— Чегой-то они? — напрягся Демитрий. — Уж не вторжение ли готовят?
— Ну вот, теперь сто раз подумают, вторгаться иль пожить еще маленько.
— Хорошо бы. А то Марс нас теперь, поди, не поддержит, раз в контрах, а воевать на орбите Мидгарда не хотелось бы. Тем более с ними.
— А кто там живет? — поинтересовалась я, не слышала о таких.
— Пауков тарантулов видела? — спросил Демитрий с милой улыбкой. — Примерно то же самое, раз в десять побольше только. И умнее раз так в тысячу. Придут, сожрут всех, оставив население тысяч в десять на развод и программу усиленного размножения. Лет через пятьсот опять вернутся и сожрут возрожденное население. И так до бесконечности. Так они и кочуют по своим уже порабощенным планетам, позавтракали на одной, поужинают на другой, попутно ищут, кого б еще захватить.
— Жуть такая! — я передернула плечами от страха. Сразу вспомнился сон, в котором тарантул подбирается к горлу моего малыша. — Но вы ведь нам протянете хвост дружбы, если что?
— Протянуть-то протянем, — кивнул Демитрий, — да лететь до вас больно далеко. Можем не успеть.
— Так и война не завтра. — Пелегин лег на пол и стал качать пресс. — Я невольно залюбовалась могучим телом отца. Кубики пресса и бицепсы были видны даже через футболку. Интересно — сколько ему лет? Официально пятьдесят восемь. Но тело и кожа выглядели намного моложе. Я знала его уже больше десяти лет, и за это время он ничуть не постарел, а Влад говорил, что он ничуть не изменился с момента моего рождения. То есть за двадцать шесть лет.
Пелегин подчеркнуто даже не смотрел в мою сторону, ну да. Обидела, сорвалась. Беременность, что ли, так влияет?
— Дим, оставь нас, — тихо попросила я, ящер тут же вышел, не задавая лишних вопросов. По аурам и так все видно.
— Вы что-то хотели, Доротея Владиславовна? — подчеркнуто холодно осведомился глорианский отец.
— Пап, прости меня, пожалуйста, — тихо попросила я, — я вас всех люблю. Ты знаешь. Но… моя душа, она словно на четыре противоположные части поделена, и эти части иногда разрывают всю мою сущность. От тебя и от Влада, видимо, достались большие части. Я никак не могу забыть и отпустить те годы обучения с Демитрием и Витаором. Они чужды и дики другой половине моей души.
— Я знаю милая, знаю, — Пелегин подошел и обнял меня, — мне тоже вместе с тобой больно и плохо, поверь, но я не мог оградить тебя от этого. А знаешь, что — ты думай о том, сколько жизней ты уже спасла благодаря этим знаниям. И сколько сможешь спасти еще. А я всегда буду рядом с тобой, моя хорошая. И поверь мне, что было сделано все возможное для того, чтобы спасти Лизу.
— Пап, я беременна. Это само как-то вышло, я ж думала, что не смогу больше. Мне страшно… Очень.
— Не бойся, милая. Это будет замечательный мальчуган, как две капли воды похожий на своего отца. — Пелегин счастливо улыбался, держа мои похолодевшие от страха руки, в своих горячих. — Такие дети, как Лиза, рождаются лишь раз, на изломе тысячелетия.
— И у них у всех такая печальная судьба?
— Как правило, — кивнул отец, — отпусти ее душу… Не держи, дай спокойно уйти и переродиться.
— Она еще ко мне вернется? — с надеждой спросила я.
— Обязательно, — улыбнулся отец, — только отпусти сейчас. И береги себя, моя ты супер-геройка. Я знаю, что тебе тяжело. Но я что-нибудь придумаю, обещаю. Но поселок не покидай, пожалуйста. Пока не родишь. Сейчас ты особо уязвима. Он уже понял, что склонить тебя на свою сторону вряд ли сможет. Остается одно — убить. Пока не вошла в полную силу и не стала для него реальным противником.
— Хорошо, пап, я поняла, — кивнула я, прижимаясь к отцу, питаясь его энергией силы и уверенности, которой он всегда так и лучился. Отец отстранился и вдруг встал передо мной на одно колено, коснувшись губами обнаженной полоски живота.
— Ты только представь, какое это чудо, — отец коснулся рукой живота, и по нему разлилась волна внутреннего тепла, окутывая меня всю, словно кокон. Генерал поставил мощную энергетическую защиту.
— Ах, вот почему тебя последнее время с этой планетки не вытащить! — услышала я возмущенный женский голос, а обернувшись, увидела в дверном проеме высокую девушку — блондинку с длинными вьющимися волосами. У нее были голубые, как у отца, глаза и такой же проникающий в самую душу взгляд. В том, что передо мной стояла дочь Пелегина, не было никаких сомнений. Тот же нос чуть с горбинкой, тот же овал лица.
