтобы контролировать камеры наблюдения, у меня не хватило. Но, думаю, охранники, так же, как и я, нашли тебя божественной.
Роэл задохнулась.
Камеры видеонаблюдения! Все записывали! Она забыла о них! Чужие, посторонние люди видели, как она… Как она удовлетворяла себя на глазах этого чудовища!
Она чуть не застонала, не взвыла в голос, словно смертельно раненое животное. Каких усилий стоило сделать шаг вперед, вместо того, чтобы рвануться назад, за проклятую оранжевую черту и вцепиться Гаспару прямо в его ненавистные зеленые глаза и выцарапать их к чертям собачьим!
Краснее вареной свеклы Роэл ступила в коридор, ожидая увидеть ухмыляющиеся рожи охранников, маслянистые глаза, услышать смешки и пошлые шутки. Ожидая, что шокированный Дюпон под локоть уведет ее в свой кабинет и скажет, что ей самой лечиться нужно, и он уже приготовил для нее чудесную светлую палату…
Но ничего этого не произошло. Стражи Гаспара Леоне смотрели со своим обычным равнодушием, а вежливый Феб Дюпон, как у них уже повелось, проводил Роэл до стоянки и, предупредительно усадив девушку за руль «Жучка», прежде, чем хлопнуть дверью, поинтересовался:
— В пятницу вечером все в силе, Роэл?
— Что? — вскинулась она, но, сообразив, что главврач говорит о назначенной встрече, кивнула. — Да-да, в силе, конечно. В силе, да, разумеется…
Ненужное многословие, а лихорадочные, убегающие от нее мысли заняты другим. Обманул! Обманул Леоне, заставив ее пережить самые ужасные мгновения своей жизни. Он следил за камерами — и слава богу. Если кто-то увидел бы то, что сегодня она сотворила в камере Гаспара Леоне, Роэл этого не перенесла, и Дюпону действительно пришлось бы готовить для нее палату.
ГЛАВА 8. Ключ от всех дверей
— Я впечатлен, мисс Харт. Впечатлен и не намерен этого скрывать. И да, я собираюсь направить письменный запрос в Княжеский университет, чтобы по окончании они распределили вас к нам и только к нам.
Это было странно — сидеть прямо напротив главврача психиатрической лечебницы Святого Трифона в уютном подвальчике-кафе в центре Буковеня. Странно видеть его не в белом халате, а в джинсах и черной футболке-поло с рисунком в стиле кэжуал — каким-то мифическим то ли сноубордистом, то ли инопланетянином в огромных круглых очках. Странно было ловить на себе внимательный взгляд его темных и теплых, как крепко заваренный чай, глаз. Она откровенно не хотела идти на эту встречу, подспудно избегая всего, что связано с лечебницей Трифона и Гаспаром Леоне, но потом совершенно неожиданно для себя оттаяла, правда, больше молчала, изредка чуть улыбаясь в ответ на открытую улыбку Дюпона.
Потому смысл его слов осознала Роэл не сразу. Она кивнула, снова улыбнулась и отпила из пузатого бокала белое вино, ощутив свежие ноты лимона и цитрусовых. И только потом девушка поняла, что это будет катастрофой — на его запрос из университета придет ответ — такой студентки там знать не знают и на практику никого не посылали.
— Давайте все-таки подождем до конца моей практики, мистер Дюпон, — проговорила Роэл с тщательно скрываемой паникой. — Не хотелось бы торопить события, всякое может произойти…
— Феб, — мягко поправил он. — Зови меня Феб.
Роэл залюбовалась его светлыми волосами и мужественным подбородком, а потом до нее вдруг дошло, что это не просто деловая встреча, а самое настоящее свидание. И если б не кошмар по имени Гаспар Леоне, этот красивый мужчина мог стать тем, кто отвлечет ее от мыслей о Николасе Леконте.
— В лечебнице Святого Трифона я повидал многое, Роэл, но то, что делаешь ты — высший пилотаж. Ты знаешь, Гаспар Леоне — монстр, и да, он практически обратился в упыря. Думаю, он даже подталкивал себя к этому, хотя мог сопротивляться превращению. Любые наши усилия, направленные на то, чтобы сохранить его разум, были безуспешны. И тут появляешься ты — неопытный новичок и начинаешь проводить терапию, которая не снилась даже психиатрам с многолетним стажем. Признаюсь честно, я присутствую при каждой вашей встрече — вернее наблюдаю с камер видеонаблюдения. То, какпрофессионально ты себя с ним ведешь и то, какой результат это дает, просто поражает мое воображение. Прогресс налицо! Гаспар стал стабильнее, намного спокойнее — ты, Роэл, сотворила чудо! Знаешь, я даже иногда думаю — а не влюбился ли он?
Что она могла сказать в ответ на все это? Что камеры видеонаблюдения по желанию Леоне показывают вовсе не то, что происходит в камере на самом деле. Рассказать все Фебу — как бы ей этого хотелось сейчас, однако ее рот был крепко-накрепко завязан и от невыразимого крика о помощи, от сдерживаемого напряжения Роэл истерически засмеялась, но это получилось чертовски впопад.
— Тебе смешно, ты видишь в нем пациента, но, наблюдая со стороны за тем, как он на тебя смотрит, поневоле в голову придет даже такое фантастическое предположение, — заметил Дюпон. — Как бы на него это не было похоже, но Гаспар дает понять, что видит в тебе врача и субординацию соблюдает беспрекословно, однако смотрит…
— Как? — спросила Роэл, закусив губу.