— Что-то подобное я и предполагала. Но что все до такой степени запущено!
Пока она говорила, отец встал и крепко прижал меня к себе, успокаивающе поглаживая по спине.
— Тебе сколько лет хоть, милое дитя? — меня так и прожигали презрительным взглядом.
— Двадцать шесть, — спокойно ответила я, сдерживая улыбку.
— Убиться и не встать! — взвизгнула красавица. — А следующей сколько будет? Шестнадцать? — девушка гневно воззрилась на отца. — Нет, я, конечно, все понимаю — мама за сотни лет приелась, у тебя возраст мужской дурости как раз подоспел. Но не до такой же, блядь, степени-то!
Я, не выдержав, рассмеялась, уткнувшись Пелегину в грудь.
— Че ты ржешь, поганка малолетняя!!! Ты имеешь хоть отдаленное представление о том, сколько ему на самом деле лет и в чью постель ты залезла? — негодовала сестрица.
— Да мне как-то ваще ровно, мне с вами за одним столом не сидеть, — ответила я, сдерживая смех.
— Ах ты! — мне показалось, что на меня сейчас кинутся и попросту голову оторвут. Но Пелегин вовремя рявкнул:
— Тара, уймись!
И тут челюсть красавицы просто упала на пол. Разглядела беременность, догадалась я, и снова подавила улыбку.
— Ты! — взвизгнула она, глядя на отца. — Как ты мог это допустить?
— Что именно? — спокойно осведомился Пелегин.
— Она понесла от тебя! Не видишь разве!
— Это мой внук, глупая, — улыбнулся Пелегин дочери, — челюсть красавицы отвисла повторно, она заморгала глазами, шокировано смотря на меня. Я сняла щиты, позволяющие ей увидеть свою необыкновенную радужную ауру, такой нет еще ни у кого во всей вселенной.
Девушка посмотрела, закрыла рот и залилось краской.
— Простите. Я не знала. Она закрывалась, да и вообще я думала, что ей лет двенадцать, еще все забываю, что время на Мидгарде быстрее бежит.
Воинственность красавицы вроде бы прошла. Я отстранилась от отца. И протянула ей руку.
— Меня Дора зовут, — протянула я ей руку с улыбкой.
Меня же поприветствовали весьма необычно. Девушка приложила левую руку к сердцу, поклонилась в пояс и промолвила:
— Здрава будь, дитя четырехмирья единое. Сестрица Сварожечка, да хранит Род наш всемогущий дом твой и близких твоих.
— И тебе того же, — прифигев, сказала я. Староверка она, что ли?
Меня молча и с любопытством обходили по кругу. Я тоже рассматривала сестру сейчас, когда не злилась. Девушка была очень милой и красивой. В каждом ее движении была необыкновенная грация и пластика. На вид немногим старше меня. Но лишь на вид, конечно.
— Хвоста, увы, нет, — с сожалением развела я руками, почувствовав, что взгляд сестрицы задержался на моей пятой точке. А о чем она думала, догадаться несложно.
— Прости. Просто реально интересно же, — в глазах Тары сиял неподдельный, детский даже интерес. — А она довольно милая. Когда не злится.
— От любопытства кошка сдохла, — усмехнулся Пелегин, — пойдемте чай пить.
— Простите, но мне домой нужно, — опомнилась я, — у меня там муж в не совсем адекватном состояние спит. Если проснется, а меня нет, точно не то подумает. Я лучше домой от греха подальше.
— Ну, давай перенесу тебя. От греха подальше, — Пелегин обнял меня, прижал к себе, пространство вокруг нас задрожало, размылось, нас окутало розовое северное сияние. Подул прохладный ветер. И секунд через десять мы оказались в нашей с Олегом спальне. Он безмятежно спал на своей половине кровати.
— Доброй ночи, дочь. Отдыхай, — Пелегин поцеловал меня в макушку и отпустил.
— Пап, — позвала я, не утерпев.
— Мм, — отозвался родитель.
— А как твое настоящее имя?
— Будешь хорошей девочкой — скажу, — улыбнулись мне, — спи давай.
Пелегин поцеловал меня в лоб еще раз и исчез.
Хороший он все-таки. Долго сердиться на него у меня никогда не получалось. Хоть убить хотелось очень часто.
Часть 25
Голова просто раскалывалась и гудела, во рту было суше, чем в Сахаре в засуху, к горлу подступала тошнота, Олег бросился к унитазу.
— Что ж такое-то, Господи.