Зачем спрашивать? Зачем ей знать, как смотрит несуществующий двойник Гаспара Леоне на несуществующую Роэл Харт в нереальной картинке, которую он транслирует прямо в камеры?
— С нежностью, Роэл, — ответил Феб и она уловила в его голосе какие-то странные нотки, которых тут быть не должно было. — Как на хрупкий цветок, который нельзя срывать. Можно только любоваться…
Ревность? Это ревность сейчас сквозит в его голосе, или Роэл окончательно и безоговорочно спятила?
— Вы преувеличиваете, мистер Дюпо… Феб, — стесняясь его прямого взгляда, поправилась Роэл.
— Роэл, я принял непростое решение сократить для Гаспара Леоне дозу эналиума, и убеждаюсь в его правильности, — проговорил Дюпон, сложив руки на столе замком. — Перед вашим последним сеансом он не получил положенную дозу лекарства — и что же? Он должен был быть зверски голоден и донимать тебя разговорами о том, как сожрет твое сердце и запьет бокалом свежесцеженной крови, но ничуть того не бывало! Все прошло просто отлично — ни единого упоминания о зверских упыриных желаниях! Думаю, пора подключать трудотерапию — как раз созревают яблоки и рабочих рук в саду не хватает… и можно разрешить ему перемещаться по территории лечебницы.
— Разрешить перемещаться? — не веря своим ушам, пролепетала девушка. — Выходить из изолятора?
Да что он такое говорит-то? В своем ли уме? Снизить контроль над самым опасным заключенным больницы-тюрьмы? Позволить ему выходить из камеры? Сумасшедший Феб Дюпон!
И тогда Роэл впервые пришла мысль, что Гаспар Леоне, хитрый лис Гаспар Леоне ничего не делал просто так. И, может, развлечение с ней — лишь часть большого плана, конечная цель которого… Побег. А что же еще? Но самое ужасное, свои опасенияРоэл Фебу сказать не может, и это делает ее соучастницей.
Что будет, если Гаспар Леоне окончательно превратится в хладного и вырвется на свободу? Скольких вампиров, людей, дампиров, десмондов он сожрет?
— У тебя такие сейчас глаза испуганные, — негромко проговорил Феб и накрыл ее трясущуюся руку своей большой тёплой ладонью. — Поверь, я знаю, что делаю, Роэл. Гаспар Леоне не покинет территорию лечебницы без моего особого разрешения.
— А вдруг сможет? — Роэл не хотелось убирать руку, но она вспомнила зеленые глаза Гаспара, почувствовала себя грязной и убрала. — Для этого ему будет достаточно просто перелезть через забор…
— Милая Роэл, Гаспар хоть и псих, но не дурак и ни при каком раскладе за ограждение не сунется, — перебил Дюпон. — Прекрасно знает, что контур его не пропустит.
— Контур? — нахмурилась девушка. — Это как?
— Ты никогда не задумывалась, Роэл, почему у учреждения с настолько повышенным уровнем опасности, как лечебница Трифона, такая, по своей сути, малочисленная охрана? При этом за все годы существования больницы из нее не сбежал ни один заключенный? — Дюпон испытующе посмотрел на Роэл, и она почувствовала — он сейчас скажет нечто важное. — Да потому, что окружающий лечебницу забор зачарован специальным многоступенчатым колдовством на ауру каждого заключенного здесь пациента, и не выпустит его наружу ни в каком обличье.
Как было бы здорово вставить это в статью! В статью, которую она не пишет и, наверное, так и не напишет, подавленная своим унизительным положением. И нет смысла спрашивать о системе охраны лечебницы подробнее.
— Безумно интересно, как это работает! — чужим, будто не своим голосом проговорила Роэл с чужим, как будто не своим дурацким энтузиазмом.
— На самом деле — просто, — пожал плечами Феб Дюпон. — Каждого нового пациента мы заводим в Малахитовую комнату, которая считывает его ауру и направляет ее непосредственно на периметр. В следующий раз, как придешь, я непременно покажу!
— Малахитовую комнату? — переспросила Роэл с удивлением. — Звучит роскошно… Она прямо малахитом отделана?
— Мы ее так зовем, — улыбнулся Феб. — Никакого малахита там нет, просто зеленые панели. Если пациента выписывают из лечебницы, что, увы, бывает довольно редко, то при помощи комнаты его аура из периметра изымается, и он может спокойно покинуть эти стены.
Роэл страшно разволновалась. Если она могла рассказать Фебу, что мерзавец Леоне лишь делает вид, будто ему стало лучше, хотя на самом деле это не так и голод его, наоборот, усиливается! Если только она могла хоть как-то выразить!
— Но если пациент-заключенный задумал побег, что мешает ему зайти в комнату и изъять свою ауру?
— Ты так непосредственно любопытна… Это мило! — главврач лечебницы Святого Трифона засмеялся приятным бархатистым смехом. — В Малахитовую комнату невозможно зайти просто так — она заперта, ключ существует в единственном экземпляре и есть он только у меня. О, это особенный ключ, Роэл! Им… им можно открыть любую дверь в лечебнице. Любую! Он же включает саму находящуюся в комнате установку.
Роэл понимала, дальше расспрашивать нельзя — это уже неприлично, но Нэнси Ле Гран, пронырливая журналистка из любимого сериала детства, подняла поникшую голову и Роэл беспрекословно подчинилась ей: